— В какую сторону, Алёна говорила, надо двигаться? На север? Где здесь юг, где север?

Он встал спиной к карте подземки, сообразил, где север, и изнеможённо потопал в указанном направлении.

— (Кстати, а когда она мне говорила, что надо идти на север? Вроде не по телефону. Интересно. Ну да ладно, какая разница).

Рядом с ним хромал красивый молодой человек. Глаза его были переполнены непониманием происходящего. Пережитый страх то сковывал его, то приводил в возбуждение. Находясь под впечатлением от увиденной драмы, он всё время бубнил себе под нос:

— Я только вошел в лифт, нажал на 101, а он тут же остановился. Свет погас. Но это ничего. Лифт-то стеклянный, всё видно, утро всё-таки. А потом они стали падать. Всё падают и взрываются, падают и взрываются.

— (Ну вот, сегодня уже третьего заело), — вздохнул Алекс. — Ничего, парень, прорвемся. Тебя как зовут?

— Дьюк.

— (Почти что принц. Теперь понятно, отчего такой красавец). Давай, давай! — он подхватил молодого человека под локоть. — Быстрее, быстрее! — как будто подчиняясь мыслям жены, поторапливал его Нахимов.

Они маршем преодолели туннель, поднялись по лестнице и побежали к выходу. Безмятежный солнечный свет больно кольнул глаза. Алекс оглянулся. Дымились обе башни. Вокруг надрывались сирены. Плакали, глазели, фотографировали, снимали на видео прохожие.

— Вам оттуда ручкой никто не машет и не позирует, чего снимать, — проворчал Нахимов то ли по-английски, то ли по-русски, то ли себе, то ли прохожим. — (Кажется, пронесло), — покачиваясь, он двинулся вперед по улице, все отдаляясь и отдаляясь от Всемирного торгового центра.

⁂

Перед взором Алёны предстало то, чего она боялась больше всего, но ни разу не формулировала эту мысль. Она была уверена: главное — не подавать судьбе негативных идей. Рок обожает претворять их в жизнь. Однако несмотря на все заклинания сбывалось самое страшное. На экране оседала первая, южная, башня, а за ней и вторая, северная. Бессердечные ведущие снова и снова демонстрировали падение высотных сооружений.

Урбанова взяла со стола холодную стеклянную бутылку пепси и хладнокровно, как боец гранату, запустила в экран. Телевизор рвануло, и всё разом затихло.

— Я оплачу ущерб. Давайте лучше помолимся, но не за упокой, а за здравие, — произнесла Алёна, чувствуя, что еще секунда, и она разрыдается.

Все послушно, беззвучно сели и погрузились внутрь себя. Чего-чего, а молиться в Америке умели даже ученые.

⁂

В поднебесье вдруг жутко захрустели башенные кости. Всё грохотало, стонало, и здание, только что покинутое Нахимовым, поползло вниз, оседая на землю.

— (Опять на меня всё летит! Когда же этот маразм закончится?) — мысленно взвыл Алекс, остановился и посмотрел назад.

Южная башня по карточному складывалась внутрь самой себя. Нахимов оцепенел от размаха бедствия, свалившегося на Нью-Йорк. Дьюк ещё постоял с полсекунды, бормоча что-то себе под нос, потом вцепился в Алекса мертвой хваткой и потащил за собой. Они, как два скакуна, помчались по улице, лавируя между пожарными машинами, подальше от проклятого места.

Неистовой силы шум усиливался, нарастал, и вдруг — рвануло. На мгновение обоим показалось, что земля под ногами провалилась. Алекс оглянулся на бегу и увидел летящие вслед за ними многоэтажные клубы пыли с обломками искореженного бетона и стекол. Фронт взрывной волны был совсем рядом.

Юноша, не реагируя на происходящее, как зомби, продолжал преодолевать свою стометровку в сцепке с товарищем по несчастью. Плотная стена пыли уже толкала их в спины. Перед Алексом мелькнула открытая дверь уличного кафе. Не раздумывая, он втолкнул туда парня и, сбиваясь с ног, ввалился сам. Молниеносным движением его рука захлопнула входную дверь. Ему даже показалось, что снаружи их чем-то придавило будто бы плитой.

Алекс отскочил вглубь зала, заставленного столами и стульями, и в то же мгновение наступила ночь. Мимо окна вдоль по улице, увлекаемые турбулентным потоком сизой пыли, проносились куски арматуры, разломанные столы и стулья, человеческие тела и бумага. Белые листы заполнили всё вокруг и кружили над городом.

Это длилось сто лет, сто дней и сто часов. Наконец разрушительная волна стала успокаиваться, асбестовая пыль оседать, рассудок возвращаться. Дьюк сидел в центре кафе и теперь заворожённо рассказывал уже полную версию своих злоключений посетителям: всё, начиная с лифта и заканчивая их появлением в кафе.

— Сначала я никак не мог открыть лифт. Представляете, он застрял прямо на первом этаже. Жму на кнопку вызова дежурного — никто не отвечает. Жму на аварийное открывание дверей — а они не двигаются. Думал, всё, каюк. А потом сообразил. Просунул между дверей сначала авторучку, потом книжку, потом портфель, а после этого и сам пролез.

