Глава 3

Коканд и цинское серебро

Одним из мелких князей, с которыми встретились цинские генералы во время завоевания Центральной Азии, был Ирдана-бий, правитель молодого государства Коканд в Ферганской долине. Ирдане не осталось другого выбора, кроме как поприветствовать цинских посланников и подчиниться императору Цяньлуну. Однако формальное признание китайского владычества не слишком ограничивало его на практике. Он и его преемники воспользовались силами династии Цин для развития своего государства и превратили Коканд в державу, которая какое-то время диктовала свои условия в Алтышаре.

Коканд возник в начале XVIII века в контексте длительного регионального кризиса, ослабившего династию Тука-Тимуридов (ветвь Чингизидов), которая правила Бухарой. Законность своей власти Чингизидам по-прежнему приходилось доказывать своим подданным с помощью изрядной щедрости. Длительный финансовый кризис подрывал доверие к власти узбекских эмиров, к Чингизидам не принадлежавших. Недовольство эмиров выразилось в отказе делиться доходами со столицей и посылать своих бойцов на войны, объявленные ханом. Таким образом Ферганская долина вышла из-под контроля династии. В политическом вакууме оказалась группа ходжей, связанных с жителями Алтышара, которые стремились к политической власти. Примерно в 1706 году узбекский эмир по имени Шахрух расправился с ними и сам захватил трон. Шахруху и его потомкам в каком-то смысле повезло, потому что Ферганская долина избежала ряда бедствий, обрушившихся на остальной Мавераннахр в первой половине XVIII века; это позволило их государству выжить и укрепиться.

Экспансия джунгар привела их к конфликту с казахами. В 1723 году джунгары одержали крупную победу, а казахи — после так называемого «босоногого бегства» — рассеялись на западе и юге: от безысходности они отступили в направлении Мавераннахра, где их появление привело к краху династии Тука-Тимуридов. Никак не связанное с этими событиями вторжение армий Надир-шаха, повелителя Персии, туркомана по происхождению [Туркоманы (туркманы) — термин, традиционно использовавшийся на Ближнем и Среднем Востоке в качестве обозначения тюркских народов огузской ветви. Этот и сходные этнонимы в исторической перспективе относятся не к центральноазиатским туркменам (туркменам Туркменистана), а к туркам, азербайджанцам и в целом к ближневосточным огузам-кочевникам.], меж тем ознаменовало крах власти Чингизидов в Мавераннахре. Надир начал свою карьеру главой мелкой шайки разбойников, совершавших набеги близ Мешхеда. Когда династия Сефевидов рассыпалась в результате восстания военачальников с ее восточной периферии (в современном Афганистане), Надир укрепил свою власть и в конечном итоге сам взошел на престол. Он организовал целую серию масштабных военных походов: на запад в Османскую империю, на восток в Индию, где, разграбив Дели, положил конец империи Великих Моголов, и на север в Мавераннахр, куда его армии вторгались в 1737 и 1740 годах. Сила Надира заключалась в огромной многонациональной армии с пушками и огнестрельным оружием. В его армии, по разным оценкам, было от 80 000 до 200 000 бойцов — огромная сила. Армия состояла из воинов на регулярном жалованье, набранных на многочисленных завоеванных территориях и организованных по десятичной системе. Порохового оружия, как у этой армии, в Центральной Азии еще не видели. Всего после одного сражения бухарский хан Абулфейз-хан покорился Надиру. Хоть хана и оставили на троне в качестве вассала, судьбу династии решили завоевания Надира. В 1747 году, когда Надира убили его же собственные офицеры, один из его узбекских подданных, Мухаммад Рахим из племени мангытов, устроил переворот в Бухаре. Он приказал убить Абулфейза и поставить на его место хана-марионетку из рода Чингизидов. Спустя десять лет Мухаммад Рахим отказался от этого спектакля и принялся править от своего имени. Династия Мангытов, которую он основал, просуществует вплоть до XX века [Scott C. Levi, The Bukharan Crisis: A Connected History of 18th-Century Central Asia (Pittsburgh, PA: University of Pittsburgh Press, 2020).].

Военные действия Надир-шаха в Мавераннахре низвергли регион в каменный век. Самарканд обезлюдел, сошла на нет торговля, медресе пришли в запустение, огромный ущерб был нанесен сельскому хозяйству, ирригационным системам. Чуть лучше обстояли дела в Бухаре, и вскоре она заметно ожила. Обратившись в ислам, мангыты компенсировали дефицит легитимности Чингизидов. Они покровительствовали улемам и медресе, и к середине XIX века город прославился под названием Бухара-и-Шариф (Благородная Бухара), считался крупным центром исламского образования и привлекал студентов со всей Центральной Азии, а также из волго-уральских земель на севере [James Pickett, Polymaths of Islam: Power and Networks of Knowledge in Central Asia (Ithaca, New York: Cornell University Press, 2020).]. Торговля на дальние расстояния с Россией продолжалась, и бухарские эмиры занялись модернизацией своих вооруженных сил. Мангыты стремились подорвать племенную власть, создав постоянную армию, которая подчинялась непосредственно дворцу, и выдвигая на высокие должности чужаков (обычно иранских или джунгарских рабов, захваченных в бою), которые были им лично обязаны.

