— Не спеши.

— Ты послан мне Богом!

Я люблю Лидию во всех ее проявлениях. До рождения Пенни она собиралась закончить школу с отличием и поступить в колледж. Хотела изучать политику, архитектуру и историю музыки. Хотела съездить в Буэнос-Айрес и Испанию, Германию и Колумбию. Но потом познакомилась с Кристианом, забеременела и нашла счастье в своем новом мире.

Раньше Лидия была девушкой, которая каждый четверг после школы выпрямляла волосы, всегда сияла безо всякого макияжа и любила влезать в кадр к незнакомцам и корчить дурацкие рожи. Сейчас у нее прическа, которую она называет «пятьдесят на пятьдесят»: пятьдесят процентов красоты, пятьдесят процентов львиной гривы, а еще она отбраковывает все фотки, прежде чем загрузить их в сеть, потому что считает, что выглядит на них слишком изможденной. А мне кажется, моя лучшая подружка стала сиять еще ярче, потому что с ней произошли мощные изменения. Такая эволюция не всем по силам. А она прошла ее в одиночку.

Закончив убирать игрушки, я сажусь на пол рядом с Пенни и наблюдаю, как она пускает слюни, когда кто-то из героев мультика задает ей вопрос. У Пенни все только начинается. А ведь однажды она тоже окажется в конце пути, когда ей позвонят из Отдела Смерти. И я думаю: как же погано, что все мы рождаемся и растем, чтобы умереть. Да, все мы живем или по крайней мере имеем такую возможность, но иногда из-за страха делать это бывает совсем непросто.

— Пенни, я надеюсь, ты поймешь, как стать бессмертной, и будешь управлять этим миром столько, сколько захочешь.

Так для меня выглядит утопия: мир без насилия и трагедий, где все живут вечно или хотя бы до тех пор, пока, живя счастливой и наполненной жизнью, сами не решают, что пора бы отправиться на следующий этап.

Пенни отвечает мне на своем птичьем языке.

Из соседней комнаты выходит Лидия.

— Почему ты желаешь Пенни бессмертия и мирового господства, если она еще только учится говорить «один» по-испански?

— Потому что хочу, чтобы она жила вечно, само собой, — улыбаюсь я. — И сделала всех остальных своими приспешниками.

Лидия вскидывает брови. Потом наклоняется, поднимает с пола Пенни и протягивает ее мне.

— Даю Пенни за твои мысли. — Мы оба морщимся от неудачной шутки. — Эта фраза никогда не будет смешной, да? Я продолжаю ее повторять в надежде, что в этот раз сработает, но нет.

— Может, в следующий раз, — говорю я.

— На самом деле можешь не делиться со мной мыслями. Если хочешь, забирай Пенни просто так, забесплатно. — Она переворачивает Пенни лицом к себе, целует ее глазки и щекочет под мышками. — Мамочка имеет в виду, что ты бесценна, малышка Пенни. — После чего вполголоса добавляет: — Самая дорогущая из всех бесценных малышек в мире. — Лидия сажает Пенни обратно к телевизору и продолжает уборку.

Мои отношения с Лидией отличаются от тех, что показывают в кино, или от тех, что обычно бывают между друзьями. Мы до смерти друг друга любим, но не говорим об этом. Все и так понятно. Разговоры часто выходят неуклюжими, даже если вы знакомы уже восемь лет. Но сегодня мне придется сказать больше чем обычно.

Я поднимаю упавшую рамку с фотографией Лидии и Кристиана.

— Знаешь, Кристиан страшно бы тобой гордился. Ты — шанс Пенни стать счастливой в мире, полном дешевых обещаний и нулевых гарантий. В мире, который не всегда вознаграждает тех, кто ни разу не ошибался. В том смысле, что мир способен изгадить жизнь хорошему человеку так же легко, как и не совсем хорошему, но ты все равно бескорыстно посвящаешь кому-то все свои дни без остатка. Не все запрограммированы так, как ты.

Лидия перестает подметать пол.

— Матео, с чего вдруг вся эта внезапная лесть? Что происходит?

Я несу бутылку сока к раковине.

— Все в порядке. — И будет в порядке. Все у нее будет хорошо. — Наверное, я скоро пойду. Подустал.

Я не обманываю ее.

Лидия напряженно моргает.

— Прежде чем уйдешь, помоги мне, пожалуйста, еще кое с чем, ладно?

Мы молча доделываем дела в гостиной. Лидия соскребает овсянку с подушки, я протираю пыль с кондиционера. Лидия собирает чашки, я расставляю всю обувь Пенни в ряд около двери. Лидия складывает белье и поглядывает на меня, я складываю стопкой несколько коробок из-под подгузников.

— Ты не мог бы вынести мусор? — спрашивает она, и ее голос немного дрожит. — А потом помоги, пожалуйста, собрать детский книжный шкафчик, который вы с отцом подарили Пенни.

— Хорошо.

Кажется, она о чем-то догадалась.

Когда она выходит из комнаты, я кладу конверт с наличными на кухонную стойку.

