Айлин Лин

Яблоневый сад для мисс Лизы

Глава 1

— Гроза сегодня какая-то, — вздохнула мама, прислушиваясь к разбушевавшейся непогоде, — страшная. Нетипичная для наших краёв.

Ветер ревел раненым зверем, бил ветками по окну, грозя прорваться внутрь острыми стеклянными осколками.

— Прогноз был иным, — ответила я, вздрогнув от очередного раската.

— Врут… все врут, — усмехнулась она, глядя в пространство перед собой, но мыслями точно была не здесь.

— Иногда всё же угадывают, — возразила я.

Бабах!

Я чуть чай не расплескала, так громко пророкотало где-то далеко-далеко в почерневшем небе.

— Может, кто-то умер? — драматическим шёпотом поделилась мыслями мама, — кто-то хороший, потому небеса и гневаются.

— Скорее уж злой колдун, — сделав глоток горячего напитка, почувствовала, как согреваюсь изнутри. — Холодно стало, может, печку затопим?

Сегодня утром мы приехали в заброшенный домик бабы Ани, который с недавних пор служил нам дачей. Маленький сруб стоял на самом краю деревеньки "Весновка", неподалёку от дремучего леса. В детстве я любила сбегать в чащобу и весь день проводить в поисках красивых фей, лешего, что лес хранит весёлого старичка-боровичка, русалки на дереве, и просто поваляться в высокой душистой траве, глядя на порхающих над головой разноцветных бабочек.

Всё было хорошо, пока однажды не пропали любимые бабушка и дедушка. Мы тогда были в городе, весть пришла с запозданием. Бросили все силы на поиски стариков, но так ничего и не нашли, ни тел, ни следов, куда они могли деться.

Мне тогда было почти пятнадцать, мы с мамой сильно переживали, но я была у неё, она у меня — поддержали друг друга в сложное для нас время. Да и папа помогал, следя, чтобы мамочка не ударилась в глухую депрессию.

С тех пор в "Весновку" мы не возвращались. Так и стоял домик много лет под замками.

А год назад маму бросил отец. Заявил, что влюбился без памяти в свою секретаршу (как банально, но оттого ещё горше), и, оставив нам квартиру, машину, подал на развод. И укатил в тёплые края.

Это был удар. И по мне, и по матушке.

И лишь год спустя мама, увлёкшись гаданиями на картах, нагадала себе странные вещи, каждый раз огорошивая меня такими высказываниями:

— Лизка, не предавал он меня, столько лет жили душа в душу! И не бросил он нас по своей воле, стал жертвой какой-то махинации!

И ещё:

— Надо на природе проводить весну и лето, тогда урожай не только в земле богатым будет, но и в жизни, — припечатала она как-то вечером, когда я вернулась с работы, даже обувь скинуть не успела. — Завтра суббота, вот и поедем в домик бабушки и дедушки, осмотримся.

Родительница твёрдо вознамерилась стать дачницей.

Я высказалась против, привела доводы, но её ни на миг не убедила. И потом, она вдруг стала одеваться не в чёрные хламиды, а в свои симпатичные брючки, платьица. Даже пошла в парикмахерскую и закрасила всё то седое безобразие, что было у неё на голове. Эти перемены сильно меня порадовали, и я решила не сопротивляться и посмотреть, что из всего этого выйдет. В любом случае пока её в крайности не забросило, дача — это вполне приемлемый вариант. Потому я здесь, в домике, на краю едва живой (всего в трёх домах кто-то обитал) деревушки.

Ещё раз громыхнуло, и я вдруг вспомнила сказки, которые мне рассказывал дед. Как раз под атмосферу сегодняшнего дня. Когда-то я заслушивалась его байками, широко распахнув глаза. Верила и в благородных принцев, и в красивых, чуточку капризных принцесс.

Но то время давно прошло, теперь я взрослая тридцатилетняя женщина, переводчик в крупной иностранной компании. И также давно я перестала верить в сказки.

Баб-бах! Бух! Пух! — бесновалась непогода.

— Сегодня придётся отложить поход в огород, — покачала головой мама, — рассаду помидор и огурцов, коли распогодится, завтра пересадим на грядки.

Небо прочертила ослепительная молния, затем ещё одна, всё это сопровождалось грохотом, как будто разъярённый ямщик стегал непокорную тройку вороных коней.

— Пойдём, поспишь немного? Всего пять вечера, подремлешь, — предложила я, матушка кивнула, и я подошла к ней, чтобы помочь встать из старенького глубокого кресла.

