Она заговорила. Голос её звучал как бьющееся стекло. Мне был непонятен этот сбивчивый, дробный язык. Сестра-Настоятельница торопливо вошла в часовню Вознесения Господня и увела её за руку. Избранные (искалеченные) живут за часовней, в покоях, куда нам нет доступа: войти к ним могут только Он, Сестра-Настоятельница да их служанки. Кто-то оставил дверь открытой, и Полная Аура вышла из покоев, но Сестра-Настоятельница проявила благородство, ибо негоже беспокоить Полную Ауру, которая произносит речь. Ведь нить, связывающая их с нашей реальностью, может оборваться и оставить избранных в ловушке Неосязаемого Измерения, того места, которое находится за пределами атмосферы. Такое случилось лишь с двумя из них, мы больше никогда их не видели.

Какая-то служанка будет наказана за то, что оставила дверь открытой. Сестра-Настоятельница заставит её вопить.

Сестра-Настоятельница сердито посмотрела на меня, но я опустила голову, как и положено в её присутствии да при её-то габаритах. Мне не хотелось напороться на взгляд, предвещающий ледяную бурю.

Я закончила уборку и направилась к келье, а затем прошла по коридору, сделав крюк, чтобы подойти к чёрной резной двери. Поблизости никого не было, и я прикоснулась к древесине. За дверью — Убежище Просветлённых. Они не живут вместе с избранными, потому что являются самым ценным сокровищем Священного Братства (вот почему их не калечат, как Младших Святых, Ясновидиц и Полных Аур). Коридор длинный, он в стороне от наших келий, в которых спим мы, нечестивицы. Свечи в коридоре служанки меняют каждую ночь. Здесь есть пустые кельи, а в центре находится дверь, доступ к которой только у Просветлённых.

Зная, что у меня мало времени и это рискованно, я всё-таки погладила наддверные крылья ангела, несущего киворий [  Навес или балдахин над алтарём. (Здесь и далее примечания переводчика.)], лепестки лилий и перья соловья. Пока я мечтала о дне, когда меня посвятят в Просветлённые (а не в избранные, я этого не хочу), когда мне дадут Священный Кристалл и эта дверь распахнётся передо мной, я услышала плач, похожий на мяуканье, а затем приглушённый крик наподобие ворчания или рыка затаившегося хищного зверя. Я отпрянула от двери и бросилась бежать.

* * *

Мне нельзя никому рассказывать, что я видела Полную Ауру. Если я это сделаю, нечестивицы обвинят меня даже в том, чего я не делала, поскольку не им ведь явилось чудо, да ещё и хватило смелости поделиться этим видением. Сестра-Настоятельница собирается отправить меня в Башню Безмолвия, что рядом с Монастырём Очищения. Башня Безмолвия (как же мы её боимся!), возведённая из камней и пристроенная к стене (наверное, она служила монахам наблюдательным постом), с оконцами без стёкол, круглая и такая высокая, что приходится вытягивать шею, чтобы увидеть, где заканчивается её винтовая лестница, образованная восемьюдесятью восемью холодными каменными ступенями.

Меня могут заточить там без воды и еды, в одиночестве и под открытым небом, под стрекотание сверчков, которое завораживает, как неземной пугающий звук.

Оставят далеко от Обители Священного Братства, в окружении костей, которые светятся в темноте.

* * *

Я пишу эти строки в своей келье без окон, при свечах, которые догорают слишком быстро. Украденным на кухне ножом понемногу выскребаю в стене небольшую щель, чтобы впустить немного воздуха и света.

Свои листки я заворачиваю в простыню и прячу под деревянными половицами. Когда хочу сэкономить чернила, оставленные монахами, я прокалываю себе кожу иголкой, чтобы использовать кровь. Вот почему на бумаге появляются более тёмные пятна красного цвета. Иногда готовлю чернила из древесного угля или из растений и цветов, которые собираю тайком, подвергаясь опасности. Не менее опасно писать всё это сейчас, в этом месте, но я хочу напомнить себе, кем я была до того, как попала в Обитель Священного Братства. Что я делала, откуда взялась, как выжила? Не знаю, но что-то сломалось в моей памяти, не позволяя мне вспомнить подробности.

Я сожгла много листков, запретных страниц, где говорилось о ней, о похороненной в зоне мятежниц ослушнице — о Елене.

* * *

Из выжженных земель, из уничтоженного мира распространилась мгла. Это холодный, липкий, как паутина, туман, но он распадается на пальцах, если к нему прикоснуться. У некоторых из нас на коже появились ранки, возникли зуд и сильная боль. А у одной служанки кожа изменила цвет, и больше мы эту служанку не видели.

Нам стало трудно дышать.