— Видишь, парень, какая польза от книжек. А ты по жизни что делаешь? — спросил его пожилой мужчина бомжеватого вида.

— Бегу, а они падают и взрываются, — молодой человек не отреагировал на вопрос и всё повторял и повторял свою историю. — Я бегу, а они падают и взрываются…

— Парень, ну всё, всё, мы живы, — один из посетителей патетически потряс Дьюка за руку, — успокойся.

Нахимов пристроился в сторонке и отчаянно боролся с приливом тошноты. Отвратительная волна подкатила к кадыку. Он хотел глотнуть свежего воздуха, но вонючая грязная тряпка мешала. Алекс вспомнил, что когда он вытаскивал чернокожего сослуживца из-под завала, то Алёна по телефону приказала обернуть лицо чем-нибудь мокрым. Воды под рукой не было, а туалет искать некогда. Тогда он совместил полезное с приятным, помочившись на сорванную с себя новенькую офисную рубашку, заботливо купленную женой для интервью. Он разорвал тогда ее пополам и обмотал одной частью лицо себе, а другой — чернокожему партнеру.

— (Интересно, а тот жив? Если жив, то, должно быть, обиделся, уж больно вонючая), — Алекс первый раз улыбнулся.

Закинув то, что осталось от половины рубашки, в мусорный бак, он разыскал стопку полотенец на кухне и взял верхнее. Наскоро умылся, обдал свежей проточной водой махровую ткань и завязал в виде маски вокруг лица. В воздухе висела цементная пыль, а он как муж химика знал, чем она опасна.

Уже почти совсем сошедший с ума Дьюк спросил:

— А это ещё зачем?

— Жена рекомендовала, — ответил Алекс и раздал всем «средства защиты от пыли».

⁂

Алёна не помнила, кто привез ее домой и уложил в постель. Ей снился светлый сон о детстве: про папу и дни желаний. Маленькие праздники для любимой дочери повторялись через воскресенье, и ей разрешалось всё, кроме покупки фортепьяно, потому что на него еще не накопили. Но в этом сне папа приготовил ей сюрприз. Девочка вошла в комнату, а там стоял искрящийся на солнце инструмент. Их комната огромная-огромная, светлая-пресветлая. Она подходит к роялю, садится и начинает играть. Звучит приятная музыка, вытесняя из души беспокойство и страх.

Границы между сном и явью не было. Ощущение счастья рассеялось, и вдруг больно кольнуло:

— (Алексей, где он, что с ним?) — Урбанова резко вскочила и застыла в неудобной позе.

Время остановилось. Прошла целая вечность, измучившая ее одним вопросом.

— (Алёш, ты где, что с тобой?)

Она не ощущала его мертвым, но и не видела зеленой точки, зыбко связывавшей их в конференц-зале.

— (Это я виновата, — укоряла она себя. — Черт меня дернул подумать накануне: «полетели кого-то бомбить». Надо быть осторожнее с ними, с мыслями).

Урбанова перешла на кухню, жадно выпила стакан воды, налила второй, поставила перед собой и уперлась взглядом в дрожащую поверхность, повторяя вслух:

— Позвони, позвони, ну пожалуйста, позвони…

Так прошло три дня. К ней приходили люди: и знакомые, и чужие. Есть такая традиция в Штатах — приносить еду в дом, который посетило горе. Но она ни на кого не реагировала. Сидела неподвижно, глядя на прозрачную жидкость, и повторяла:

— Миленький, ну что же ты не звонишь? Откликнись. Я тебя очень прошу.

Поблескивая на солнце, вода мерцала, контуры расплывались, затуманивая поле зрения. Постепенно блики исчезли, и Алёна уже смотрела сквозь воду, как через дымчатое стекло. Размытые силуэты, похожие на топографическую карту, крыши домов и машин медленно проплывали в ее заблудившемся сознании. Она была не в состоянии разобрать, что это — явь или сон. Да и не хотела она ничего понимать. Алёна искала мужа и знала, что найдет.

Пошла игра в прятки между сознанием и подсознанием. Ей привиделась точка, но на сей раз она была не зеленая на черном фоне, а прозрачная, как малюсенькое пятнышко в затянутом инеем окне. Отверстие расширилось до размеров копеечной монеты и превратилось в дырку в мутном стекле. Через эту «линзу» всё стало отчетливо видно. Одного жалко, что уж больно миниатюрная, мало в нее помещается, трудно искать, но она разыщет мужа в этом большом городе обязательно.

⁂

Покинув кафе-убежище, Алекс без труда нашел ближайший госпиталь и определил туда окончательно потерявшего рассудок Дьюка. К счастью, врачи успокоили, заверив, что психологический шок должен скоро пройти.

— (Хорошо бы ему выздороветь побыстрее. Сколько ему лет? Ровесник нашему Афоне, может, чуть постарше?) — размышлял Нахимов, бродя по больнице.