— Почему так холодно? — спросил Скол, глядя на облачко пара, в которое превратилось его дыхание.

— Потому что мертво, — ответил дедушка, а потом покачал головой. — Блоки работают только при очень низкой температуре. Не знаю — моей задачей было доставить их на место и не разбить.

Они шли бок о бок вдоль следующего ряда: Р20, Р22, Р24.

— Сколько их всего?

— Тысяча двести сорок здесь и еще столько под нами. И это не предел; за восточной стеной уже вырезано вдвое больше места в расчете на то, что Семья вырастет. Шахты, система вентиляции…

Спустились дальше: все то же, что и этажом выше, только на двух пересечениях рядов — стальные колонны, а блоки памяти пронумерованы не черным, а красным. К65, К63, К61.

— Самый глубокий в мире котлован. Самое грандиозное задание — построить один компьютер, который заменит пять. Я был сопляком вроде тебя, и об этом каждый вечер говорили в новостях. Сообразил, что, когда мне исполнится двадцать, еще успею поучаствовать, если получу нужную специальность. И я попросил.

— Попросил?

— Именно. — Дедушка кивнул и улыбнулся. — В мое время такое бывало. Я попросил наставницу узнать у Уни… нет, не у Уни, тогда еще был Еврокомп, — короче, я попросил, она сделала, и — Вуд, Уэй, Иисус и Маркс! — я получил категорию 042С, строитель третьего разряда. И первое же мое задание — здесь. — Он оглянулся, все еще улыбаясь и поблескивая глазами. — Они собирались опускать эти громадины в шахту по одной. Я просидел без сна всю ночь и рассчитал, что закончить можно на восемь месяцев раньше, если прорезать туннель в Пике Любви… — показал большим пальцем через плечо, — и закатить их сюда на колесах. Еврокомп до такого простого решения не додумался. А может, просто не спешил расставаться с мозгами! — Он расхохотался.

Наконец дедушка смолк, и Скол впервые заметил, что голова у него совсем седая. Рыжеватые пряди бесследно исчезли.

— И вот они здесь, все на своих местах, доставлены по моему туннелю и работают на восемь месяцев дольше, чем было бы по изначальному плану. — Он посмотрел на блоки почти неприязненно.

— Ты разве не любишь Уникомп?

Дедушка Ян секунду помолчал.

— Нет. — Он кашлянул. — С ним нельзя поспорить, объяснить…

— Он все знает. Зачем объяснять и спорить?

Они разделились, огибая квадратную стальную опору, и снова сошлись.

— Не знаю… Не знаю… — Дедушка шагал в одеяле, не поднимая головы и насупившись. — Слушай, ты кем хочешь стать, когда вырастешь? Мечтаешь о каком-то особом задании?

Скол неуверенно поглядел на деда и пожал плечами.

— Нет. Назначат то, что мне подходит. Задания, которые полезны Семье. Все равно задание только одно — ширить…

— …Семью по всей вселенной. Конечно. По всей объединенной уникомповской вселенной. Пошли обратно. Мочи нет терпеть эту стужу, драка ее возьми.

Скол смущенно спросил:

— А еще этаж? Ты сказал…

— Туда нельзя. Там сканеры и товарищи, которые увидят нас и бросятся «на помощь». Да и смотреть там не на что — приемо-передающая аппаратура и холодильные установки.

Они направились к лестнице. Скол был разочарован. Дедушка почему-то им недоволен и, главное, нездоров: он хочет спорить с Уни, не касается сканеров и использует плохие слова.

— Тебе нужно сказать наставнику, что ты хочешь спорить с Уни, — произнес Скол, поднимаясь по ступеням.

— Я не хочу спорить. Просто хочу иметь такую возможность, если придет охота.

Скол совсем запутался.

— Все равно надо рассказать. Может, тебе назначат дополнительную терапию.

— Не сомневаюсь, — ответил дедушка Ян и мгновение спустя прибавил: — Хорошо, так и сделаю.

— Уни знает все про все.

Они поднялись еще на этаж и теперь стояли на площадке перед экскурсионным залом и складывали одеяла. Дедушка Ян закончил первым и ждал Скола.

— Готово, — сказал тот, прижимая одеяло к груди и разглаживая синие складки.

— Знаешь, почему я назвал тебя Сколом?

— Нет.

— От слова «осколок». Кусочек. Осколок своих предков.

— А-а.

— Я не имел в виду твоего отца или даже себя. Ты похож на моего дедушку. Из-за глаза. У него тоже был зеленый глаз.

Скол пошевелился, мечтая, чтобы дедушка скорее закончил разговоры и они бы вернулись куда положено.

