Тут же никакой информации не имелось.

Доподлинно мне было известно только, что в мешке находится один из шести материалов: стекло, железо, дерево, песок, камень или лёд. Из них, кстати, только стекло мутировало легче всего.

Его-то я и принялся искать, целенаправленно и упорно. Зная его плотность, объём мешка и рассчитывая примерный индекс кодо. Как если бы искал в заборе шатающуюся доску — проверяя каждую пинком ноги определённой силы.

Увлёкшись, я даже на секунду забыл о Питере, он мелькал где-то на фоне, тоже активно выискивая свой метод решения задачи.

В это время я обошёл все мешки, провёл над ними рукой, подержав ладонь над каждым буквально секунды по три.

Сработало.

Стекло оказалось в пятом мешке с зелёной лентой. Я чуть сжал пальцами воздух, и содержимое мешка шевельнулось, отзываясь на моё кодо.

— Стекло тут, — сказал я.

Одновременно со мной Питер тоже выдал результат, указывая на шестой мешок с жёлтой лентой:

— Здесь металл.

Капелли кивнул.

— Отлично. Ищите дальше, у вас осталось меньше минуты. Кто первым определит следующий материал, тот победил.

Питер покосился на меня, я — на него… и мы снова склонились над злосчастными мешками. Наверняка, выглядели мы сейчас как два грузчика с рынка, которые никак не могут определиться, какой мешок полегче.

Ну или как два психически нездоровых человека.

Теперь я искал металл, а Питер, наверняка, пытался найти стекло.

Железо мутировало с трудом, для него индекса кодо нужно было, как минимум, пятнадцать единиц. Я снова замер над первым мешком…

И тут в моей голове запел голос.

Ну нет, только не это…

* * *

Голос захохотал и выдал:

— Кажется, ты не совсем понял, насколько Ребекке плохо. А ей очень плохо. Хочешь послушать, как ей плохо? Ты уже забыл? Так я тебе напомню…

В сознании размножился выкрик, раздирающий душу, со слезами и бормотаньем, мольбами не мучить её больше, будто сотни Ребекк разом заголосили мне в уши.

Оглушённый, я так и оцепенел над мешком с вытянутой рукой и раскрытой ладонью. И опять в голове калейдоскопом закрутились картины, аж до тошноты и рези в глазах. Ребекка, её растрёпанные светлые волосы, вместо красивого когда-то лица — мертвецки бледная маска, отрешённый взгляд, смотрящий мне прямо в душу. И шёпот её потрескавшихся бескровных губ:

— Это из-за тебя, Рэй… это всё из-за тебя… ты виноват…

А потом множественный выкрик:

— Это ты винова-а-а-а-ат!

Я зажмурился.

Видит Бог, чтобы оставаться хладнокровным и добиться цели, я гнал от себя мысли о Ребекке, затёр её образ в памяти, отгородился заслонами, старался не вспоминать о нашей с ней жизни в приюте, но этот паршивый ментальный ублюдок раз за разом окунал меня в омут вины и памяти, заставлял думать о несчастной сестре и о том, что я ей ничем не помог, будто мне плевать.

Ребекка.

Судьба была несправедлива к ней с самого рождения.

Брошенная родителями, безродная, замкнутая, одинокая, она почему-то прониклась лишь ко мне. Лет в семь мы вместе пытались сбежать из приюта, но нас выловили на Рынке Нищих. Тогда мне крепко досталось, а вот Ребекку пожалели — всё же девочка, да и чокнутая, к тому же.

Вся её болезнь заключалась в том, что она молчала, почти не выражала эмоций и частенько повторяла одни и те же фразы или действия, вроде перекладывания игрушек из одного места в другое.

Зато психический недостаток с лихвой восполняла внешность.

Ребекка была красивой.

С идеальной кожей, правильными чертами лица, выразительными глазами и густыми белокурыми волосами — парней она покоряла сразу. Когда же они узнавали, что она «ненормальная», то реагировали насмешками. А кто-то из ухажёров вообще решал, что можно взять её силой. И тогда ему приходилось иметь дело со мной и моими кулаками.

Все в приюте считали, что Ребекка давно отдалась мне, но это было не так. Я любил её, но лишь по-братски. В моей подкорке занозой сидела установка: я должен защищать Ребекку, потому что это мой долг, потому что она — особенная.

А теперь Ребекка лишилась моей защиты.

И если она ещё сохранила остатки разума в застенках эгвудской больницы, если она ещё жива, то она вспомнит меня, когда я её заберу. А я сделаю это… сделаю… что бы ни происходило в Ронстаде и в этой паршивой школе… пусть хоть весь мир рухнет, но я доберусь до Эгвуда…

Руку пронзила боль.

И только после этого я осознал, что всё ещё стою, зажмурившись, посреди тренировочного зала, над мешком.

Я открыл глаза и увидел, что моя ладонь сжата в кулак.

