— Прекрасная сегодня погода, — не сдавалась сестра.

— Для вас — может быть, — сварливо ответил старый Джеррард. — Но точно не для меня. Это чертово люмбаго меня убивает.

— Это все потому, что прошлая неделя была сырой, — объяснила сестра Хопкинс все с тем же оптимизмом. — А нынешняя сухая погода очень скоро вас вылечит.

Ее профессиональная жизнерадостность, казалось, раздражала старика.

— Эх, сестры, сестры… все вы одинаковы, — сказал он с неприятной интонацией. — Проблемы других людей вас только радуют. Вам на них наплевать! А тут еще Мэри все время говорит о том, что хочет стать медсестрой. А я-то думал, что она мечтает о чем-то большем — со всеми ее французскими, немецкими, роялями и прочим, чему она научилась в школе и за границей…

— Я буду вполне довольна, если стану медсестрой в больнице, — резко прервала его Мэри.

— Ну да, а еще больше ты будешь довольна, если тебе вообще ничего не придется делать, да? Будешь просто выпендриваться с этими своими манерами, фиоритурами и видом великосветской бездельницы. Тебе бы только лениться, девочка моя!

На глаза Мэри навернулись слезы, и она запротестовала:

— Это неправда, папа. Ты не имеешь права так говорить!

Сестра Хопкинс решительно вмешалась, стараясь перевести все в шутку:

— Что-то мы сегодня не совпали с погодой… Вы же совсем не это хотели сказать, Джеррард. Мэри — хорошая девочка и хорошая дочь.

На лице Джеррарда, когда он взглянул на дочь, читалась практически ничем не прикрытая враждебность.

— Она мне теперь не дочь — с этим ее французским, историей и жеманными манерами. Тьфу!

Повернувшись, он исчез в сторожке.

— Вот видите, сестра, как все это сложно, правда? — сказала Мэри со слезами на глазах. — Он не слушает никаких доводов. И никогда не любил меня, даже когда я была маленькой девочкой. Ма вечно меня от него защищала.

— Ну ладно, ладно, не расстраивайтесь, — мягко успокоила ее сестра Хопкинс. — Эти испытания посланы нам Всевышним… Боже, мне уже пора! Ну и утречко…

Провожая взглядом ее быстро удаляющуюся фигуру, Мэри Джеррард с грустью размышляла о том, что в мире нет людей, которые могли бы действительно чем-то ей помочь. Вот и сестра Хопкинс, при всей ее доброте, может произнести лишь обычный набор банальностей, выдавая их за что-то новенькое…

«Что же мне делать?» — горько подумала девушка.

Глава 2

I

Миссис Уэлман лежала на аккуратно взбитых подушках; дыхание у нее было немного затрудненное. Она не спала. Ее глаза — все еще яркого синего цвета, как и у ее племянницы Элинор, — смотрели в потолок. Миссис Уэлман была крупной, тучной женщиной с приятным, напоминающим орлиный профилем. Ее лицо было полно гордости и решимости.

Глаза опустились и остановились на фигуре, сидевшей у окна. Взгляд стал нежным и немного тоскливым.

— Мэри… — позвала она наконец.

Девушка быстро обернулась.

— А, вы проснулись, миссис Уэлман…

— Я уже давно не сплю, — ответила Лора Уэлман.

— Ой, а я не заметила! Мне надо было бы…

— Нет-нет, всё в порядке, — прервала ее хозяйка. — Я думала… о многом.

— И о чем же, миссис Уэлман?

От этого полного сочувствия взгляда и заинтересованного голоса лицо старой женщины стало мягче.

— Я тебя так люблю, — с нежностью произнесла она. — Ты так ко мне добра…

— Ну что вы, миссис Уэлман, это вы добры ко мне… Если б не вы, я не знаю, где была бы сейчас! Вы для меня так много сделали…

— Не знаю… Не знаю… Я уверена… — Больная неловко пошевелилась — ее правая рука согнулась, а левая осталась неподвижной и безжизненной. — Всегда хочется поступить как можно лучше, но так трудно понять, что значит это «лучше»… Я всегда была слишком самоуверенна…

— О нет, — прервала ее Мэри. — Я уверена, вы всегда знали, что надо делать.

Лора Уэлман покачала головой.

— Нет, нет… И это меня беспокоит. Мой вечный грех, Мэри, — это моя гордыня. А гордыня — порождение дьявола. И она всегда присутствовала в нашей семье. У Элинор ее тоже достаточно.

— Здорово, что мисс Элинор и мистер Родерик приезжают, — быстро сказала Мэри. — Это вас как-то развеселит. Они уже давно здесь не были…

— Они хорошие дети — очень хорошие, — негромко сказала миссис Уэлман. — И оба любят меня. Я знаю, что стоит мне только позвать их, и они тут же явятся. Но не хочу злоупотреблять этим. Они молоды и счастливы — у них еще все впереди. И не стоит раньше времени вводить их в мир упадка и страданий.

— Уверена, что они так не думают, — возразила Мэри.

