О том, как Мимси и её спутник потеряли друг друга в вокзальной суматохе и как малыш Швоб спустя некоторое время оказался в одном интернате с Магнусом Миллионом, мы рассказывать не будем: это произошло случайно и к нашей истории отношения не имеет.

Ну а Мимси в одиночку добралась до Нижнего города, где и началась её карьера беспризорника.

Теперь вы, наверное, лучше понимаете, почему к четырнадцати годам она предпочитала бездомную воровскую жизнь комфорту одной из сорока трёх комнат особняка Миллионов?

Разве птица, вырвавшаяся из клетки, позволит заключить себя в другую, хоть бы и сделанную из чистого золота?

Вскоре в Нижнем городе все знали её как Мимси Покет. И она ни за что не призналась бы, какое имя дали ей сёстры в приюте. Едва начав что-либо понимать, она возненавидела его за абсолютную неуместность: её звали Мари-Ангел.

Однако теперь ничто не связывало Мимси ни с прежним именем, ни с прошлым. Она была бедна, одинока и свободна.

По крайней мере до тех пор, пока не попала в лапы к оборотням.

* * *

Когда Мимси устроилась в засаде на старом кладбище, на колокольне пробило полночь.

Если повезёт и она увидит оборотней, да ещё и Чёрную Даму, то надо будет прицепиться сзади к повозке и посмотреть, куда они едут.

Судя по словам Яноша, она имеет дело с сильным противником. Вот только придут ли оборотни и сегодня? Вчера у них была удачная охота, они забрали Каля и его сестёр, Петра и Одноглазого Братча. Возможно, заказчице больше и не нужно.

Мимси пожала плечами. Всё равно не оставалось ничего другого, только сидеть и ждать.

Она плотнее запахнула китель. Ей удалось укрыться от ветра в нише, украшенной гипсовыми ангелами. Тем не менее она стучала зубами от холода и вздрагивала при малейшем шорохе.

Место было малопривлекательное — особенно сейчас, зимней ночью. Кладбище Нижнего города, самое старое в Гульденбурге, уже лет сто считалось проклятым, и ни один человек в здравом уме не пожелал бы быть здесь похороненным.

Снег казался мертвенно-бледным, с синевой. В сумерках проступали то силуэт покосившегося надгробия, то перекошенная ограда заброшенной могилы. Когда Мимси появилась здесь, на аллеях кладбища не было ни души, только с деревьев вдруг, будто пожухшие листья, разлетелись в разные стороны вороны, и от их бешеного карканья у девочки перехватило дыхание.

Она достала из кармана каштан и время от времени рассеянно его откусывала. Подбрасывала на ладони монеты, украденные в Верхнем городе. Их позвякивание подбадривало её — казалось, ему под силу распугать зверей, чьи шаги иногда слышались в кустах: мелких грызунов, лис или бродячих котов.

Мимси замёрзла, и её стал одолевать сон. В конце концов, ей ведь было всего четырнадцать, и день выдался долгим — слишком долгим даже для такой неутомимой и сильной девчонки, как она.

Могильщики любят рассказывать, что всякий, кто уснёт на кладбище, больше уже не проснётся: душа вылетит через рот и будет вечно скитаться в тщетной надежде на погребение.

Мимси была суеверна. Она не боялась живых, но мёртвых — боялась, да ещё как. Ожидание длилось уже целую вечность, и без движения всё тело онемело.

Отколов от берета брошку, она стала развлекаться, царапая гипсового ангела, украшавшего нишу. Обломок камня на брошке был твёрдый и острый. Интересно, что означали выгравированные на нём ветки? Это просто для красоты? Или какой-то секретный символ?

Мысли кружились, сменяя одна другую. Женщина, носящая подобное украшение, опасна. Нельзя ни на секунду терять бдительность. Самое главное — не поддаваться сну…

Голова Мимси свесилась на бок. Девочка уснула.

Разбудил её грохот колёс.

Мимси Покет понадобилась доля секунды, чтобы прийти в себя. Судя по звуку, приближалась повозка. Приглушённо стучали копыта, и железные колёса с тихим скрежетом разрезали корку подмороженного снега.

Сердце подскочило у Мимси в груди. Оборотни! Они вернулись. На то самое место, которое указал Янош.

Улочку, где остановилась повозка, отделяла от Мимси кладбищенская стена. Подхватив берет, свалившийся на дно ниши, она выбралась наружу и бесшумно соскочила на землю. И всё-таки недостаточно тихо: с голых деревьев, громко хлопая крыльями и бешено каркая, взметнулась целая туча птиц.

Мимси чертыхнулась. Эти тупые вороны что, вообще никогда не спят? Её ведь запросто обнаружат, если вокруг будет такая суета! Она замерла на месте, навострив уши и сжимая рукоятку ножа, который всегда носила с собой.

Повозка приближалась. Медленно, стараясь ступать так, чтобы снег не скрипел под ногами, девочка подошла к выходу.

Было темно хоть глаз выколи. Тусклая луна дрожала между деревьев, больше похожая на отражение в воде. Её слабого света хватало, чтобы видеть, куда поставить ногу и не напороться на кованые прутья, торчавшие тут и там из земли, подобно зубьям капкана.

Кровь стучала в висках. По лбу лился пот, несмотря на зверский холод, от которого слезились глаза.

Кладбищенские ворота были приоткрыты. Затаив дыхание, Мимси прижалась к одному из столбов и осторожно выглянула на улицу.

Сначала она увидела лошадь. Огромный конь першеронской породы [Першерон — порода лошадей, выведенная во Франции в начале XIX века специально для работ, требующих выносливости и силы.], страшно пышущий паром, тащил повозку — нечто вроде чёрной тюремной кареты с зарешеченным окном. Мимси встречала такие на улицах Нижнего города.

Только эта повозка совершенно точно не принадлежала городской администрации. Кучера на козлах не было, и от этого карета казалась призраком.

Тут Мимси заметила человека, который, сидя на корточках позади лошади, внимательно изучал её копыта.

— Тихо, тихо, красавица, — приговаривал он.

Когда тот вернулся на козлы, девочка смогла как следует его разглядеть. Простое крестьянское лицо, сапоги и традиционный кучерской армяк.

— Ещё один, и возвращаемся, — буркнул он, когда лошадь дёрнулась с места.

Мимси следовало бы услышать в этих словах угрозу.

Но на узкой улочке, освещённой тусклой луной, не было никого, кроме мирного извозчика и лошади, монотонно качающей головой. Ни одной живой души.

Где же оборотни?

Когда она услышала очередной всплеск взлетевших с деревьев ворон, было слишком поздно.

— Ни с места, детка, — произнёс голос, от которого у неё похолодела кровь.

Конец ознакомительного фрагмента