— Не знаю, у меня он всегда ассоциируется с похоронами, — сказала Брайони, когда он подошел к ней, — и, возможно, моими собственными, потому что я собираюсь сделать заявление.

— О, нет, Брайони. Ты этого не сделаешь, — возразил Грант Гудман. Он стоял так близко, что она могла видеть зеленоватые искорки в его глазах и вдыхать запах теплого, чисто вымытого мужского тела. Брайони вдруг вспомнила о его силе, когда они тащили Роберта вниз с горы, о его терпении и молчаливом упорстве, когда уже, казалось, и она и Роберт окончательно выбились из сил; она вдруг осознала, что он весь состоит из противоречий: то бывает резок с ней и обижает, то заставляет собой восхищаться.

— Во всяком случае не сию минуту. — Его руки сомкнулись у нее на спине, и он властно захватил ее рот губами, прежде чем она успела вымолвить слово.

А когда он закончил ее целовать, Брайони с трудом смогла освободиться из его объятий. Лицо у нее горело, дыхание было прерывистым, глаза округлились и потемнели, ибо поцелуи Гранта Гудмана будили в ней желание и скрыть это от него она уже была не в состоянии.

— Итак, — едва слышно сказал он, перемещая свои руки на талию, — нас уже как-то застукали за этим занятием, то есть я хочу сказать, что ужин подадут с минуту на минуту. Давай успокоимся немного, Брайони, пока о нас не начали сплетничать, как о той паре молодоженов. — Грант Гудман отпустил ее и улыбнулся. — Как ты считаешь?

— Вы спросили меня, как я считаю. — Брайони отодвинула тарелку. Она вновь не смогла в полной мере отдать должное кулинарному искусству Марсдена, хотя на сей раз осилила почти половину стейка и весь суп.

— М-м-м. — Грант Гудман потянулся к ее стакану и наполнил его вином. — Выпей, — сказал он. — Сама судьба заставляет нас попробовать это вино, хотим мы этого или нет.

Брайони сделала несколько маленьких глотков.

— Очень приятное.

— Значит, тебе понравилось? — Грант Гудман откинулся назад. — Скажи мне, о чем ты думаешь.

Брайони начертила чистой вилкой какую-то фигурку на скатерти и сейчас разглядывала ее.

— Почему бы вам просто не принять мою отставку и не отпустить меня? — Она бросила вилку, кинула на Гранта Гудмана беглый взгляд и откинула со лба волосы.

— По ряду причин. Найти сочетание менеджерского опыта со знанием здешних условий не так-то просто…

— Но и не так трудно, — парировала Брайони. — Когда я впервые приехала сюда, я ничего здесь не знала.

— Да, но ты приехала с твердым намерением похоронить себя в этой глуши, к тому же ты была ничем не обременена, если не считать воспоминаний. Находить людей для работы в отдаленных местах, а тем более удерживать их там всегда не просто, — заметил Грант Гудман, — особенно, если у них есть мужья, жены или дети.

— Ну, не такая уж тут глушь, — сказала Брайони, но чувство у нее было такое, что она как утопающий хватается за соломинку. — Всего-то час езды до Лонсестона.

— Пусть так, но ведь Лонсестон и Хобарт далеко не центры цивилизации, а уж здесь-то совершенная глушь, и думаю, немногие придут в восторг от мысли поселиться здесь постоянно.

Брайони вновь принялась чертить вилкой по скатерти.

— Продолжайте.

— И потом я не хотел бы оставить тебя без работы.

Брайони улыбнулась.

— В это трудно поверить.

— Не понимаю почему. Я предложил тебе отличные условия и не тащу в постель под дулом пистолета. Почему бы тебе просто не расслабиться и не предоставить все судьбе?

Брайони подскочила на стуле и сказала с чувством:

— Нет! Потому что дуло пистолета не исключается!

Грант Гудман засунул руки в карманы и задумчиво посмотрел на нее.

