Блин, все, что мне нравилось в Чарли, словно испарилось. Британский акцент больше не услада для моих ушей, зеленые глаза не навевают поэтических ассоциаций, и вообще, ему стоит то ли побриться, то ли отрастить бороду, потому что щетина выглядит тупо.

— Нельзя убивать невинных созданий, — решительно говорю я, не в силах смотреть ему в глаза. — К тому же вы недооцениваете серых солнечных. После каждого возрождения они становятся сильнее и быстрее. Они хороши в бою, но они не оружие. Они настолько добродушны, что спасают раненых путешественников в глуши и защищают животных и тварей.

— А эти отморозки все равно их убили. И зачем?

Я смотрю на зернистое фото Кеона Максимо, алхимика, ставшего первым призраком. Пронзительные грифельно-серые глаза скошены влево, он кусает тонкую нижнюю губу, побитые сединой светлые волосы выбиваются из-под капюшона.

Не успеваю я ответить, как слышу за спиной голос.

— Кеон Максимо ответственен за весь этот хаос. — Кирку Беннету чуть за тридцать, и он гений. Я бы хотел, чтобы он взял меня под свое крыло. Не могу отвести взгляд от ярко-синей татушки небесных ныряльщиков на его бледном запястье, пока он продолжает, выразительно жестикулируя: — Никто не знает мотивов Кеона, но историки полагают, причина проста: он хотел власти.

— Повезло, что там оказался этот чувак, — говорит Чарли, указывая на портрет Батисты де Леона. Короткая стрижка, карие глаза, тень бородки и самый первый магоустойчивый жилет Чарохода. Знак нанесен на грудь как граффити.

— Его история сложна, поэтому, к сожалению, у нас нет четких ответов на многие вопросы, — отвечает Кирк. — Кто-то верит, что Батиста герой, потому что при жизни он сдерживал угрозу призраков. Другие указывают на то, что по природе своей он сам был призраком, а значит, не мог быть героем и просто устранял конкурентов, чтобы править городом самостоятельно. Неизвестно, правда ли, что Батиста черпал силы из серого солнечного феникса, прирезанного клинком конца вечности, но многие возмущены тем, что именно он установил традицию убийства тварей для собственной выгоды.

— Они ведь даже не все способности получают, — говорит Чарли. — Ведь эти двое никогда не перерождались?

— К счастью, нет. — Кирк качает головой. — Конечно, фениксы возрождаются с разной скоростью, но пока ни один призрак, воспользовавшийся их кровью, не возродился. Если механизм возрождения станет доступен людям, это окажется настоящей трагедией для фениксов. — Он смотрит на меня сквозь стекла в широкой оправе. — Тебе не пора на работу?

— Я думал, ты уже на работе, — говорит мне Чарли.

— Удачи, — отзываюсь я, пытаясь выглядеть профессионально, но не поднимаю глаз.

Вести экскурсии в Солнечном зале — моя мечта, но мне приходится спуститься на один пролет, в сувенирный магазин, где я на самом деле работаю. Однажды я сидел в Солнечном зале и рисовал фениксов, и ко мне подошел Кирк и похвалил мои наброски. Я сказал, что мечтаю поработать здесь экскурсоводом. Кирк сразу же принес мне заявление о приеме. Я надеялся, что он предложит мне работать с ним, но оказалось, что вакансия была в сувенирном магазине. Не совсем то, чего я хотел, но все же какой-никакой первый шаг.

Мой коллега, Сергей, стоит за кассой. Я нервничаю, когда он косится на меня, и кусаю ногти, прежде чем отметиться и сменить его, чтобы он мог заняться делами в кабинете. В магазине больше народу, чем обычно — в музее детский день рождения, — но через несколько минут очередь рассасывается, и все возвращается на круги своя.

Мы продаем только сувенирку с фениксами, и будь я побогаче, я бы немедленно отдавал всю зарплату обратно музею в обмен на принты с картинами местных художников. Я привожу в порядок плюшевых пепельных буревестников и приношу из подсобки обычных костяных фениксов, которых покупают чаще всего (хотя они гораздо белее настоящих). Я занимаюсь инвентаризацией, пользуясь ручкой с фальшивым пером феникса, когда входит Кирк.

Кирк невысокий и носит густую бороду (этим он напоминает мне папу). Он всегда одет в мешковатый костюм. Интересно, он тоже старается скрывать свое тело или просто не умеет покупать одежду? Впрочем, это не мое дело. Именно из-за такой фигни люди отпускают комментарии насчет моего собственного тела.

