Мама совершенно точно не рассказывала ей ничего такого. Она осмотрелась по сторонам, стараясь представить, как выглядел бы этот город, если бы магия проглядывала из-под его поверхности. Искрилась ли она или была невидимой? Опасной или совершенно обыденной? Было сложно это даже представить.

— Что с ней случилось? — спросила она.

Старуха подняла взгляд, посмотрела куда-то в суету рынка, глядя словно сквозь него.

— Разрыв.

— Разрыв? — повторила Коффи. — Какое отношение землетрясение имеет к магии?

Старуха пристально посмотрела на нее.

— Ты, конечно, слышала об этом, — сказала она. — Истории о разрывах в земле и небе, о волнах жара, который сжигал тела целиком. Я достаточно стара, чтобы помнить об этом, и, могу тебе сказать, это было ужасно. Никто до сих пор не знает, из-за чего случился Разрыв, но после него все в Лкоссе изменилось. Люди перестали воспринимать дарадж как полезный ресурс и начали видеть в них угрозу. Год за годом их изгоняли, выслеживали, как…

— Как животных, — закончила Коффи. — И так магия была потеряна.

— Не потеряна. — Глаза старухи сверкнули. — Скрыта.

Коффи нахмурилась:

— Скрыта?

Старуха начала раскачиваться из стороны в сторону.

— Многие дараджи бежали из Лкоссы, когда ощутили, что здесь больше не безопасно, но я уверена, что магия по-прежнему остается в городе и что есть и те, кто способен ею управлять, даже если они сами этого не знают.

Коффи не ответила. Она подумала о том, что случилось в Хеме, о том, что она тогда ощутила. Она вспомнила чувство свободы, когда взорвалась свеча, свои липкие руки, мамины слова.

Если Бааз поймет, что ты сделала, поймет, кто ты…

Когда-то в городе существовала магия, и люди были способны ее использовать. Мысль о том, что она может оказаться одной из таких людей, казалась невозможной, но… Другого объяснения тому, что она сделала, не было. Вся жизнь вела ее к вере в определенные принципы, но было и то, о чем мама ей никогда не рассказывала, то, что она прятала от нее. Почему? Сколько она знала? Коффи рассматривала свои руки.

— С тобой все хорошо, дорогая?

Коффи подняла взгляд. Старуха теперь смотрела на нее куда более внимательно. Коффи стало почти что неуютно. Она медленно поднялась на ноги и встряхнулась.

— Спасибо вам большое за хлеб, — поблагодарила она. — Вы были очень добры.

Старуха наклонила голову:

— Я тебя расстроила, девочка?

— Нет. — Коффи осознала, что ответила слишком поспешно, но не стала ничего добавлять. На самом деле она едва могла понять, как себя чувствует. Она была уставшей, растерянной, даже рассерженной. Почему мама не рассказала ей правду? Почему она все это время держала дочь в неведении? Она откашлялась, осознав, что старуха по-прежнему смотрит на нее. — Просто… Думаю, я уже потратила достаточно вашего времени.

— Глупости, — женщина отмахнулась. — Мне понравилась твоя компания, и на самом деле… — она показала на безделушки, — мне как раз не хватает помощницы. Тебе интересно такое предложение?

Коффи помолчала — эти слова застали ее врасплох. Предложение было щедрым и невероятно привлекательным, но… что-то по-прежнему останавливало ее. Всю жизнь она полагалась на других, которые определяли ее путь, помогали ей понять, какой шаг будет следующим. Если она хотела научиться, как выживать в этом мире, ей нужно начать прокладывать путь самой.

— Спасибо. — Она склонила голову. — Но… мне надо идти.

— Очень хорошо, малышка. — Старуха кивнула, и в ее голосе снова зазвучала печаль. — Знай, что предложение остается в силе, и я надеюсь, что когда-нибудь боги снова сведут нас. Береги себя.

Коффи оглянулась в последний раз и двинулась дальше по извилистым дорожкам рынка.

* * *

Когда Коффи ступила на улицы Лкоссы, жизнь в городе еще только закипала, но пока она разговаривала со старухой, город проснулся по-настоящему. Улицы, по-прежнему уставленные лавками, казались еще более многолюдными. Здесь так тесно, что было невозможно идти, никого не толкнув. Кто-то, пробивавшийся через толпу, врезался в нее справа; кто-то другой крикнул, чтобы она смотрела, куда идет. Больше не было прекрасного ровного ритма: чем дольше Коффи оставалась здесь, тем более оглушенной себя чувствовала. Она снова вспомнила о старухе, которая спокойно, почти задумчиво сидела на одеяле с безделушками. Странное дело — прошло только несколько минут, но ей уже было сложно вспомнить, как именно выглядело лицо женщины. Их встреча все больше походила на сон, хотя Коффи была абсолютно уверена, что она произошла на самом деле. Она сосредоточилась на словах женщины, на ее предложении, и ощутила сожаление. Это была щедрая возможность, но она отказала, не особо задумываясь. И снова она просто отреагировала, вместо того чтобы пораскинуть мозгами.

