Брандон Строитель, который возвел и Стену, и Винтерфелл, — два главных сооружения, ассоциирующихся с родом Старков, — заставляет нас вспомнить о мифологических строителях стен. Возведение стен было непростой задачей, а некоторые античные стены, казалось, могли быть созданы лишь богами. Посейдон и Аполлон, например, построили стены Трои, которые не дали брешь даже после десяти лет непрекращающихся военных действий. Стены в Фивах были созданы музыкантом Амфионом, что заколдовал камни своим пением и заставил их самих сложиться в стену. А стены Рима возвел его основатель Ромул, сын бога войны Марса. Эти стены, которые вскоре стали бесполезными, так как город рос очень быстро, сыграли важную роль в основании Рима — стали причиной одной из первых гражданских войн в истории города. Есть несколько версий этого события, но все они сходятся в том, что Ромул убил Рема, своего брата-близнеца, за то, что тот насмехался над строящейся стеной. «Так да погибнет всякий, кто перескочит через мои стены!» [Тит Ливий. История Рима от основания города. I. 7. Пер. В. М. Смирина.] — кричит Ромул над телом своего брата, демонстрируя собственную власть и римскую склонность одним махом прекращать междоусобицы кровопролитием. Дискредитация стены — словом ли, осадой ли, — была не чем иным, как посягательством на саму суть города, и именно по этой причине римляне ассоциировали самые серьезные угрозы городу с угрозами его стенам. На протяжении нескольких веков лишь диким племенам галлов удалось проникнуть за стены и разграбить город в период ранней истории Рима. Ганнибал, как известно, потерпел неудачу в попытке прорваться сквозь стены Рима, и эта неудача сыграла решающую роль в войне с Карфагеном, ознаменовав господство Рима как главной средиземноморской державы. Мировая история может зависеть от событий возле стены.
Первая римская стена простиралась вдоль померия, священной границы города, и была расширена несколь ко раз, как того требовало положение дел. Померий был как религиозной, так и военной границей, и, несмотря на то что его тоже требовалось расширять по мере роста империи, лишь величайшие сыны Рима удостаивались этой чести. Наиболее выдающийся из них, император Август, расширил померий в VIII в. до н. э., желая обозначить границы Римской империи, и поэты воспели Римскую imperium sine f ne — бесконечную империю. Правитель так же хотел напомнить людям о том, кто они есть, возродить чувство патриотизма, которое, как он полагал, пошатнулось вместе с Римом в процессе гражданской войны за пятьдесят лет до прихода Августа к власти. Император также сделал частью своей программы создание первой публичной библиотеки в Риме. Он поручил это писателю и ученому Варрону, чьи многочисленные работы отвечали запросам Августа — возвращали чувство собственного достоинства римлянам, в то время как они были чужаками на их собственной земле, не знающими ни традиций, ни обычаев [«Тут я сказал: „Все это так, Варрон, ведь именно твои книги как бы вновь возвратили нас домой, живших доселе в своем городе чужестранцами или странниками, и дали нам наконец возможность познать, кто мы и откуда“» (Цицерон. Учение академиков. Цицерон Варрону. I. 9. Пер. Н. Федорова).]. Это чувство отчуждения от дома очень ясно проглядывается в Вестеросе: Сэм испытывает его на Стене, пока не находит тайную библиотеку, Бран — когда покидает разоренный Винтерфелл, и Теон Грейджой — когда наконец возвращается домой, на Железные острова, лишь для того, чтобы обнаружить, что он отвергнут и изгнан. А сильнее всех, наверное, тоскуя по родине, на землю которой она никогда не ступала, испытывает его Дейенерис Таргариен, отвергнутая как вестеросцами, так и дотракийцами, коих она считала собратьями. Теон пытается справиться с отчуждением, пытаясь захватить Винтерфелл, в то время как Дени пытается узнать о своем доме как можно больше, читая книги и слушая истории. Но может ли последний из Таргариенов или даже последний из Старков напомнить вестероссцам о прежних временах и унять ужасы гражданской войны, или им, подобно Ромулу, придется идти по трупам своих же родственников?
Стена и ее аналог — Ров Кейлин — не единственные объекты, свойственные Северу. Север и в особенности Винтерфелл — последний оплот Старых Богов, только здесь люди до сих пор поклоняются им, приходят в темные мрачные богорощи, в центре которых находится чердрево. Когда мы впервые встречаемся с Недом Старком, именно возле него он чистит свой фамильный меч Лёд. Кроме того, мы видим чардрево в удивительной анимационной заставке к сериалу, вырастающим среди механических моделей городов.
