— Я задумался, — отвечает он с легкой улыбкой. Я не сомневаюсь в искренности его слов, однако еще больше я уверена, что это не единственная причина, по которой он проводит ночь, сидя рядом со мной на диване.

Будь на его месте любой другой парень и если бы мне только что не приснился самый ужасный кошмар в моей жизни, я бы непременно съехидничала по поводу его явного желания подольше побыть со мной. Но, зная Эша, я не сомневаюсь, что у него на это была менее романтическая причина. Видимо, он хотел убедиться, что, пока я сплю, никто не пырнет меня ножом.

— О чем ты задумался? — спрашиваю я.

— Я размышлял о том, что мы не можем с уверенностью сказать, кто еще знает о твоем отце, — говорит Эш, без обиняков возвращая меня к моему семейному конфликту и тем самым снова нарушая слабое душевное равновесие, которое я только-только начала ощущать.

Наверное, я должна уже к этому привыкнуть. Разве в Академии ты когда-либо чувствуешь себя спокойно? В этой школе выживание доминирует над учебой, тщательно продуманные союзы важнее дружбы, и я испытала все это на собственной шкуре, когда узнала, что самая могущественная Семья Альянса Стратегов объявила вендетту моему папе. А еще выяснилось, что несколько учеников, а также профессор, оказавшийся братом моего отца, были готовы убить меня, чтобы продемонстрировать свою преданность влиятельной Семье.

— Разумеется, доктор Коннер что-то знал, — продолжает Эш, — но как обстоят дела с Семьей Львов в целом? Думаю, стоит предположить, что они охотятся за твоей семьей по какой-то конкретной причине, которую нам необходимо установить, если мы хотим разыскать твоего отца.

При упоминании о Львах перед глазами встают окровавленные тела из моего кошмара. На секунду отвожу взгляд. Меня снова захлестывает чувство вины из-за того, что я во все это втянула Эша. Я растираю глаза ребром ладони.

— Хочешь сказать, что Львы преследуют меня и папу не только из-за непослушания моих родителей в духе Ромео и Джульетты?

— Да, — говорит он. — Сама подумай. Твоя мать принадлежала к Семье Медведей, а отец был Львом. Двадцать пять лет назад они полюбили друг друга и решили покинуть свои Семьи, отречься от положения глав Семей и где-нибудь укрыться. — Он замолкает и мягко смотрит на меня. — А потом наемные убийцы Львов убили твою мать, когда тебе было… сколько?

— Шесть, — отвечаю я, ерзая на диване.

— То есть одиннадцать лет назад, — продолжает Эш. — Но за время между смертью матери и прошлым месяцем, когда убили твою тетку и отец отправил тебя сюда, вы получали какие-нибудь угрозы от Львов?

Я морщу лоб, роясь в детских воспоминаниях в поисках каких-либо моментов, когда папа казался бы обеспокоенным или подавленным, какого-либо намека на то, что Львы преследовали нас.

— Честно говоря, не думаю, — качаю головой я. — При малейшей угрозе папа непременно бы настоял на нашем отъезде из города. Конечно, после маминой смерти все стало по-другому, но, не считая этого, в целом мы были счастливы и жизнь казалась простой и легкой. — Я замолкаю, вдруг поймав себя на том, что говорю о счастье в прошедшем времени.

Эш кивает, как будто я подтвердила его подозрения.

— Видишь ли, меня настораживают слишком большие промежутки времени между всеми этими событиями. Исчезновением твоих родителей, смертью твоей матери и недавним убийством тетки, — поясняет он.

Некоторое время в растерянности гляжу на него.

— Что ты имеешь в виду? Хочешь сказать, что все это время Львы не пытались нас найти?

— Я не утверждаю, что это невозможно, но подумай, каких колоссальных усилий и средств потребовали бы непрерывные поиски на протяжении целых двадцати пяти лет. Более вероятным мне представляется, что каждое нападение было результатом какого-то другого события, чего-то, что давало Львам информацию или хотя бы какую-нибудь подсказку о месте пребывания твоей семьи. Поправь меня, если ошибаюсь, но из наших прошлых бесед я заключил, что ты всю жизнь прожила в одном и том же городке, где-то в глубинке, и при этом никак не скрывалась, а, напротив, принимала живейшее участие в жизни местного общества. — Он ждет от меня возражений, но, поскольку я молчу, продолжает: — Не похоже, чтобы ты чувствовала себя как в осажденной крепости. Скорее ты была в безопасности.

Я грызу ноготь на большом пальце, пытаясь найти изъян в его рассуждениях, но ничего не нахожу.

— Хорошо, допустим, ты прав, — отвечаю я. — Тогда как им удалось найти тетю Джо? Что изменилось?

— Именно это я и имею в виду — что-то изменилось. И думаю, причина имеет непосредственное отношение к тому, чем в данный момент занимается твой отец.

Я громко выдыхаю, опять начиная трястись от страха за папу. «По крайней мере, — говорю я себе, — доктора Коннера здесь больше нет, а я наконец могу покинуть Академию». Однако при мысли об этом к горлу подкатывает тошнота. Доктора Коннера не просто здесь нет — он мертв, и я имею к его смерти самое прямое отношение.