Вот уже несколько дней мы, нечестивицы, приносим всё новые жертвы, потому что избранные истолковали знамения нашего Бога, а Просветлённые объявили, что «без веры нет заступничества». Они предвидят катастрофы, и они единственные, кто может знать имя Бога. А для остальных оно непроизносимо, потому что нужно выучить тайный язык, который неуловим, как белая змея, пожирающая сама себя. Говорить на нём — всё равно что рвать себя на части, его «музыка» состоит из осколков, и произносить их так же трудно, как держать скорпионов во рту.

Нам трудно передвигаться, но мы приносим жертвы, чтобы уменьшить ущерб от тумана. Одни умерщвляют себя постом, другие передвигаются на коленях. Лурдес предложила в виде истязания посидеть на битом стекле.

Солнце, похоже, затмилось. Его свет померк, лучи нас не освещают, не дают нам тепла. Кажется, наступила вечная ночь.

Без веры нет заступничества.

* * *

Просветлённые велели нам продолжать жертвоприношения, иначе воздух окаменеет и мы умрем, застыв в тумане. Мы доверяем посланиям Просветлённых, потому что у них — все достоинства избранных. Они — посланницы света и поэтому обладают эфемерным голосом Младших Святых, пророческим видением Полных Аур и совершенным слухом Ясновидиц. Они посредницы между нами и божеством-прародителем, тем тайным Богом, который существовал с незапамятных времен и предшествовал богам, созданным людьми.

Сестра-Настоятельница выкрикивает в коридорах: «Без веры нет заступничества!» Мы кашляем и сплёвываем белую слюну, дрожа от холода. Температура воздуха упала ещё сильнее, и мы боимся за урожай на нашем огороде, идущий на пропитание избранных и Просветлённых.

А я продолжаю писать, укутавшись одеялом, возле крошечного огонька свечи. Вывожу буквы собственной кровью, ещё тёплой и текучей. Пальцы коченеют от холода. Наша жертва важна, ибо самоотречение помогает сохранить Обитель Священного Братства. Мы молодые женщины, не запятнанные скверной, избежавшие преждевременного старения, как у служанок, мы без разных пятен на теле, у нас целы все волосы и зубы, нет шишек на руках и чёрных пролежней на коже. Некоторые нечестивицы вызвались истязать себя, выдавливая гнойники у служанок. Они не могут скрыть своего отвращения и презрения, однако молча приносят себя в жертву.

* * *

Вот уже три дня, как мы дышим этим туманом.

Некоторые из нас начали сомневаться в действенности жертвоприношений, и Сестра-Настоятельница наказала их за это.

Нам приходится спать в трапезной, где низкий потолок и маленькие окна, поэтому там теплее. В центре помещения служанки разожгли костёр, чтобы мы не мёрзли. Они развели огонь прямо на полу, выложенном красной плиткой. Мы передвинули столы, которые обычно стоят друг напротив друга, и спим на матрасах, принесённых из келий.

Позволяем служанкам спать с нами, не желая, чтобы они умерли от холода, ведь они нам так нужны. Не знаю, как спят по ночам избранные и Просветлённые, но они — наше главное достояние, поэтому не сомневаюсь, что о них есть кому позаботиться.

Мне пришлось спать рядом с Мариэль. Она улыбается, потому что появление тумана отсрочило наказание, которое собиралась назначить ей Лурдес. Мариэль шёпотом передала мне слова Марии де лас Соледадес: Лурдес поведала ей, что у Просветлённых вырывают зубы и языки, потому что для произнесения имени Бога требуется пустота. Она так же доверительно сказала мне, что, по словам других, они слышали крики из-за чёрной резной двери Убежища Просветлённых. Мне показалось, что я тоже слышу пронзительные крики и подавленные вопли. А еще Мариэль сообщила мне, противореча самой себе, что Просветлённые иногда грызут гвозди и жуют битое стекло. Я этому не верю. Но может, так оно и есть, ведь правду о них никто не знает (как только их избирают Просветлёнными, мы их больше не видим), мы знаем только, что их мало и что стать Просветлённой — высшее стремление и величайшая ответственность. Благодаря им яд, текущий по подземным рекам, и слизь, оседающая в клетках растений, а также токсины, которые ветер переносит с места на место, не заражают наш маленький мир.

Просветлённые находятся за чёрной резной дверью, под защитой, и только Он может прикасаться к ним.

Тем временем туман густеет. Сестра-Настоятельница призвала нас принести искупление кровью. Подвергнуться бичеванию, порке плетьми, нанести себе раны, чтобы наш Бог спас нас, а туман не убил, чтобы стихийные бедствия перестали преследовать Обитель Священного Братства.

* * *

Через неделю туман испарился, рассеялся. Температура воздуха повысилась. Мы вернулись в свои кельи. На полу в центре столовой осталось чёрное пятно от кострища. Служанки не смогли его оттереть.