И вот тогда Дэмиен Ривас, в прошлом одноклассник Кендрика, который гордо бросил школу, помог Кендрику стать сильным. Ему понадобилась неделя занятий с Дэмиеном, чтобы научиться ломать запястье любому, кто осмелится на него напасть. Дэмиен отправлял Кендрика на улицу и, как свирепого питбуля, натравливал его на ничего не подозревающих старшеклассников. Кендрик подходил к жертве, давал в табло и одним ударом укладывал ее на землю.

Так Кендрик стал Королем Нокаута и продолжает быть им до сих пор.

Безработным Королем Нокаута.

Королем Нокаута, которому некого лупить, потому что его банда распалась, когда один из ее членов, Пек, нашел подружку и попытался зажить нормальной жизнью.

Королем Нокаута в королевстве людей, которые постоянно поддразнивают его наличием целей в жизни и просто сами напрашиваются, чтобы им дали в челюсть.

Матео

10:12

— Я знаю, что предлагать еще какие-то идеи мне нельзя…

— Ну-ка, ну-ка, — говорит Руфус. Он едет на велосипеде рядом со мной. Он и меня хотел опять поставить на эту гиблую подножку, но я, как и раньше, отказался. Однако я не мог позволить своей паранойе помешать ему ехать самому. — Что придумал?

— Я хочу пойти на кладбище, на могилу моей мамы. Я знаю ее только по рассказам папы, но мне хотелось бы провести какое-то время с ней, — говорю я. — Кладбище таксофонов, кажется, сделало свое дело. — Отец обычно ходил на могилу мамы один, потому что я слишком нервничал. — Если, конечно, ты не хочешь заняться чем-то другим.

— Ты на самом деле хочешь пойти на кладбище в день, когда сам умрешь?

— Да.

— Я не против. Что за кладбище?

— Эвергринс в Бруклине. Недалеко от района, в котором выросла моя мама.

Нам нужно сесть на поезд А от станции «Коламбус-Сёркл» и ехать до станции Бродвей-Джанкшен.

Мы проходим мимо какого-то магазинчика, и Руфус хочет в него заскочить.

— Что тебе нужно? — спрашиваю я. — Вода?

— Просто зайдем, — говорит Руфус. Он катит велосипед вдоль прохода и останавливается у стойки с игрушками. Здесь водные пистолеты, глина для лепки, фигурки супергероев, мячи, ластики с разными запахами и наборы конструкторов «Лего». Один из таких наборов Руфус и берет с полки. — Готово.

— Что-то я запутался…

— Готовься, архитектор. — Руфус идет к кассе. — Покажешь мне, на что способен. — Я улыбаюсь этому маленькому чуду, чуду, которое я даже не подумал бы подарить себе сам. Я достаю кошелек, но Руфус отмахивается. — Не, это мой подарок. Отплачу тебе за идею с инстаграмом.

Руфус покупает «Лего», и мы выходим на улицу. Потом кладет целлофановый пакет к себе в рюкзак и идет пешком рядом со мной. Он рассказывает, как всегда хотел иметь домашнего питомца, но не собаку и не кошку (потому что у его мамы на них была жуткая аллергия), а кого-нибудь крутого вроде змеи или кролика. Мне нравятся обе эти идеи, главное, чтобы змее и кролику не пришлось жить в одной комнате.

Так мы доходим до станции «Коламбус-Сёркл». Руфус подхватывает велосипед и спускается с ним по лестнице, после чего мы быстро проскальзываем на платформу и запрыгиваем в поезд А за секунду до отправления.

— Четко мы, — говорю я.

— Могли бы добраться сюда быстрее, если бы ехали на велике, — шутит Руфус. Или думает, что шутит.

— До кладбища и на катафалке можно быстро доехать.

Этот поезд, как и тот, в котором мы ехали ночью, почти пуст: в вагоне не больше дюжины пассажиров. Мы садимся спиной к постеру «Арены путешествий».

— В каких городах или странах ты хотел бы побывать? — спрашиваю я.

— Да в куче всяких. Всегда мечтал поделать что-нибудь прикольное, например покататься на серфе в Марокко, полетать на дельтаплане в Рио-де-Жанейро, а еще, может, поплавать с дельфинами в Мексике. Заметь: с дельфинами, не с акулами, — отвечает Руфус. Чувствую, переживи мы сегодняшний день, он долго бы еще подшучивал над Обреченными, которые плавают с акулами. — Но еще я хотел бы фотографировать совершенно случайные места со всего света, которые не получают должного признания из-за того, что история у них не такая эпичная, как, скажем, у Пизанской башни или Колизея, но при этом они все равно обалденные.

— Классная идея. Как думаешь…

Свет в вагоне мигает, и всё замолкает, даже шум вентиляторов. Мы под землей — и в кромешной темноте. Над нашими головами проносится голос машиниста, который сообщает, что произошел небольшой перебой в подаче электричества и скоро система снова будет запущена. Где-то плачет маленький мальчик, и какой-то мужчина ругается по поводу очередной задержки поезда. Но я нутром чую: что-то здесь капитально не так. У нас с Руфусом есть проблемы посерьезнее опозданий. Я не заметил подозрительных личностей в вагоне, но теперь мы тут застряли. Кто угодно может пырнуть нас ножом, и никто об этом не узнает, пока не включится свет. Я придвигаюсь к Руфусу, прижимаюсь к нему бедром и заслоняю своим телом, как щитом. Может быть, мне удастся выиграть для Руфуса немного времени, чтобы он успел повидаться с плутонцами, если их сегодня освободят. Может, я даже смогу защитить его от смерти, может, умру настоящим героем, может, Руфус станет исключением из непогрешимой статистики Отдела Смерти.