Греки и римляне деревьям не поклонялись, хотя римляне знали, что галльские друиды питали особое почтение к дубу. Что интересно, слово «друид», вероятно, произошло от греческого слова drus, что означает «дуб». Тем не менее античная мифология полна легенд о деревьях, которые оживают и наделяются человеческой душой. Наиболее известная, пожалуй, об Аполлоне и Дафне, где прекрасная нимфа, преследуемая богом, превратилась в лавровое дерево, чтобы сохранить целомудрие. Лавр был священным деревом Аполлона, а его листья использовали в религиозных церемониях и делали из них венки для победителей поэтических состязаний. Другие деревья считались священными для богов в силу их местоположения: дубы в окрестностях Додоны, например, выполняли функцию оракулов: верующие приходили за божественным советом и слушали шелест листьев, а после жрецы его истолковывали. Некоторые деревья были священными не сами по себе, но как часть священной рощи, они предоставляли убежище каждому, кто в нем нуждался. Такая роща была в Риме, но она служила храмом для одного человека. Если туда приходил кто-то еще, он должен был убить предшественника, чтобы занять его место. Именно туда сбежал радикальный политик Гай Гракх, когда мятежники выступили против его амбициозной программы и казалось, что аристократические соперники выжали из него все соки. В роще Гракх оставался недолго — осознав, что все потерял, он попросил раба убить его.
Бернини. Аполлон и Дафна, 1622–1625. Рим, Галерея Боргезе
Но больше всего на темный лес Винтерфелла похожа роща, изображенная поэтом Луканом. Он описал ее как очень древнюю, сохранившуюся даже несмотря на то, что люди нуждались в древесине, чтобы греться, строить дома, вести войны. Роща темна и зловеща, там поклоняются богам, совершая жуткие ритуалы. Там текут черные реки, а изображения богов — неотесанные колоды, вырубленные из стволов упавших деревьев. Старые, гниющие, они вселяют ужас в сердца людей. Птицы не садятся на эти деревья, буря не касается их, свет не проникает сквозь их ветви. Это древнее темное место столь священно, что даже римские легионы, прибывшие осквернить его, отказываются выполнять приказы, уверенные в том, что топоры отскочат от деревьев и отрубят им конечности. И только личный пример генерала Юлия Цезаря заставил солдат действовать. Цезарь нанес удар топором по древнему дубу и приказал своим подопечным не беспокоиться: любая божественная кара теперь ляжет на его плечи:
И все подчинились веленью
Не потому, что толпа успокоилась сразу, — но взвесив
Грозного Цезаря гнев и богов неизвестную ярость.
Ясени валятся вкруг и каменный дуб суковатый,
Как и Додоны стволы и ольха, что пригодны для моря,
Падает и кипарис — не плебейского горя свидетель, —
Все тут лишились листвы и, кудри свои потерявши,
Свет пропутили к корням; порушенный лес, низвергаясь,
Ищет опоры себе в деревьях густых [Лукан. Фарсалия, или Поэма о гражданской войне. III. 437–445. Пер. Л. Остроумова.].
Но, в отличие от галльских лесов, богороща Винтерфела выжила даже после того, как крепость перешла к другому владельцу и была сильно повреждена. В других, не столь таинственных рощах, находила утешение Санса в самые трудные времена. Противоречие между священным и мирским, описанное в сцене вырубки рощи Луканом, свойственно также и Вестеросу: старая религия против новой, созерцательность против активной жизни, противопоставление лидерских качеств, влияние войны на окружающую среду. Конечно, главной темой поэмы Лукана о борьбе между Цезарем и Помпеем (49–46 до н. э.) было влияние гражданских войн не только на политическую жизнь государства, но и на общество на всех его уровнях. Они стравливают отцов, сыновей, братьев, а также погружают весь мир в ненависть и жестокость: реки крови, разрушенные дома, заброшенные поля и голод — вот цена войн и в Риме, и в Семи Королевствах.
Одной из первой характеристик Неда Старка, которую дает нам Джордж Р. Р. Мартин, является осознание личной ответственности за все, что происходит, как ключевого компонента лидерства: тот, кто выносит приговор, сам заносит меч. Нед закрывает глаза на отсутствие этого качества у его друга Роберта, и эта этическая ошибка является неотъемлемой частью общего отказа от лидерства, которое характеризовало годы правления Баратеона, и, более того, недолгого и жестокого пребывания на троне Джоффри. Тем не менее, весьма оправданно и в то же время иронично, Нед становится десницей — главным механизмом, позволяющим Роберту избегать ответственности и передавать полномочия, а также становится жертвой первого преступления, совершенного Джоффри, правда, чужими руками. Джоффри выносит приговор, но не заносит меч. На самом деле никто не мог занести Лед после Неда, и Тайвин из его стали выковал два других клинка — меткая метафора, указывающая на громоздкость Севера, раздробленного после падения дома Старков.