«Стать ее помощницей — это была бы хорошая работа, — произнес голос в голове. — У тебя был бы стабильный доход, может, даже шанс выбраться из Лкоссы».

Старуха сказала, что раньше бывала на равнинах Кусонга. Возможно, она планировала вернуться туда. В голове Коффи начал быстро складываться план. Да. Она вернется и найдет старуху, примет ее предложение. Может, она освоит какое-то новое ремесло, и, может, старуха расскажет ей еще больше о магии. Что-то толкнуло ее в спину, когда она застыла посреди дороги, но ей было все равно. У нее был план, путь вперед, надежда. Она развернулась, чтобы отправиться туда, откуда шла.

А затем чья-то ладонь зажала ей рот.

Коффи вздрогнула. В горле поднимался крик, хватка напавшего становилась все крепче, и в шуме толпы никто не услышал ее приглушенный возглас. Еще одна большая ладонь схватила обе ее руки мертвой хваткой и завела за спину. Ее оттащили в сторону от дороги. Она поежилась, услышав тихий смешок, а потом ощутила знакомый запах пряного одеколона, и ее кровь похолодела.

— Привет, Коффи, — сказал Бааз Мтомбе.

Глава 8. Знаток судеб

Когда Экон вернулся в храм Лкоссы, здание уже было окутано рассветным туманом.

Он смотрел на старинную постройку, на величественную алебастровую лестницу, которая светилась в утреннем свете. В ней было двадцать семь ступенек — теоретически, хорошее число.

Больше ничего хорошего в последних часах не было.

Большую часть ночи он бродил по пустым городским улицам, до помрачения считая шаги.

Всего он успел насчитать семьдесят пять тысяч шестьсот двадцать один шаг.

Ходьба помогла ему на некоторое время оттянуть неизбежное, но теперь солнце уже выглядывало из-за горизонта на востоке. Он больше не мог избегать того, что принесет ему день.

Он вошел в те же двери, что и прошлым вечером, но вместо того, чтобы идти по коридору в молитвенный зал, пошел наверх, к общежитию. Там было тихо в этот час — за закрытыми дверями спали остальные претенденты. Он прошел по коридору к последней двери справа и, вздохнув, открыл ее.

На самом деле эту комнату нельзя было назвать спальней в полном смысле слова. От стены до стены было чуть больше двух метров по длинной стороне, а в воздухе всегда висел слабый запах плесени. Мебель была скудной: узкая кровать, обшарпанная тумбочка, сменивший несколько владельцев сундук для одежды и книг. Что-то сдавило грудь, когда он осмотрелся. После того, что случилось сегодня, это больше не его спальня — ему не разрешат оставаться в храме. Позже, сегодня утром, Фахим и Шомари переберутся в более просторные и уютные покои, предназначенные посвященным Сынам Шести, а он… Он понял, что не знает точно, куда отправится. Они с Камау выросли в храме. Дома их семьи уже не существовало — его продали вскоре после смерти папы. Этот дом принадлежал той главе его книги жизни, которую уже успели вырвать, — той главе, в которой жила его мать. Когда он подумал о ней, его пронзила раскаленная добела боль. Он больше не мог в подробностях вспомнить ее лицо. Когда она ушла однажды ночью, ему было всего четыре года. В воспоминаниях остались лишь мимолетные образы — медные глаза, короткие курчавые волосы, родимое пятно на плече, — но они не задерживались надолго. Это заставляло его изо всех сил цепляться за то, что он все же мог вспомнить, например серебряные браслеты, сверкавшие на солнце, сладкий запах, который он знал, но никак не мог описать. Что бы подумала мама, если бы узнала, кем он стал?

Он снова услышал голос отца Олуфеми.

С этого момента ваше пребывание среди Сынов Шести окончено. Вы больше не претендент. Вы свободны.

Каждое слово поражало, как стрела, пронзая мякоть его эго. Он не просто потерпел провал — его исключили на виду у всех воинов. За одну ночь он погубил наследие своей семьи, которое передавалось из поколения в поколение. Он не пойдет по стопам папы и Камау. Он не докажет, что он настоящий мужчина.

Он плюхнулся на матрас, ощущая, как колючие перья, которыми он набит, впиваются в спину, и уставился в потолок, пытаясь понять, как вышло, что все пошло не так. Произошедшее ночью прокручивалось в его памяти секунда за секундой, сливаясь в единое целое, как страницы в книге. У одной был загнут уголок.

Та девушка.