Рядом со мной что-то светится в темноте, как фонарик.

Это Руфус достал телефон.

Я тяжело дышу, сердце бешено колотится, и мне не становится легче, даже когда Руфус массирует мне плечо.

— Эй, всё в полном порядке. Такое постоянно случается.

— Не постоянно, — говорю я. Задержки — да, но выключение света в метро — не такое уж частое явление.

— Ты прав, не постоянно. — Он лезет в рюкзак, вынимает конструктор и высыпает горсть деталей мне на колени. — Вот. Построй что-нибудь, Матео.

Не знаю, оттого ли он просит меня что-нибудь создать, что, подобно мне, ждет неизбежного, — но делаю как велено. Сердце все еще громко стучит, однако, взяв в руки первую деталь, я перестаю дрожать. Я пока понятия не имею, что пытаюсь сделать, но позволяю пальцам бесцельно строить основание из крупных деталей, потому что свет мобильника в полной темноте вагона кажется настоящим прожектором.

— А ты куда хотел бы съездить? — спрашивает Руфус.

Этот вопрос и темнота душат меня.

Как жаль, что я не был достаточно смел, чтобы путешествовать. Теперь, когда у меня нет времени никуда ехать, я хочу побывать везде. Потеряться в пустынях Саудовской Аравии; убегать от летучих мышей под мостом Конгресс-авеню в Остине, штат Техас; провести ночь на острове Хасима, в заброшенном японском центре угледобычи, известном также как Остров-Призрак; проехать по Дороге Смерти в Таиланде, ведь даже несмотря на название оставался бы шанс, что я выживу среди отвесных скал и шатких деревянных мостов. И во многих других местах. Я хочу взобраться на все горы на свете, проплыть по каждой в мире реке, исследовать все пещеры, пересечь все мосты, пробежать по всем пляжам, посетить все города, все страны на Земле. Абсолютно все. Нельзя было просто смотреть документалки и видеоблоги об этих местах.

— Я бы поехал куда угодно, лишь бы почувствовать адреналин, — отвечаю я. — Летать на дельтаплане в Рио — звучит шикарно.

Закончив свою конструкцию наполовину, я понимаю, что именно строю. Это убежище. Оно напоминает мне о доме, месте, где я прятался от радостей жизни, и все-таки я осознаю обратную сторону медали. Я знаю, что мой дом оберегал меня от смерти, и благодаря ему я прожил столько, сколько прожил. И не просто прожил, а был счастлив. Дом ни в чем не виноват.

Когда я наконец заканчиваю, Руфус все вещает о том, как родители чуть не назвали его Кейном в честь маминого любимого рестлера [Глен Томас Джейкобс, американский рестлер, бизнесмен, политик и актер, избранный мэр округа Нокс, штат Теннесси. Выступает под именем Кейн.]; мои веки вдруг тяжелеют, голова опускается, но я резко вздрагиваю и просыпаюсь.

— Прости. Мне не скучно. Мне нравится с тобой болтать. Я, э-э, я просто очень устал. Выдохся. Знаю, засыпать нельзя, потому что времени нет. — Но этот день в самом деле высосал из меня все силы.

— Прикрой ненадолго глаза, — говорит Руфус. — Мы пока никуда не едем, так что с тем же успехом можешь передохнуть. Я тебя разбужу, когда доберемся до кладбища. Обещаю.

— Тебе тоже надо поспать, — замечаю я.

— Я не устал.

Это неправда, но я уверен, что он будет отпираться до последнего.

— Хорошо.

Я откидываю голову на спинку сиденья, держа на коленях свое игрушечное убежище. Мобильник больше не светит на меня, но взгляд Руфуса я на себе по-прежнему ощущаю. Хотя, скорее всего, мне это просто мерещится. Поначалу становится даже как-то неловко, но потом я расслабляюсь. Прав я или нет, чувство у меня такое, словно мой личный ангел-хранитель теперь за мной наблюдает.

Мой Последний друг здесь надолго.

Руфус

10:39

Я хочу сфотографировать, как Матео спит.

Звучит жутковато, согласен. Но мне нужно обессмертить это мечтательное выражение лица. Черт. Звучит не менее крипово. А еще я хочу запечатлеть само мгновение. Как часто вы оказываетесь в метро во время отключения электричества, да еще и в компании восемнадцатилетнего парня с «Лего»-домиком, едущего на кладбище посетить могилу своей мамы? Вот именно. Такое фото достойно инстаграма.

Я встаю, чтобы взять общий план, направляю камеру телефона в темноту и фотографирую. Вспышка ослепляет. Через секунду — не шучу — в вагон возвращается свет, снова начинают работать вентиляторы, и поезд продолжает движение.