— Знаю, ты не любишь о нем говорить, хотя стыдиться тут нечего. Немножко отличаться от других совсем не зазорно. Ты даже не представляешь, какие раньше все были разные. Твоего прапрадеда, очень отважного и одаренного товарища, звали Ганнон Райбек, — цифры к именам тогда не прибавляли. Он строил первую марсианскую колонию. Гордись, что у тебя его глаз. В наши дни ученые ковыряются в генах, драка их побери, — извини, пожалуйста, — но, может статься, с твоими вышла промашка и у тебя не только зеленый глаз, а и немного дедова таланта и смелости. — Он уже начал открывать дверь и тут снова повернулся к Сколу. — Попробуй хотеть чего-нибудь. За день-два до следующей терапии. В это время легче всего желать, беспокоиться…

Когда они вышли из лифта в вестибюль первого этажа, их уже ждали родители и Мира.

— Где вы ходите? — спросил отец, а Мира, держа в руке миниатюрный оранжевый блок памяти (невсамделишный), добавила:

— Мы заждались!

— Смотрели на Уни, — ответил дедушка.

— Так долго? — удивился отец.

— Да.

— Вы должны были уступить место другим товарищам.

— Это ты должен, Майк, — улыбнулся дедушка. — А мой наушник сказал: «Ян, дружище, сколько лет, сколько зим! Можете с внуком стоять и смотреть в свое удовольствие!»

Отец недовольно отвернулся.

Они отправились в столовую, запросили кейки и колу — кроме дедушки, который не хотел есть, — и пошли за купол на лужайку для пикника. Дедушка показал Сколу Пик Любви и подробнее объяснил, как бурили туннель, что очень удивило отца — туннель для тридцати шести не таких уж больших блоков. Дедушка сказал, что этажом ниже есть еще блоки, но не уточнил, сколько, какие они огромные и как там холодно и безжизненно. Скол тоже промолчал. Странное ощущение — знать, что они с дедом что-то скрывают; это выделяло их и в то же время роднило между собой.

Пообедав, они направились в автопорт и встали в очередь. Дедушка Ян проводил родных до сканеров и попрощался, объяснив, что вернется домой с двумя приятелями из Ривербенда, которые в тот день тоже должны были приехать на экскурсию. Он называл Ривербендом место, где жил, — 55131.

Когда Скол в следующий раз увидел Боба НЕ, наставника, он рассказал про дедушку Яна: что он не любит Уни и хочет спорить с ним и что-то ему объяснять.

Боб улыбнулся.

— Такое иногда приключается с ровесниками твоего деда. Не волнуйся.

— Надо сказать Уни. Пусть ему назначат дополнительную терапию или более сильные лекарства.

— Ли! — Боб наклонился через стол. — Производство препаратов для терапии — дело дорогостоящее и трудоемкое. Если пожилым товарищам давать их, сколько требуется, то может не хватить молодым, а они Семье все-таки важнее. Чтобы синтезировать для всех достаточно лекарств, пришлось бы забросить более важные задания. Уни знает, что делать, сколько чего есть в наличии и кому что нужно. Это только кажется, что твой дедушка недоволен, поверь мне. Он просто любит поворчать. Когда нам перевалит за пятьдесят, мы будем такими же.

— Он говорил плохое слово, на «д».

— Типично для пожилых. Они ничего такого не имеют в виду. Пойми, слова сами по себе не «грязные» — оскорбительны стоящие за ними действия. Товарищи вроде твоего дедушки говорят, но не делают. Это не очень хорошо, однако само по себе не болезнь. А как дела у тебя? Какое-нибудь напряжение? Давай предоставим дедушку его собственному наставнику.

— Нет, — ответил Скол, вспоминая, как не коснулся сканера и без разрешения Уни ходил на нижние этажи. Почему-то вдруг не захотелось рассказывать об этом Бобу. — Никакого напряжения. Все супер.

— О’кей. Когда мы с тобой снова увидимся? В пятницу?

Приблизительно через неделю дедушку Яна перевели в США60607. Скол с родителями и Мирой поехал в аэропорт ЕВР55130 его провожать.

В зале ожидания, пока остальные наблюдали сквозь стекло за идущими на посадку, дедушка отвел мальчика в сторону и ласково улыбнулся.

— Скол Зеленый Глаз.

Скол насупился, но тут же постарался себя перебороть.

— Просил для меня дополнительную терапию? — продолжал дед.

— Да. А ты откуда знаешь?

— Догадался. Береги себя, Скол. Помни, чей ты осколок и что я тебе говорил: попробуй хотеть чего-нибудь.

— Хорошо.

— Посадка заканчивается, — сказал отец.

Дедушка Ян поцеловал их всех на прощание и присоединился к выходящим пассажирам. Скол смотрел через стекло, как он, выделяясь ростом, шагает в сгущающихся сумерках к самолету, а в нескладной длинной руке болтается дорожная сумка. У трапа повернулся, помахал — Скол замахал в ответ, надеясь, что его видно, — и приложил запястье к сканеру. Темноту и пространство прорезал зеленый огонек. Дедушка ступил на трап и медленно поехал вверх.

Обратную дорогу в машине Скол молча думал, что ему будет не хватать воскресений и праздников с дедушкой Яном. Только с чего бы? Он такой старый, странный и необычный… Вдруг Скол понял, что в том-то и причина — он странный, необычный и никто его не заменит.