Ногти впились в кожу с такой силой, что побелела мышца, вены на запястье натянулись и вздыбились. Я тяжело дышал, будто после пробежки, в ушах звенело. Из носа опять потекла кровь — теперь я это почувствовал без чужой подсказки.

Шмыгнув носом, я вытер его костяшкой пальца и только потом услышал выкрики одноклассников. Казалось, их разноголосье наконец еле пробилось через плотный ватный слой и достигло моих ушей:

— Рэ-э-эй… Мешо-о-о-ок…

— Ты видел, Ральф? Видел?

— Соло, тебя сделали. Ха-ха!

— Надо же, Ринг победил.

— Он сжульничал. Я сам видел.

— И как бы он сжульничал, Митчел?..

— Да Ринг больной на всю голову! Псих! Вы же сами видели, что он у Софи вытворил…

— Тихо ты!

Я посмотрел вниз.

Передо мной стоял мешок, точнее то, что осталось от мешка. Теперь он был похож на ощетинившегося дикобраза. Из него, пропоров ткань, торчали тёмные железные штыри — заострённые, толщиной примерно с палец и длиной в полметра.

— Кажется, здесь металл, — хрипло выдавил я и посмотрел на профессора Капелли.

Тот прищурился, не сводя с меня зорких ястребиных глаз.

Питер тоже глянул на меня — он весь превратился в ненависть.

Одноклассники продолжали верещать на разные голоса, пока Капелли не заткнул их, громко и зычно прогорланив:

— Кла-а-а-а-сс!

Тренировочный зал погрузился в зловещую тишину.

А я всё никак не мог прийти в себя после атаки ментального чтеца. Если он ещё раз залезет мне в мозги, то до вечера я не вытерплю: пошлю всех к чёрту и отправлюсь к Софи.

Профессор Капелли в это время принялся развязывать мешки.

Сначала те, что рядком стояли возле Питера. В первом оказалось стекло, которое Питер так и не успел обнаружить, во втором — камни, в следующих — песок, лёд, дерево, в последнем — железные опилки.

Что ж, никакого обмана со стороны профессора: всё, что было заявлено, то и обнаружилось.

Капелли подошёл ко мне, но начал развязывать ленты с конца ряда. В последнем мешке лежала галька, в следующем — стекло, как я и сказал, дальше шли лёд (а Дарт ошибся, между прочим), древесные щепки, металл…

Стоп. Что?

А что же тогда в первом мешке?..

Капелли неожиданно мне улыбнулся.

— А здесь был п-песок, мистер Ринг, — объявил он с триумфом и блеском в глазах. — Мастерством вы владеете пока на уровне начинающего медиона, но силы в вас — на уровне полноценного взрослого фортиса. Так какой у вас индекс кодо?

— Да не знаю… — устало ответил я.

Если честно, хотелось, чтобы от меня просто отстали.

Я был благодарен своему дурному кодо уже за то, что этот несчастный мешок не взорвался, не растворился в воздухе, не прилип к потолку и не запел оперу. Возникла даже гадкая мысль нахлебаться овеума, чтобы заглушить в себе эту несуразную силу, уменьшить её, подрезать, ужать, ослабить…

И нужно было, во что бы то ни стало, докопаться до сути своего происхождения.

Начать прямо сегодня: прочитать книгу о волхвах от корки до корки, зазубрить её наизусть, перерыть библиотеки школы и города, заставить Хиннигана пересказать мне содержание всех книг, что он читал, поговорить с Софи, с Кай и её демоном, дойти до самого Архитектора, чтобы понять, что я за тварь.

Мои мрачные мысли оборвал профессор Капелли.

— Ваше кодо впечатляет, м-мистер Ринг. — Он склонил голову в глубоком кивке. Потом повернулся к остальным ученикам (на Питера он даже не глянул) и добавил: — У мастеров мутаций ещё много приёмов, так что п-продолжим, пока в виде лекции… Но сначала мне нужно принести вам кое-какую учебную литературу. М-мистер Хинниган, вы мне не п-поможете?

Очкарик заулыбался и закивал.

— И постарайтесь не галдеть, господа. — Сказав это, профессор направился к выходу, ступая бесшумно, как привидение (звук его шагов скрадывали мокасины).

За ним поспешил Хинниган. Дверь глухо хлопнула.

Через пару секунд зал оглушил грубый и зловещий голос Питера:

— Так просто ты не отделаешься, крыса Рингов. Игра ещё не окончена! Продолжим! Смотри сюда!

Он вдруг склонился над мешком с битым стеклом. Материал сплавился на глазах, блестящий и прозрачный, собрался в тугую плотную смесь, вытянулся и сплёлся в витиеватую косу.

Что это было за оружие, я не сразу догадался.

Сначала подумал, что Питер выплавляет что-то вроде посоха, булавы или копья, но материал внезапно поменял свойство и вид, и теперь ладонь Питера сжимала рукоять длинного боевого кнута с парой стальных треугольных зубьев на конце.

Понимая, что это не просто бравада, и противник настроен серьёзно, я тоже вооружился.