Он не берет трубку и прячет телефон обратно в карман.

— Хитро придумала, — говорю я. — Ну, по крайней мере она пытается с тобой связаться. От моих вот ни хрена не слышно.

— Попробуй еще раз.

Почему бы и нет? Я паркую велик у стены и звоню Малкольму и Тэго по фейстайму. Бесполезно. Потом набираю Эйми, и только я собираюсь повесить трубку и разослать всем плутонцам фото своего среднего пальца, как Эйми отвечает на видеозвонок. Она учащенно дышит, глаза бегают, волосы прилипли ко лбу. Она дома.

— Я вырубилась, — выдыхает Эйми и качает головой. — Сколько времени… Ты жив… Ты… — Она на миг отводит взгляд и, похоже, начинает рассматривать кусочек лица Матео. Потом наклоняется поближе к камере, будто это окно, в которое она может заглянуть и внимательнее нас рассмотреть. Я так делал, когда мне было тринадцать: пролистывая журналы, искал фото девушек и парней с голыми ногами, а потом менял угол наклона страницы, чтобы посмотреть, что там у них под юбками и шортами. — Кто это там?

— Это Матео, — говорю я. — Мой Последний друг. — Матео машет в ответ. — А это моя подруга Эйми. — Я не упоминаю, что именно эта девушка растоптала мое сердце, ведь не хочу же я, чтобы кто-то здесь испытывал неловкость. — Я тебе названивал.

— Прости. После твоего ухода началось полное безумие. — Эйми трет глаза кулаком. — Я добралась до дома пару часов назад, телефон умер, я поставила его на зарядку, но уснула раньше, чем он ожил.

— Что там стряслось?

— Малкольма и Тэго арестовали. Они пререкались с полицейскими, и Пек их сдал, потому что они оба вчера тебя сопровождали.

Я мгновенно отхожу от Матео и велю ему стоять на месте. По его лицу заметно, что он напуган. Придется распрощаться с надеждой на то, что дерьмовость своей натуры я унесу в могилу.

— Как они? В каком участке?

— Не знаю, Руф, но уверена, что искать их тебе не стоит, если ты, конечно, не хочешь провести последний день своей жизни в обезьяннике, где случиться может черт знает что.

— Вот дерьмо. Они же ничего не делали! — Я вскидываю руку, сжатую в кулак, и собираюсь ударить по стеклу стоящего рядом авто, но вовремя спохватываюсь: это не я. Клянусь, я не такой. Я не шляюсь ночами черт знает где, разбивая стекла и физиономии. С Пеком я оступился, не более. — А что там с Пеком?

— Он плелся за мной до дома, но я не хотела с ним разговаривать.

— Ты же с ним порвала, да?

Эйми не отвечает.

Если бы мы болтали без видеосвязи, я бы так не расстроился, поскольку не видел бы ее лица. Можно было бы представить себе, как она кивает, готовясь с ним порвать, если еще не сделала этого. Но вижу я нечто совершенно иное.

— Все сложно, — вздыхает Эйми.

— Вот знаешь, Эймс, когда ты меня бросала, тебе ничего не казалось слишком сложным или запутанным. Это меня реально злит, но трудно представить себе удар по яйцам сильнее, чем то, как ты отвернулась от плутонцев ради какого-то понтореза, который помог их закрыть. Мы все были так близки… Меня скоро вообще не станет, а ты говоришь мне в лицо, что этот мудак по-прежнему что-то для тебя значит? — Хрен с ним, с моим растоптанным сердцем. Эта девчонка и собственное сердце сто лет как вырвала из груди. — Ребята ведь ни в чем не виноваты.

— Руфус, но ты ведь понимаешь, что совсем невиновными их назвать нельзя, так?

— Ладно, пока. Пойду к своему настоящему другу.

Эйми умоляет меня не вешать трубку, но я все равно сбрасываю звонок. Не могу поверить, что мои кореша из-за моей же тупости оказались за решеткой. И что Эйми не сказала мне об этом раньше.

Я поворачиваюсь, чтобы все рассказать Матео, но его нет.

Эйми Дюбуа

07:18

Эйми отчаивается и прекращает набирать номер Руфуса. Есть три возможных объяснения, почему он не берет трубку. Вот они в порядке убывания надежды и нарастания ужаса.

Он ее игнорирует, но перезвонит позже.

Он заблокировал ее номер и не хочет иметь с ней ничего общего.

Он мертв.

Эйми заходит на страничку Руфуса в инстаграме и оставляет под фотографиями комментарии с просьбой перезвонить ей. Заряжает телефон, включает звук на полную и переодевается в старую футболку Руфуса и свои шорты.

С тех пор как Эйми попала в Плутон, она стала больше заниматься спортом. Когда она в самый первый раз пробралась в комнату опекунов, чтобы стянуть что-нибудь у Фрэнсиса, который не слишком радушно ее принял, она заметила у кровати гантели Дженн Лори и решила дать им шанс. Родители Эйми, оказавшиеся в тюрьме за ограбление семейного кинотеатра, только поощряли ее тягу к клептомании, но она обнаружила, что, работая над собой, чувствует себя гораздо сильнее, чем обкрадывая других.

