— Я имею право применить оружие для вашей защиты.
— Думаете, этого будет достаточно?
Он снова кивнул.
— Что ж, тогда мне не о чём беспокоиться, — сказал я и опять зашагал в сторону школы.
Сам же в это время решил рискнуть и прощупать мозги Чезаро. Раз уж у меня вышло это с ментальным фортисом Беном, то с обычным человеком должно получиться и вовсе.
Возможно, он даже ничего не заметит.
Я ухватил секретаря за запястье, чуть касаясь пальцем его ладони.
— Совсем забыл вам сказать… пометьте, пожалуйста, одну деталь у себя в тетради…
Секретарь вскинул брови, но руку не высвободил.
— Что вы вспомнили, мистер Ринг? Что-то подозрительное?
Я изобразил на лице озабоченность и испуг.
— Когда я сегодня заглянул в свой шкафчик в раздевалке, то нашёл там дохлую крысу. Это явно послание с угрозой. Вы так не считаете?
Чезаро задумался.
А я в это время перевёл взгляд на его потный лоб и сосредоточился.
Сначала не почувствовал ничего. Перед моим внутренним взором предстала лишь темнота, но через несколько секунд сквозь мрак неведения пробились картины.
Я увидел кабинет директора и возмущённую Ли Сильвер на фоне её «стены ненависти»: портретов военных агентов, имперской семьи и адептов-предателей Ронстада.
Директор быстро говорила, жестикулировала, была очень зла. Сквозь ватный туман проникли её отрывистые реплики: «Я не позволю вам за ним ходить… он старшеклассник… он не ребёнок… ничего с ним здесь не случится, он под моей защитой. Или вы сомневаетесь, что здесь безопасно?..».
Ей ответили строго и холодно: «Мы не говорим о его защите, мы наблюдаем за его поведением. Одна ошибка с его стороны, неадекватное или грубое поведение, попытка сбежать — и он отправится ждать Суда в тюрьму…».
Картина неожиданно разбилась на части и сменилась другой.
На этот раз передо мной предстал салон поезда, вагон-ресторан первого класса.
За столиком я сижу один, в самом углу, в руке дымится окурок сигары. Пространство неестественно плавится, едет в бок, волнами накатывает отчаяние и грусть.
Передо мной опустошённая бутылка с серебристой этикеткой и стакан, наполовину наполненный виски, льдинки в нём почти растаяли. Я кидаю взгляд в окно, отчётливо слышу звук гудка поезда, потом смотрю на стакан, вздыхаю, тянусь к выпивке и в пару глотков опустошаю посуду. Совсем не чувствую вкуса виски, а ведь он ужасно дорогой, мне не по доходам, и от этого становится ещё тоскливее.
Звучно ставлю стакан на стол, вытираю ладонью губы, подношу сигару ко рту и затягиваюсь приятным сладковатым дымом. И тут же ощущаю вину, ведь снова думаю о жене и… двух любовницах, одна из которых беременна и живёт в Лэнсоме, а вторая — в Хэдшире, совсем юная, требовательная и напористая, зато такая жаркая, что не отказаться. Мечтает перебраться в столицу, но вряд ли ей это светит. К ней я заглядываю, когда отправляюсь в командировку по колониям…
— Мистер Ринг? — Секретарь дёрнул меня за руку и посмотрел с опаской. — Может быть, вы всё же отпустите моё запястье? А то у меня от вашей железной хватки не только рука, но ещё и голова разболелась… Не стоит так беспокоиться из-за крысы, мистер Ринг. Наверняка, это намёк… ну знаете сами, на что. Здесь Рингов называют крысами… Вы же понимаете.
Я отпустил запястье Чезаро, пока он ничего не заподозрил.
— Извините, да… просто ужасно боюсь крыс… — поморщился я.
А господин секретарь не так прост, оказывается.
Мы вместе поднялись на крыльцо школы. Чезаро с интересом осмотрел бронзовых химер, отлично понимая, что они символизируют.
У двери нас встретил Бернард, как всегда, выдержанный и невозмутимый. Он внимательно глянул мне в глаза, те сверкнули белизной…
…и в моей голове прозвучал голос, мягкий и вкрадчивый:
— Сегодня после одиннадцати наш дежурный уборщик забудет запереть дверь в общий зал для торжеств на третьем этаже. Учтите это, мистер Питон.
Вот, значит, как?..
Я сделал вид, что ничего не произошло, но, проходя мимо камердинера, еле заметно ему кивнул.
Чезаро хвостом проследовал за мной в холл. Как раз была перемена, и в коридорах толпились ученики. Однако вместо того, чтобы повернуть налево, туда, где находился кабинет директора и ждал разговор, который вряд ли мне понравится, я направился прямо через холл, к лестнице.
— Мистер Ринг, куда вы? — последовал резонный вопрос от секретаря.
Он начал подниматься за мной по ступеням.