Миссис Уэлман продолжила — казалось, что она говорит сама с собой, а не с девушкой:

— Я всегда надеялась на то, что они поженятся. Но старалась не начинать подобные разговоры. Молодые люди так противоречивы… Они наверняка поступили бы наоборот. Но эта идея пришла мне в голову уже много лет назад, когда я увидела, что сердце Элинор отдано Родди. Правда, я вовсе не была уверена в нем. Он такой забавный… Генри был таким же… очень скрытным и привередливым. Да, Генри…

Женщина замолчала на несколько мгновений, вспомнив своего умершего мужа.

— Так давно… Так невероятно давно… — пробормотала она. — Он умер, когда мы прожили в браке всего пять лет. Двустороннее воспаление легких… Мы были счастливы — очень счастливы; сейчас это счастье иногда кажется мне чем-то нереальным. Я была странной, витающей в облаках девицей — голова у меня была забита всякими идеями и мечтами о герое. Настоящего для меня не…

— Вы, наверное, были очень одиноки — потом… — чуть слышно заметила Мэри.

— Потом? О да, очень одинока. Тогда мне было двадцать шесть — а теперь уже за шестьдесят. Долгая жизнь, моя дорогая, долгая, долгая жизнь… А теперь еще это! — неожиданно резко добавила она.

— Вы про свою болезнь?

— Ну да. Я всегда боялась удара. Все это так унизительно… Когда тебя моют и ухаживают за тобой, как за младенцем, а ты не можешь сделать ничего самостоятельно! Меня это сводит с ума. У сестры О’Брайен добрая душа — что есть, то есть. Она не возражает, когда я спускаю на нее всех собак, и умнее многих. Но когда ты рядом, Мэри, это совсем другое дело.

— Правда? — Девушка покраснела. — Я… я очень рада, миссис Уэлман.

— Но последнее время ты волнуешься, правда? — проницательно заметила хозяйка. — Волнуешься по поводу своего будущего… Оставь все это мне, дорогая. Я прослежу, чтобы у тебя было достаточно средств, чтобы стать независимой и овладеть профессией. Но надо немного подождать — для меня твое присутствие здесь слишком много значит.

— Ну конечно, миссис Уэлман, конечно! Я ни за что на свете вас не оставлю. Если вы хотите…

— Хочу. — Голос женщины стал неожиданно глубоким и густым. — Ты… ты для меня как дочь, Мэри. Я же видела, как ты растешь здесь, в Хантербери, начиная с того времени, когда ты была еще ползунком. Видела, как ты превращаешься в красивую девушку… Я горжусь тобой, дитя мое. Мне остается только надеяться, что все, что я для тебя сделала, пойдет только на пользу.

— Если вы думаете, — быстро прервала ее Мэри, — что ваша доброта и то образование, которое не соответствует моему положению и которое вы мне дали… если вы думаете, что я им недовольна или что оно превратило меня, как говорит мой отец, в даму из высшего общества, то это совершенно не так. Я просто очень сильно вам благодарна, вот и всё. А то, что я хочу как можно скорее начать зарабатывать себе на жизнь, так это потому, что чувствую, что после всего, что вы для меня сделали, должна работать, а не бить баклуши. Я… я не хочу, чтобы люди думали, что я присосалась к вам, как пиявка.

Лора Уэлман ответила неожиданно резким голосом:

— Так вот что вбивает тебе в голову Джеррард… Не обращай внимания на своего отца, Мэри; никому и никогда не придет в голову сравнивать тебя с пиявкой! И я прошу тебя остаться со мной лишь потому, что это необходимо лично мне. Скоро все закончится… Вообще, если б у них была хоть капля мозгов, то моя жизнь уже закончилась бы — и не было бы никакой волокиты с сестрами и врачами…

— Ну нет, миссис Уэлман. Доктор Лорд говорит, что вы можете жить еще долгие годы.

— Благодарю покорно, но меня это не интересует! Я тут как-то сказала ему, что в любой цивилизованной стране было бы вполне достаточно, чтобы я выразила свое пожелание умереть, и он безболезненно прикончил бы меня каким-нибудь милым лекарством. «И если б у вас была хоть капля смелости, доктор, — сказала я, — вы сделали бы это прямо сейчас!»

— Боже, — воскликнула Мэри. — И что он вам ответил?

— Этот грубый молодой человек ухмыльнулся, моя дорогая, и сказал, что не хочет рисковать быть повешенным. «Вот если б вы оставили мне все ваши деньги, миссис Уэлман, тогда я обязательно подумал бы над этим…» Дерзкий молодой нахал! Но он мне нравится. Его посещения дают мне больше, чем его лекарства.

— Да, он очень милый. Сестре О’Брайен он очень нравится, и сестре Хопкинс тоже.

— Хопкинс… в ее возрасте пора бы поумнеть, — заметила миссис Уэлман. — А что касается О’Брайен, то она лишь глупо улыбается и повторяет: «О, доктор!», а еще отбрасывает назад эти свои длинные космы, когда он к ней подходит.