Эйми уже скучает по пробежкам с Руфусом, когда он едет рядом с ней на велосипеде.

И постоянно вспоминает те времена, когда научила его по-человечески отжиматься.

А еще не имеет ни малейшего представления о том, что будет дальше.

Матео

07:22

Я бегу по улице все дальше и дальше от Руфуса.

У меня нет Последнего друга, но, может быть, для человека, который прожил свою жизнь по сути один, нет ничего плохого в том, чтобы умереть в одиночестве.

Я не знаю, в чем замешан Руфус и что привело к аресту его друзей. Может, он надеялся использовать меня в качестве алиби. Но я сбежал.

Я останавливаюсь, чтобы отдышаться. Присаживаюсь на крыльцо детского сада и прижимаю ладонь к ноющей грудной клетке.

Наверное, стоит вернуться домой и поиграть в компьютер. Написать еще несколько писем. Я даже жалею, что мне больше не надо ходить в школу и посещать занятия мистера Калампуки, он всегда был ко мне внимателен. Хотя лабораторные по химии в одном кабинете с ребятами, которые вечно эсэмэсят и одновременно смешивают реактивы, вселяли в меня ужас даже прошлой осенью, когда мой Последний день был еще далек.

— МАТЕО!

Руфус едет за мной на велосипеде, на руле болтается его шлем. Я поднимаюсь и снова бросаюсь прочь, но это бесполезно. Руфус подъезжает ко мне, перекидывает левую ногу и соскакивает с велосипеда. Велосипед падает на землю, а Руфус хватает меня за руку. Он смотрит мне прямо в глаза, и я вдруг понимаю, что он не злится, а просто напуган, и тогда я отчетливо осознаю, что он не станет причиной моей смерти.

— Ты чокнулся? — спрашивает он. — По идее, мы не должны друг друга бросать.

— По идее, ты не должен быть мне совершенно чужим, — говорю я. Мы провели вместе уже несколько часов. Я сидел с ним в его любимом кафе, где он рассказал мне, кем хотел бы стать, если бы у него было будущее. — А ты, судя по всему, скрываешься от полиции, но при этом ни разу об этом не упомянул.

— Я не уверен, что полиция на самом деле меня ищет, — говорит Руфус. — Наверное, они уже знают, что я Обреченный, и вообще я же не банк ограбил, так что вряд ли они бросили все силы на мои поиски.

— А что ты сделал?

Руфус отпускает меня и оглядывается.

— Пойдем куда-нибудь и там поговорим. Я расскажу тебе всю историю от начала до конца. О несчастном случае, который убил мою семью, и о глупости, которую я натворил ночью. Больше никаких секретов.

— Иди за мной.

Я выбираю место. Я почти доверяю ему, но до тех пор, пока мне не будет известно все до конца, я не хочу снова оставаться с Руфусом наедине.

Мы молча идем в Центральный парк, по дороге минуя других ранних пташек. Вокруг достаточно велосипедистов и любителей утренних пробежек, а потому я чувствую себя в безопасности, особенно теперь, когда Руфус держится от меня поодаль и шагает по газону, на котором маленький золотистый ретривер гоняется за своим хозяином. Пес напоминает мне об истории с «Обратного отсчета», которую я читал, когда мне поступило предупреждение, хотя скорее всего это совсем другая собака.

Я продолжаю молчать, потому что хочу, чтобы мы нашли укромное место, где Руфус все мне объяснит, но чем глубже мы заходим в парк, тем спокойнее я становлюсь, особенно когда мы натыкаемся на бронзовую скульптуру героев «Алисы в Стране чудес» — и все благодаря чистому волшебству обстановки. Когда я приближаюсь к фигурам Алисы, Белого Кролика и Безумного Шляпника, под моими ногами хрустит темно-зеленая листва.

— Сколько они уже здесь стоят? — Мне неловко спрашивать. Уверен, памятник этот уже не новый.

— Не знаю. Примерно вечность, — пожимает плечами Руфус. — Никогда их не видел?

— Нет. — Я рассматриваю Алису, которая сидит на огромном грибе.

— Ого. Ты как турист в своем родном городе.

— С той лишь разницей, что туристы знают о моем городе больше меня, — говорю я. Это совершенно неожиданная находка. Мы с папой предпочитаем парк Алтеа, но и в Центральном парке проводили кучу времени. Папа любит фестиваль «Шекспир в парке». Я не большой фанат театральных представлений, но на одну пьесу с ним ходил, и мне понравилось, потому что сцена напомнила мне колизей из моих любимых фэнтези-книг и бои римских гладиаторов, которые я видел в фильмах. Как жаль, что я не обнаружил этот уголок Зазеркалья еще в детстве, когда мог бы залезать на шляпку гриба, садиться рядом с Алисой и представлять, какие приключения ждут меня самого.

— Зато ты нашел этот памятник сегодня, — говорит Руфус. — Уже победа.