— Мне нужно переодеться, мистер Чезаро, — ответил я. — А моя школьная форма находится на втором этаже, в том самом шкафчике, о котором я вам говорил.
— Но нас ждут…
— Подождут, — отрезал я.
Чезаро спорить не стал, продолжая следовать за мной.
Мы поднялись до второго этажа. В тренировочном зале готовился к уроку один из младших классов. Ученикам было лет по десять-двенадцать. Они галдели и толпились у стены с оружием, но, когда увидели, кто вошёл в зал, мгновенно заткнулись, притихли и во все глаза уставились на меня.
Потом кто-то из них шепнул:
— Это тот самый… ну тот… Ринг…
После чего школьники выдали аплодисменты, и пока я шёл к мужской раздевалке, продолжали хлопать. Я на них даже не глянул — с каждым разом я всё равнодушнее реагировал на восторженные проявления адептов.
Они меня никак не трогали.
Чезаро не поленился зайти со мной в раздевалку. Я открыл шкафчик, бегло осмотрел вещи — вроде, ничего не изменилось. Висела наспех наброшенная на крючок форма, внизу туфли и наплечная сумка, из неё точно так же торчали две книги: «История Бриттона» и фолиант о волхвах.
Крысы в раздевалке уже не было — видимо, унёс уборщик или выбросил сам Капелли.
— К сожалению, на душ у вас не останется времени, мистер Ринг. — Секретарь виновато развёл руками. — Придётся поторопиться.
— Да я уже понял, — хмуро отреагировал я и постарался сделать голос как можно более капризным.
Затем демонстративно стянул с себя одежду, надеясь, что секретарь отвернётся или выйдет на время, чтобы у меня появилась возможность перепрятать склянку с порталом, но дотошный Чезаро только внимательнее стал меня разглядывать, все мои шрамы и раны, а потом, и вовсе, вытянул тетрадь из-под мышки и начал черкать в ней карандашом.
Уже не надеясь, что от меня отстанут хотя бы в раздевалке, я быстро переоделся в школьную форму, сунул скомканные спортивные брюки вместе с содержимым карманов в сумку, перекинул её через плечо и хлопнул дверцей шкафчика.
Чезаро на громкий звук не среагировал — он что-то увлечённо записывал в тетрадь. Я успел заметить только несколько фраз:
«Общее физическое состояние — есть изменения: более крепкая мышечная форма».
«Шрам на шее — полное соответствие».
«Поведенческая парадигма — под вопросом».
«Моральные принципы — под вопросом».
«Вредные привычки — под вопросом».
Заметив, что я стою рядом и читаю его записи, Чезаро захлопнул тетрадь.
— Ну что, мистер Ринг, вы готовы?
Я кивнул и вышел из раздевалки.
Этот рыжий коротышка только казался простым секретарём, фиксирующим происходящее, как стенограф. На самом деле он вёл анализ, соответствую ли я тому самому Рингу, настоящему, внуку императора — не самозванец ли я.
Что ж, ему предстоит ещё долго копаться в моём поведении.
В тренировочном зале стояла тишина. Когда я вышел из раздевалки, дети выстроились в шеренгу у двери, вытянулись, как солдаты. Самый смелый из них шагнул вперёд и протянул руку.
В глазах мальчишки читалось неподдельное восхищение.
— Мистер Ринг, — обратился он ко мне, — вы не могли бы расписаться на моей руке?
И как только он это сказал, меня вдруг пронзило: а ведь я даже не знал, как подписывал бумаги Теодор Ринг. Да я даже не имел понятия, какой у него почерк. Он вполне мог быть даже левшой!..
Вот чёрт.
Чезаро внимательно наблюдал, как я отреагирую на просьбу прилипчивого пацана. Я же наклонился к нему и крепко пожал протянутую руку.
— В следующий раз подойди. Тороплюсь.
Парнишка расплылся в счастливой улыбке.
— О-о… кру-у-уто… — выдохнул он, вцепившись клещом в мою ладонь, потом обернулся на одноклассников, не переставая лыбиться. — Видели, да?.. Он мне руку пожал!
Я выдернул ладонь из цепких пальцев парня и поспешил удалиться.
В это время неустанный секретарь Чезаро снова что-то пометил у себя в тетради.
В кабинете директора меня ждал неприятный сюрприз.
Кроме представителей Суда и Ли Сильвер, там находился ещё и государственный обвинитель. Тот самый, что присутствовал в резиденции Орриванов и был готов констатировать смерть Теодора Ринга от рук адептов Ронстада.
Помнится, он очень не хотел признавать моё кодо.
Полноватый мужчина предстал всё в той же чёрной длинной мантии, всё с той же небольшой проплешиной на затылке, с теми же светло-рыжими волосами и с тем же скользящим нетвёрдым взглядом: его глаза находились в постоянном движении, осматривали, выискивали, изучали, уходили от прямого зрительного контакта.
Ничего хорошего от подобного государственного обвинителя ждать не приходилось.