Первое Рождество

В это Рождество я работал в урологии,
Где парни странные вещи со своими «дружками» делали [Эпиграф к каждой главе — это две измененные строчки из очень популярного в англоязычном мире рождественского стихотворения «Визит святого Николая». Его первая строка также послужила оригинальным названием для этой книги.].

Понедельник, 20 декабря 2004 года

В это время года у пациентов прикроватные столики и подоконники обычно завалены открытками со всякими «Поправляйся скорее» и «Счастливого Рождества».

Пациент С. Д. восстанавливается после резекции [Операция, при которой удаляется значительная часть желудка, после чего восстанавливается непрерывность пищеварительного тракта.] кишки, и его маленькая палата похожа на филиал Clintons [Сеть магазинов подарков.].

Во время врачебного обхода в палату заходит ординатор и громогласно заявляет: «Я смотрю, у нас тут кто-то популярен!», прежде чем я успеваю шепнуть ему на ухо: «У кого-то только что скончалась жена…» [Вот иерархия должностей в медицине и соответствующая им должность при дворе из «Книги по домоводству» миссис Битон 1861 года: // Младший интерн — посудомойка/конюх; // Интерн — горничная/придворный; // Ординатор — старшая горничная/лакей; // Старший ординатор — домоправительница/дворецкий; // Консультант — хозяйка/хозяин дома. // Сейчас я младший интерн. Согласно труду миссис Б., Посудомойка/конюх выполняет работу, считающуюся унизительной или грязной для остальных членов двора — весьма удачное описание роли младшего интерна. В год эти слуги получали от пяти до двенадцати фунтов — еще одно сходство. — Прим. автора.]

Среда, 22 декабря 2004 года

Рассказываю в ординаторской, как мне кажется, невероятно смешной случай. Я чрезвычайно доволен своей историей про 20-летнего парня, угодившего в отделение неотложной помощи из-за нелепого рождественского костюма [«Прийти в гребаном костюме». Ничье сердце никогда не трепетало от этой фразы в приглашении на вечеринку. Ты либо один явишься в костюме, либо будешь единственным, кто пришел без него. Либо поймешь все совершенно неправильно и потратишь целое утро и пару сотен на аренду костюма в театре, в то время как все остальные гости напялят какие-нибудь дьявольские рожки или картонную маску в виде принца Чарльза. И как вообще ходить в туалет, если на тебе костюм Человека-паука? — Прим. автора.]. Тогда это явно показалось ему гениальной идеей, но он не стал ее ни с кем обговаривать. Парень обернул руки, ноги, туловище и голову несколькими слоями фольги, сделал отверстия для глаз и рта и отправился на вечеринку наряженным индейкой. Несколько часов спустя он потерял сознание, сморщившись, словно сухарь, от обезвоживания. Пришлось положить его в больницу и поставить капельницу с физраствором, чтобы восполнить потерянную жидкость.

К моему разочарованию, история про индейку никого особо не впечатлила [Врачи — не самая благодарная публика даже в лучшие времена, и истории про идиотизм пациентов сродни антибиотикам: когда их слишком много, организм перестает на них реагировать. — Прим. автора.]. Фрэнк, один из интернов, пытается спасти ситуацию:

— Может, он еще и два кило начинки засунул себе в задницу?

Увы, нет.

В ответ Фрэнк рассказывает похожую историю о своем прошлогоднем пациенте, который решил покрыть все тело клейкой лентой.

— Это было, однако, не для вечеринки… — добавляет он.

— А для чего же? — спрашиваю я и сразу вспоминаю, зачем большинство людей делают большинство вещей. Так я познакомился — в свои нежные двадцать четыре года — с эротическим фетишем под названием «мумификация».

За три тысячелетия с тех пор как это впервые провернули Рамсес [Фараон Древнего Египта.] и его приятели, мало что изменилось. Хотя теперь люди оставляют пару отверстий для ноздрей, чтобы можно было дышать (а также третье, побольше, и со стороны спины). Впрочем, как обнаружил этот пациент, клейкая лента — не самый подходящий материал для мумификации. В экстренном случае, коим, судя по всему, можно назвать ее снятие, она не только успешно отлипает, но и тщательно удаляет все волосы. Ах да, еще и делает обрезание.