Эш виновато смотрит на меня, как будто хочет извиниться.

— Я знаю, тебе довелось через многое пройти, но не могу еще раз не напомнить, как важно, чтобы завтрашний наш отъезд прошел без неприятностей. Пока мы не можем считать, что нам ничего не угрожает.

При слове «мы» у меня сводит живот. Эш вызвался помочь мне найти папу — вполне вероятно, эти поиски кончатся его гибелью.

— Никто не должен знать, что мы уезжаем, — спокойно продолжает он. — Тебе нужно, как обычно, пойти на занятия с Лейлой, поесть в обеденном зале и позаниматься в библиотеке, как будто для тебя это обычный день.

Внимательно смотрю ему в глаза. Да разве в этой школе когда-нибудь бывают нормальные дни?

— «Довелось через многое пройти»? Это еще мягко сказано, — говорю я, грустно посмеиваясь над тем, как все в моей жизни перевернулось с ног на голову. — Мне с трудом верится, что всего месяц назад я даже не подозревала о существовании этой странной школы и Стратегов. — Обвожу комнату рукой. — Хоть мне и удалось избежать смерти уже раз шесть, да к тому же на меня пытались повесить убийство, мои беды, похоже, только начинаются, потому что теперь на моего отца охотится тайное общество убийц, куда входят Семьи, настолько всемогущие, что могли менять ход истории на протяжении тысяч лет. — Взглядом прошу Эша посмеяться вместе со мной, поскольку в ночном кошмаре мне и так угрожают неописуемые ужасы.

— Я не могу обещать, что станет легче, — серьезно говорит он. У меня вырывается стон. — Если честно, то скоро все будет намного хуже.

— Умеешь ты успокоить!

На лице Эша появляется легкая усмешка.

— Я успокою тебя, когда буду уверен, что нам не грозит смерть.

Несмотря ни на что, я смеюсь.

— Ничего хуже ты сказать не мог… Разве ты не слышал, как люди нередко говорят друг другу приятные вещи, например, что прикид им идет, хотя на самом деле это неправда? Невинная ложь спасает сердца.

— Твой прикид тебе очень идет. — В его глазах загораются игривые огоньки.

Осматриваю свою помятую форму: белая рубашка на пуговицах, черные легинсы и черные сапоги на шнуровке.

— А ведь и правда, — говорю я. — В этом наряде я могла бы победить на конкурсе пиратских костюмов.

Губы Эша растягиваются в улыбке, но глаза остаются серьезными. Он смотрит на меня так, как будто в жизни не встречал никого более интересного и необычного.

— И вообще, с каких это пор тебя так беспокоит опасность? Разве не ты обычно должен надо всем смеяться? Манкируешь своими обязанностями, — говорю я, слегка краснея от его восхищенного взгляда.

— Я начал волноваться из-за опасности, когда мне перестала быть безразлична судьба той, кому она угрожает.

Его слова застают меня врасплох.

Секунду мы оба молчим, сидя всего в нескольких дюймах друг от друга, и в свете камина воздух между нами кажется густым и теплым. Я теряюсь, не зная, что на это сказать. Откровенность Эша приводит меня в смущение.

— Брендан, — не дождавшись моей реакции, говорит Эш, возвращая меня к неприятной теме.

— Э-э? — мямлю я, пытаясь уследить за ходом его мыслей.

— Завтра наблюдай за Бренданом, — тихим, уверенным голосом говорит он. — Я не знаю, каков будет следующий ход Львов теперь, когда Никта временно выбыла из игры, а Шарль и доктор Коннер мертвы, но Брендан — одно из их последних орудий в стенах школы. Не стоит провоцировать его, дав понять, что мы уезжаем из Академии.

Я вздыхаю. От событий прошлой недели голова идет кругом: Шарль погиб, попытавшись убить меня, Никту заперли в темнице за то, что она хотела проткнуть меня мечом.

— А нет какого-нибудь универсального правила, согласно которому нападать на людей сразу после того, как они тебя обошли, — дурной тон?

Эш откидывается на подушки.

— У Стратегов все иначе. По правде говоря, твоя временная победа делает тебя еще более привлекательной и интересной мишенью.

Его ответ похож на извращенный вариант старой поговорки: если сразу не добился успеха в каком-либо деле, не отчаивайся, продолжай действовать дальше. Хватаю декоративную подушку из серого бархата и прижимаю ее к груди. Когда я смотрю на Эша, в памяти снова всплывают сцены из ночного кошмара. Я хмурю брови. Коннер пытался отравить его. Эш едва не отправился на тот свет, но все-таки выжил. А что будет в следующий раз? И как я буду жить дальше, зная, что из-за меня Эш пострадал или даже погиб? Предложение Эша бросить все и отправиться вместе со мной искать папу поначалу показалось мне дерзким, даже романтическим поступком, но теперь от мыслей об этом по спине пробегает холодок.