В Хорезме на севере кунградские узбеки правили от своего имени. Они поддерживали тесные отношения с соседями-туркменами, и это позволяло им вместе отражать нападения враждебных узбекских племен. Транзитная торговля через Хиву процветала, и в XIX веке город начал масштабно отстраиваться. Ни династия Цин, ни русские в этих событиях значимой роли не сыграли. Мавераннахр по-прежнему был частью иного театра дипломатических и военных действий, связанной гораздо более тесно с югом.

Фергана оставалась вне поля зрения Надир-шаха. Постоянные раздоры в Мавераннахре привели к массовой миграции населения в долину. Постепенно она превратилась в густонаселенный сельскохозяйственный центр, а население росло на протяжении всего XVIII века. И именно в связи с этим династия Цин втянула Коканд в свою орбиту. То, что Ирдана подчинился маньчжурам, мало в чем его ограничило, зато подарило ему много преимуществ. Он отправлял послов с данью в Пекин, и они возвращались от императора с щедрыми дарами, а с ними ездили торговцы, освобожденные от уплаты пошлин. Ирдана завел обычай отправлять туда столько делегаций, сколько позволяла династия Цин. По некоторым подсчетам, Коканд отправил в Кашгар в период с 1761 по 1821 год 48 миссий, восьми из которых разрешили отправиться в Пекин [Tōru Saguchi, "The Eastern Trade of the Khoqand Khanate," Memoirs of the Research Department of the Toyo Bunko, no. 24 (1965): 51.]. Кроме того, подчинение династии давало кокандским торговцам право торговать с Синьцзяном по льготным налоговым ставкам. Ферганские купцы издавна торговали в Восточном Туркестане. Теперь же отношения Коканда с династией Цин позволили значительно расширить масштаб их деятельности. За следующие два-три поколения андижанские купцы Коканда выстроили прочные торговые сети в Восточном Туркестане и укрепились в позиции посредников в торговле между Россией и династией Цин.

Развитие торговли способствовало значительной территориальной экспансии [Scott C. Levi, The Rise and Fall of Khoqand, 1709–1876: Central Asia in the Global Age (Pittsburgh, PA: University of Pittsburgh Press, 2017).]. К началу XIX века Коканд превратился в сильную региональную державу. Алим-хан (1799–1811 гг.), правнук Ирданы-бия, провел ряд военных реформ, в том числе создал регулярную армию, что позволило Коканду во много раз расширить свою территорию. Войска Коканда двинулись на север, в земли киргизских и казахских кочевников, с намерением установить контроль над торговыми путями. Они построили крепости на реке Чу и дальше вниз по течению Сырдарьи, взяли степь под более жесткий контроль, чем любое другое оседлое государство со времен Тамерлана. Ферганская долина стала притягивать переселенцев как из Мавераннахра, так и из Алтышара. Ханы Коканда наладили строительство оросительных каналов, что привело к стремительному росту сельского хозяйства. Ферганская долина стала густонаселенным сельскохозяйственным центром.

Алим принял высокий титул хана, по обычаю доступный лишь тем, кто заявлял о своем происхождении от Чингисхана по мужской линии. По инициативе Алима был создан новый легитимирующий миф, согласно которому династию Шахрухидов с Тамерланом связывал Захир-ад-дин Мухаммад Бабур, основатель империи Великих Моголов в Индии. Бабур был князем тимуридского происхождения, которого узбеки-завоеватели под предводительством Шейбани-хана изгнали с родины его предков. По легенде, он оставил там в золотой колыбели новорожденного сына, которого спасли и вырастили местные жители и который основал племя мингов, давшее начало династии Шахрухидов. Помимо этих фиктивных притязаний на происхождение от Тамерлана, Умар-хан (1811–1822 гг.), брат и преемник Алима, создал придворную культуру по примеру Тимуридов и покровительствовал поэтам, художникам и историкам во всей Центральной Азии. Умар и сам достиг кое-каких высот в поэзии. Его старшая жена Нодира тоже писала стихи, так что у обоих были свои литературные салоны. Коканд стал центром ренессанса литературы на чагатайском языке. Алим многое делал и для исламской религии. Он финансировал строительство главной мечети и ряда медресе, а ученым предоставлял синекуры. В дополнение к ханскому титулу он принял титул амира уль-муслимин («повелителя мусульман»). Летописцы писали о нем хвалебные речи, наделяя его репутацией благочестивого правителя, и с любовью вспоминали его правление.

Умар умер в возрасте 36 лет, и отчасти причиной столь ранней кончины стала его любовь к вину. В 1822 году на престол взошел его 14-летний сын Мухаммад Алихан, отличавшийся своеволием. Он был большим любителем удовольствий и особо не старался скрывать своей склонности к азартным играм, выпивке и распутству. Однако настоящий скандал вызвало его увлечение одной из младших жен отца. Мухаммад был немногим младше дочери хана падишаха, на которой женился его отец в конце своей (надо признаться, довольно недолгой) жизни, и Мухаммад влюбился в нее еще до того, как она овдовела. Как только он стал ханом, он нарушил все табу и женился на своей мачехе [Там же, 148–149.]. Он даже нашел какого-то улема, который узаконил брак на том основании, что у Мухаммада уже был пенис, когда он выходил из утробы своей матери, а раз касаться в этот момент пенисом вагины своей матери допустимо, значит, допустимо касаться и вагины своей мачехи. Подобного рода гибкость толкования мало на кого произвела впечатление, однако ж Мухаммад правил более двадцати лет, и Коканд при нем развивался и рос.