Дедушкино кресло. Мама так и не решилась его выбросить.

Мы пересекли маленькую гостиную и вошли в комнатку.

— Лиза, найди-ка сорочку, где-то в чемодане была, я её ещё не вынимала, — попросила она, сама же зарылась в свою сумку в поисках чего-то.

Я порылась в вещах, которые мы толком не успели распаковать, отыскала хлопчатобумажную ночнушку в мелкий голубой цветочек с несуразным кружевом по вороту и протянула родительнице со словами:

— Надо бы тебе и нижнее бельё обновить, а то это ужас какой-то!

— Аха, потом.

Но не успела мама лечь в кровать, как свет судорожно замигал.

— Ох, батюшки! Что это? — встревоженно спросила она, светло-зелёные, с коричневыми крапинками глаза, и без того полные тревоги, округлились в ужасе. — Может, не стоило гадать на таро? — вдруг выдала она версию, — говорят же, сильные это карты.

— Из-за ветра, видать, коротит, — отмела я её мистические варианты. — Отдохни хорошенько, и ничего не бойся, — но на самом деле в глубине души я тоже испугалась, но пока держала себя в руках. Поцеловав маму в щёку, двинулась на выход из спаленки.

Меня ждал старый продавленный диван. Надо бы поменять его на что-то поудобнее, каждый раз об этом думаю, а потом благополучно забываю. И так по кругу.

Стоило мне более-менее на нём устроиться, как грохнуло так, что содрогнулись стены, и тусклая лампочка в прихожей, которую я не стала выключать, напоследок ярко моргнув, погасла.

Я резко села, судорожно всматриваясь в непроглядную тьму, даже в окне не было видно ни зги.

Завывал ветер сотней оголодавших волков, сливаясь в продирающий душу ультразвук. Я вся покрылась мерзкими ледяными мурашками. Из комнаты донёсся испуганный вскрик мамы. Дом тряхнуло, затем ещё раз.

— Мамочка! — проорала я, встала и, вытянув руки, двинулась вперёд. Пол ходил ходуном, трещали старые стены, с потолка сыпалась крошка, в дверном проёме показалась светлая мамина сорочка, я буквально добежала до женщины и крепко её обняла.

Так мы и стояли, держась друг за друга, судорожно вздрагивая, а когда здание, хрипнув основанием, вдруг затряслось, так и вовсе сели. Стёкла не выдержали издевательства и разбились, в закрытом шкафу жалобно дребезжала посуда, подскочил чемодан, тряхнув крышкой, подпрыгнули и мы.

Я не сдержалась и пискнула, как ребёнок:

— Мама! Спаси!

— Всё будет хорошо, милая, — погладила меня по волосам дрожащей рукой хрупкая женщина. А я прижалась к ней, как маленькая.

Вокруг летали какие-то вещи, сруб стало непросто потряхивать, его закрутило! Всё сильнее и сильнее! В итоге мы легли на пол, ухватившись за косяк двери и не отпуская друг друга.

И молились: я про себя, родительница вслух.

Вших-ших-вжих. Стонали балки перекрытия.

Скри-и-и-ии, скрипели ножки кресел, дивана, кровати, кухонного стола, перекатываясь из стороны в сторону, рассада частью грохнулась на пол.

Казалось, дом бесновался целую вечность, я даже не сразу осознала, что тряска практически сошла на нет.

— Маа, — негромко протянула я, с трудом разжав сведённые от страха челюсти, — вроде бы прекратилось?

— Да, дом не колошматит, — согласилась она со мной.

Комнату заливал яркий солнечный свет. Облегчённый вздох сам сорвался с губ.

— Как ты? — спросила у испуганной, побледневшей мамы.

— Ничего, Лизка, вроде жива.

— Побудь тут, я сейчас, — я, покачиваясь, встала на четвереньки, затем на ноги, меня била мелкая дрожь от пережитого, и на нетвёрдых, двинулась к окну в комнате.

Выглянула наружу. В лицо ударил мощный поток холодного воздуха, хотя мгновение назад никакого ветра не было, на миг задохнулась от его количества, дыхание спёрло в груди. Но осмотреться мне это не помешало.

Мы парили над облаками, а впереди, повсюду, куда ни глянь, синело безбрежное небесное море. От увиденного пересохло в глотке, голова закружилась пуще прежнего, мне захотелось впервые в жизни хлопнуться в самый настоящий обморок. Насилу взяла себя в руки и осипшим голосом негромко сказала:

— Мама, вставай. Ежели будем падать, никакой косяк нас не спасёт.