Когда ноги донесли меня до знакомого двора и вывески «Перина», я выдохнул с облегчением. Перед боем не хватало только одного — крепкого сна и крольчатины на углях. Расплатившись за ужин, я прикинул, сколько у меня осталось. Тридцать шесть золотых на счете и около десяти на руках.

«Сколько стоит честь без сапог?» — буравил меня взглядом Удо, самый наглый гувернер на свете. И что-то еще приговаривал, пока я сам собирал вещи в путь, хоть то никогда и не было моей работой.

«Все еще дороже, чем мудрость прислуги!» — огрызнулся я тогда. И, кажется, пригрозил, что расправлюсь с ним, если матушка прознает, что я отправился в порт Стэкхола. Прознает раньше, чем мы отчалим.

Не прознала. Или отпустила с миром. А я из гордости взял слишком мало золота семьи.

— Милсдарь, прошу звинять…

Подавальщица принялась мыть полы прямо под моими ногами. Точно пора отходить ко сну.

— У вас есть перо и чернила? — спросил я, хоть и знал, что они водятся в каждом постоялом дворе, где считают доходы. — Я заплачу.

На меня покосились в удивлении. Но просьбу не отвергли.

Уже наверху, закрывшись в комнате, я зажег свечи. А затем забрался под одеяло, не снимая сапоги. Где теперь Удо, который отругает меня?

В комнате настоялась прохлада. Запах чернил добрался до моего носа — так долго я держал перо над письмом. Я смотрел на маленький клочок бумаги, где расписался почти безупречно. Лэйн Тахари. Человек, который иногда умеет писать разборчиво.

— Матушка, я жив, — усмехнулся я, проговаривая послание. — Нет, это дело ясное. Кто бы тогда отправил ей весть?

Что еще стоило бы написать, я, по правде говоря, совершенно не представлял. Что я цел и здоров и пока при деньгах? Что Саманья мог бы гордиться мной, а прогнозы Удо — чистое вранье? Что Буджун, ее нелепый супруг и, по несчастью, все еще мой отец, — подонок? Что матери стоило бы умчаться следом, в Воснию?

Я вздохнул. Сложил бумагу два раза пополам. Закрыл бутылек с ненужными чернилами.

После совершеннолетия мамам не пишут глупое «я скучаю». Мне есть чем заняться. Завтра же я выйду на ристалище и как следует отделаю воснийского бойца. Уже потом, через пару недель, заберу корону турнира, отправлюсь в первый поход… Вот о таком писать не зазорно. А может, из-за вороха дел я сам написать и не смогу. Отдам наказ прислуге. И звучать письмо будет так:

— Достопочтенная Мирем Тахари, ваш сын нашел свой дом. Наступит день, и вы сможете так же. — Я прислонил щеку к подушке и закрыл глаза: — Знайте, он верит в вас.

Пламя свечей погасло, оставив меня в полной тьме.

— Только дайте слово, что вы ни за что не позовете его обратно, — прошептал я и уснул.

Утро, следующий день

На дороге к главному манежу Крига собралась целая армия, разве что без железа. Если не считать охрану. Среди пестрой одежды благородных домов я проскочил незамеченным.

Остановили меня только у входа. Скорее всего, гвардеец не умел читать. Он вдумчиво пялился на оттиск канцелярии и пару раз обернулся на старшего в поиске наставления.

— А. Ты. Иди, — качнул головой один из гарнизона.

На этот раз передо мной дверей не открывали. Я ненароком подумал, что явился к другому входу, оплошал. Мои сомнения развеяло знакомое лицо. Меня снова ждали.

Человек-валун, страшила Вард с глазами из льда. Такие имена не забываются. По большей части из-за роста и комплекции их носителя, честно говоря.

— Вы так и не явились, — с деланой скорбью сказал мне Вард. Я следил за его руками. — Господин Симон крайне расстроен.

На лице валуна просто светилось, как он не любил расстраивать господ.

— Сожалею. Я должен был готовиться к бою.

Вард неприятно улыбнулся:

— В забегаловке «У Шторха»?

Я в недоумении заморгал. Свободная Восния — сколько у людей времени на досуг! Вряд ли Вард любит следить за молодыми дворянами. И все же «У Шторха» я и правда бывал после визита к Долам.

Значит, то была угроза. Дергаться не имело смысла: такие ребята не разговаривают с теми, кого хотят убить. К тому же резать участника грядущего боя на глазах у толпы? Глупость.

Вард чуть наклонился. Мое лицо обдало горячим дыханием.

— Вы можете не уважать Долы или Восходы, дело ваше, — кивнул Вард, а я не отводил взгляда от его рук. — Но… порядок в городе, наша работа, стоит денег. Как и организация свободного турнира.

— Сколько? — я пожал плечами.

Вард прищурился, будто у него водилась проблема с числами. Изучил меня взглядом и сказал тише:

— Честная доля от победы. Десятая часть.