Суббота, 25 декабря 2004 года

Вот и пришло Рождество. Все веселятся. Но только не здесь. Я встречаю свое 25 декабря в больнице, производя впечатление улыбающегося врача из телика, однако каждое очередное пожелание счастливого Рождества, будь то от пациента или коллеги, режет мне слух.

Я пытаюсь не думать о том, что пропускаю, и воспринимать этот день как будничный, но каждые несколько минут мне что-то да напоминает о празднике. В каждом углу висят украшения, которые будто достают из одной и той же коробки из года в год с тех пор, как из Вифлеема пришло известие об этом новом захватывающем празднике. Мой телефон постоянно вздрагивает от празднично-торжественных СМС, словно у меня в кармане лежит неисправный вибратор.

Санта, может, и расслабится после долгой ночи, но его приятельница Смерть трудится без выходных. Вот я и оказался в отдельной комнатке с горюющей семьей, где у нас состоялся Тот самый разговор про маму/бабушку. Они знают, к чему я веду, еще до того, как открываю рот — врач никогда в Рождество не вызывает всю семью лишь для того, чтобы предложить им присесть на неудобные стулья и сообщить, что те выиграли полтинник в моментальной лотерее.

Бабушка столкнулась с численным превосходством кишечных палочек в ее крови — несколько миллиардов против нее одной, и теперь возможен один-единственный исход. Это не мешает семье продержаться до последнего, драматического, поворота сюжета.

— Ну вы же наверняка можете попробовать что-то еще, — умоляет безутешный сын.

Честно говоря, если бы «что-то еще» было, я бы уже это попробовал, лишь бы избежать подобного разговора. Плохие новости всегда тяжело выслушивать, но и сообщать их непросто. Осунувшиеся лица с угрюмо сжатыми ртами. Уже помутневшие глаза с отрешенным взглядом. Сцепленные руки со впившимися в кожу ногтями. Кто-то всхлипнет, кто-то закричит, кто-то будет безучастно таращиться в созданную мной бездну. Ну вот опять. Изо всех сил стараясь сохранять спокойствие и профессионализм, я объясняю, что, хотя она мужественно боролась, органы начали отказывать, и состояние стремительно ухудшается, несмотря на вливаемые физраствор и антибиотики. На их глаза наворачиваются слезы.

Я продолжаю объяснять и говорю, что мы уже попросили врачей из интенсивной терапии осмотреть ее и те согласились, что было бы жестоко по отношению к ней пробовать какие-либо агрессивные методы лечения, которые все равно не помогут.

В надежде выразить сочувствие языком тела я наклоняюсь сказать, что теперь нам только и остается, что позаботиться о ее комфорте. Делая это, ненароком придавливаю свой галстук.

Это рождественский галстук: ночное небо, старый добрый Санта на санях у самого узла, а вниз по галстуку мчатся Танцор, Скакун и остальные северные олени из упряжки с Рудольфом во главе. Самым же важным и одновременно ужасным было то, что под красным носом Рудольфа — а теперь и под моим локтем — располагалась кнопка, активирующая крошечный динамик.

И из него начинается неистовая MIDI-версия мелодии из песни «Jingle Bells». Я краснею, извиняюсь и бью кулаком себе в живот, тем самым, однако, только перезапускаю гребаную мелодию.

После шести неудачных попыток ее заткнуть, которые, казалось, растянулись лет на пятнадцать, я выбегаю из комнаты и швыряю галстук на сестринский пост. Возвращаясь, думаю о том, какие слова подобрать в качестве извинений, но у одной из дочерей в разгаре неконтролируемый приступ смеха, а все остальные улыбаются. Что ж, возможно, все-таки существует более легкий способ сообщать плохие новости.

Лишь к пяти вечера мне удается организовать себе рождественский ужин: украденный с кухни тост с дрянными конфетами. И вдруг до меня доходит, что я даже не предвкушаю возвращения домой. Мне предстоит тащиться в пустую квартиру: Г. [Г. был моим партнером на тот момент. («На тот момент» — ага, простите за спойлер, если не читали мою первую книгу.) — Прим. автора.]

Конец ознакомительного фрагмента