Вынимая мешок из мусорного ведра, я уже знаю, что не смогу вернуться. Я выхожу на лестничную площадку и выбрасываю мешок в мусоропровод. Если сейчас вернусь, то уже не смогу уйти. А если не уйду, то умру в этой квартире, вероятно, прямо на глазах у Пенни. А ведь я не хочу, чтобы обо мне у нее остались такие воспоминания. Что ни говори, у Руфуса правильный и осмысленный подход.

Я вынимаю из кармана телефон и блокирую номер Лидии, чтобы она не могла мне позвонить или написать сообщение с просьбой вернуться.

Меня подташнивает, голова немного кружится. Я медленно спускаюсь вниз, надеясь на понимание Лидии, но ненависть к самому себе становится такой оглушительной, что я ускоряюсь и вот уже со всех ног несусь вниз по лестнице…

Руфус

06:48

Кто там ставил десять долларов на то, что в свой Последний день я полезу в инстаграм? Откликнись, ты стал на десять баксов богаче.

Плутонцы так и не ответили ни на одно мое сообщение и ни на один звонок. Я не схожу с ума от беспокойства, потому что они не Обреченные, но твою ж мать, неужели никто из них не соизволит хотя бы сообщить мне, на хвосте ли у меня еще копы? Ставлю на что угодно, они все просто уснули. Я и сам был бы не прочь, окажись сейчас передо мной кровать. Да и кресло с подлокотниками прокатило бы. Но точно не эта скамейка, на которой и сидя-то уместятся от силы двое. А отдыхать в позе эмбриона я точно не буду, это не про меня.

Я просматриваю ленту инстаграма, рассчитывая найти новый пост в аккаунте Малкольма (@manthony012), но в нем вот уже девять часов не появлялось ничего нового. Последним он запостил фото без фильтров, на котором запечатлена бутылка кока-колы с его именем на этикетке. В мировой войне пепси против колы он воюет на стороне пепси, только вчера он так обрадовался, когда увидел свое имя в холодильнике магазинчика на углу, что не смог устоять. И кофеин только подстегнул его перед дракой.

Хотя не стоит называть то, что произошло между нами с Пеком, дракой. У него даже не было возможности как следует замахнуться, так я его прижал.

Я набираю Эйми сообщение с извинениями (хотя делаю это не совсем от души, ведь этот ее маленький говнюк натравил на меня копов прямо посреди моих чертовых похорон), как вдруг с лестницы на опасной скорости сбегает Матео. Он пулей несется к выходу из подъезда, и я бегу вслед за ним. У него красные глаза, он тяжело дышит, как будто изо всех сил старается не расплакаться по-настоящему.

— Ты в порядке? — Очевидно, что нет, — тупо задавать такие вопросы.

— Нет. — Матео распахивает дверь. — Пойдем, пока Лидия за мной не погналась.

Я и сам не прочь поскорей отсюда двинуть, поверьте, но играть в молчанку не собираюсь. Я иду за Матео и качу рядом велик.

— Ну давай, сбрось груз с души. Не будешь же ты весь день его таскать.

— Да нет у меня никакого всего дня! — орет Матео, как будто его только сейчас по-настоящему вывело из себя, что его не станет на свете в восемнадцать лет. Оказывается, внутри у него полыхает пожар. Он останавливается у обочины и садится на бордюр в полном отчаянии. Может, он ждет, что какая-нибудь машина сейчас разом избавит его от страданий.

Подножку от велика — вниз, Матео — вверх. Я просовываю руки ему под мышки и поднимаю его. Мы уходим от обочины дороги, прислоняемся к стене, и Матео дрожит. Он в самом деле не хочет быть на улице, и, когда он сползает по стене на землю, я следую его примеру. Матео снимает очки и утыкается головой в колени.

— Слушай, сейчас не будет пылкой речи. У меня нет никаких заготовок, и вообще я не такой человек. — Я сделаю кое-что получше. — Но я знаю, в каком ты сейчас отчаянии, чувак. К счастью, у тебя есть выбор. Если ты захочешь вернуться к папе или к подруге, я не стану тебя останавливать. Если захочешь отделаться от меня, не стану преследовать. Это твой Последний день, блин, проживи его так, как сам хочешь. А если тебе нужна помощь, чтобы его прожить, то я рядом.

Матео поднимает голову и косится на меня.

— По-моему, довольно пылкая речь.

— Да. Виноват. — Мне он больше нравится в очках, но и без них он выглядит хорошо. — Чем хочешь заняться? — Если он свалит, я отнесусь к его решению с уважением и начну продумывать свой следующий шаг. Надо проверить, что там с плутонцами, но возвращаться в интернат нельзя: нет уверенности, что за зданием не установили слежку.

— Я хочу идти дальше, — говорит Матео.

— Верное решение.

Он снова надевает очки, и, если вам захочется провести какую-то аналогию с тем, что теперь он смотрит на мир новыми глазами, — то флаг вам в руки. А я просто испытываю облегчение, что в этот день не останусь один.