Каждому по кусочку, вот и остался без пирога. Я не стал спрашивать, куда подевались десять золотых, которые я отдал клерку. Просто кивнул пару раз и заверил:

— Что же, прошу извинить. Не знал. После боя — обязательно…

Похоже, Вард поверил мне: отошел, уступил дорогу. Выходит, не настолько уж он и валун, как ни гляди.

— Пусть удача будет на вашей стороне, — сказал Вард и почесал шею около уха. — Она вам пригодится.

— Как и хорошие друзья, — улыбнулся я на прощание, сделав вид, что не понимаю угроз.

Я не солгал, просто не уточнил, что именно обязался сделать после боя. Вымогатели при канцелярии? Видал я вещи и похуже — на улицах Стэкхола, в девять лет…

Вещи, которые раньше назывались людьми.

Коридор оказался короче, чем мерещилось в самом начале. Только местным могло прийти в голову повесить цветы под самым потолком — мало того, что плохо видно, так еще и не ясно, как их поливать. Но запах трав отбивал смрад топленого жира. Я засмотрелся, меня снова остановили:

— Ваше оружие? Доспех?

— Все при мне, — улыбнулся я, удивляясь, насколько незрячими бывают стражники.

А может, в Воснии люди спали в бригантинах и при мече. В одном доспехе — до уборной, во втором — визит к семье…

Так я и попал на бой: за широкой и тяжелой дверью устроили небольшой зал. В сравнении с ристалищем Стэкхола — мелкий крытый рынок. Три ряда скамей, четвертый — стулья со спинками. Верхняя ложа по особой цене, тут и гадать не нужно. Именно там и рассядутся те, для кого я сегодня спляшу.

В Содружестве ценили своевременность. Особенно после того, как король погиб из-за опоздавшей гвардии. Возможно, в Криге бы стоило повторить этот урок: трибуны почти пустовали. Ни смотрителя боев, ни разносчика воды.

А еще я не видел своего противника. Цокнув языком, я занял одно из пустующих мест. Размял кисти рук, слегка разогрелся.

Постепенно зал оживал. Скамьи и стулья попрятались под задницами. Начинался мерный гул бесед. Верхнюю ложу занимали какие-то господа — то ли эританцы, то ли поланцы. И гербов фамильных не носили, будто боялись своих же регалий.

В Воснии плевали на дисциплину и точное время. Мой соперник вышел на ристалище даже не запыхавшись. Явился с опозданием в половину часа — только-только отгремел колокол.

Я вздохнул от разочарования, покинул скамью и вернулся на песок. Само поле для схватки казалось беднее, чем предместья Крига: хлипкий забор в половину роста, неровная насыпь с буграми то ли грязи, то ли скрытых камней.

«Бывало и хуже», — повторил я то, что сказала мне мать на улицах после восстания. В конце концов, какое мне дело, где я буду унижать чемпионов Воснии?

Смотритель боя не извинялся за задержку. Трибуны гудели о своем, словно позабыли о турнире.

На противоположном конце ристалища блеснула сталь. Противник исхитрился меня удивить. Воснийцы любили грубый инструмент. Топоры, палицы, булавы, укрепленные дубины, булыжники из мостовой… Оружие отражало местные устои: яростный прорыв, жизнь-битва. Когда уж тут учиться владеть мечом?

Но мой враг оказался умельцем. Он вышел с баклером и облегченным клинком. Неплохой выбор, хоть против таких, как я, стоило бы брать копье.

— Попрошу всех занять свои места! — крикнул кто-то в толпе. Помост для смотрителя все еще пустовал. Издали он напоминал скромный эшафот.

А я и так был на своем месте. Готовый к бою еще с час назад. Готовы были и две керчетты — самое дорогое, что оставила мне семья, — продолжение моих рук. Правая разила чуть лучше, чем левая, но это дело времени. Саманья еще узнает, как хорош я стал в Воснии.

— Заноза, Заноза! — позвали воснийца с переднего ряда.

Враг постучал рукоятью меча в умбон щита. Может, местный обычай. А может, и причина, по которой его так прозвали.

Я нащупал подошвой песчаную насыпь. И невольно улыбнулся. Почти как на родине. Сколько песка я проглотил, пока Саманья заставлял меня обороняться…

Смотритель боя заголосил по правую руку, наконец-то забравшись на помост:

— Первым я представлю бойца от Долов. Не оставив своего имени публике, он явился под кличкой… Заноза! — Толпа зашепталась. — Но вы точно знаете его, могу вас уверить. Щит и меч — лучший выбор, выбор мастеров Крига! Кто же выступает сегодня от Долов? Думайте, думайте…

Собиратель ставок, будто речь шла о драчке на кулаках в порту, громко ударил в пластину. Раскатистый звук раззадорил толпу. Смотритель надрывался, обещая выгоду:

— Тому, кто первым угадает имя…

На задних рядах уже вовсю судачили о воснийце.

Я обернулся к смотрителю. Уголки его губ поползли вниз, стоило нам встретиться взглядами.