Ты похож на скелет.

Надо больше есть.

Ты здоров?

Ты такой тощий.

Обычно, если Кирк забегает в сувенирный, он проверяет, как продается его нон-фикшн об экспедициях, в которых он участвовал (продается книга плохо). Но я знаю, что сегодня дело в другом.

— Прошу прощения за то, что провел экскурсию, — немедленно выпаливаю я, потому что он явно пришел за тем, чтобы напомнить мне о моих обязанностях. — Он красавчик и интересуется фениксами, так что я не удержался. Если бы я знал, что он такой идиот в вопросах алхимии крови, я бы к нему даже не подошел.

— В других странах есть свои сомнительные фигуры, но за последнее время не было никого, подобного Кеону… или ничего настолько же опустошительного, как Блэкаут, если на то пошло. Они просто не понимают уровень напряженности в Америке. — Кирк открывает свою папку и перекладывает договоры на охрану и упаковочные материалы. — У меня все еще нет вакансии в Солнечном зале, но мне пригодилась бы помощь в одном проекте, который может принести денег на обновление экспозиции.

— Я в деле, — отзываюсь я. — Не знаю, в каком, но мне все равно.

— Дело не совсем обычное. В конце месяца у нас пройдет грандиозное мероприятие, но ближайшие пару дней оно должно оставаться в секрете. Это будет уникальный, невероятный праздник. Мы увидим рождение векового феникса.

— Что?! — Я даже представить себе не мог, что увижу векового феникса, не говоря уже о его вылуплении из яйца.

Глаза Кирка сияют.

— Дела налаживаются, Эмиль. Вековые фениксы — невероятно редкая порода, ты и сам знаешь. Возрождаясь, они обычно не размножаются, но это синее яйцо покрыто перьями.

Минуту я пытаюсь понять, о чем он говорит, но не могу. Конечно, нельзя сравнивать свои познания с познаниями человека, имеющего магистерскую степень по твареведению и годы опыта в выращивании фениксов и оборудовании их среды обитания. Но каждый раз, когда я чего-то не знаю, мне сложно радоваться, что теперь я это узнал. Я скорее чувствую себя идиотом, потому что не выяснил этого раньше.

— Что это значит?

— Яйцо векового феникса имеет оперение только при первом рождении.

— Значит, это первый цикл жизни!

— Да, мир увидит первый вздох Грейвсенд.

— А где сейчас яйцо?

— Его охраняют Сияющие рыцари. Оно в надежном месте и останется там, пока не настанет час рождения. Птицу необходимо защищать от контрабандистов и Кровавых чародеев, которые сразу же примутся за поиски, как только мы объявим о приеме. Мы позаботимся о ней первый месяц, а потом выпустим на волю.

Я думаю о попавших во все новости призраках. В их жилах текла кровь фениксов.

— В новостях говорили, что призрак перед смертью смог отрастить новую руку, но его огонь выглядел как у обычных костяных или коронованных старцев… или венценосных. Регенерация ведь невозможна, да?

Кирк оглядывается, как будто думал о том же самом.

— Для призраков важнее всего сила. Меня не удивит, если кто-то из них пытается сделать невозможное возможным, как Кеон, который изобрел алхимию крови. Думаю, кто-то нашел способ получать двойные способности. Мир постоянно меняется, и, кажется, нам предстоит стать свидетелями очень мрачных дней. Особенно если вспомнить, что взошел Венценосный мечтатель. Давай соберемся с духом и будем надеяться, что никто не доберется до Грейвсенд.

Обычно у меня нет секретов от Брайтона, но этот я никому не расскажу. Он уезжает в Калифорнию через два дня, и это мой шанс повзрослеть, преобразиться. Мое собственное маленькое возрождение. Я буду изо всех сил учиться — на этот раз как следует, не брошу через неделю. И начну готовиться к рождению Грейвсенд и эмоциям Брайтона, когда он увидит, каким спецом по фениксам я стал. Мне нужно подружиться с Кирком, потому что тогда я смогу позвать Брайтона обратно в Нью-Йорк, чтобы он снял эксклюзивный ролик о Грейвсенд для своего сериала.

Если я это вытяну, может, я перестану чувствовать себя ребенком, хотя у нас разница всего семь минут.

Может, я больше не буду просто помощником.