— Я не знаю, чего ты боишься. Ты боишься не справиться с собой…

— Нет, справлюсь!

Он пожал плечами и усмехнулся.

— Как раньше?

Брайони покраснела, взяла в руки свой бокал и уставилась в его рубиновые глубины. — Вы… вы просто…

— А тебя невозможно не целовать, — проговорил он нежно. К тому же тебе это понравилось…

— Вы же сами говорили, что я, видимо, изголодалась…

— Стало быть, любой мог бы рассчитывать на то, что ты ответишь ему взаимностью? Моя дорогая Брайони, я прекрасно понимаю твое желание оскорбить меня, но ты напрасно теряешь время. Этим ты прежде всего оскорбляешь себя.

— Ах, вот как? — Она подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза. — А может, я такая же, как ваша жена, и у меня тоже душа потаскушки? Может, вас только к ним и тянет?

Пауза затянулась, и Брайони со злорадством отметила, что Грант Гудман помрачнел.

— А может, — сказал он изменившимся голосом, — ты просто привыкла помыкать людьми? Смотри, Брайони, — с холодной дерзостью предупредил ее он, — в один прекрасный день ты поймешь, что переусердствовала.

Она задохнулась от негодования, побелела и хотела было что-то сказать, но Грант Гудман холодно проговорил:

— Ты можешь идти. Увидимся утром.

Когда Брайони вернулась к себе в номер, она буквально валилась с ног от усталости и эмоционального напряжения; она поняла, что у нее есть лишь два варианта: уснуть или сойти с ума. И хотя физически она почувствовала себя намного лучше утром, об ее эмоциональном состоянии этого нельзя было сказать, не помогла и Линда, пребывающая в болтливом настроении, с которой они вместе присели в офисе после завтрака.

— Вчера вечером я позвонила своей приятельнице в Сидней, Брайони, — начала она, умышленно обходя то, что видела накануне в домике Гранта Гудмана, а может, Брайони это только показалось.

— Очень хорошо.

— Она тоже занята в гостиничном бизнесе, и к тому же — кладезь информации. По всей видимости, ни для кого уже не секрет, что Грант Гудман занялся курортным бизнесом. А ты знала, — Линда вопросительно взглянула на Брайони, — что он долгие годы стоял за спиной Семплей?

— Пожалуй, я была единственной, кто этого не знал, Линда, — сухо ответила Брайони и протянула руку за меню на следующую неделю. — Обо мне тоже заодно посплетничала?

— Нет, — решительно ответила Линда. — Я в курсе этой истории, но у меня есть собственное мнение на этот счет. К тому же ты моя подруга, как же я могу о тебе сплетничать?

Брайони взглянула на нее с улыбкой.

— Ты — прелесть, Линда, не знаю даже, за что ты меня терпишь.

Линда склонила голову набок и состроила гримаску.

— Так поступают друзья. Я еще кое-что сделала. Я собрала для тебя всю информацию о Гранте Гудмане.

Брайони замерла, улыбка исчезла с ее лица.

— Что ты имеешь в виду?

— Его брак. Я подумала, может, это будет тебе полезно знать.

Брайони уставилась на Линду, не зная что сказать.

— Он был неудачным во всех отношениях. Знаешь, на ком он был женат? Нет?.. На Лизе Бернсдейл.

— Да ты что…

— Да. — Линда кивнула с важным видом. — На той самой Лизе Бернсдейл. Сама понимаешь, такая кому угодно вскружит голову. Ты видела ее в последнем фильме? Хороша, правда? Но поговаривают, что у нее были связи, — деликатно добавила Линда, — буквально по всему свету, отец ужасно избаловал ее — он был угольным магнатом…

— Я знаю, — ответила Брайони.

— И один раз Лиза призналась, — Линда понизила голос и оглянулась, — что единственным настоящим мужчиной в ее жизни был Грант Гудман, потому что он единственный мог говорить ей "нет".

Брайони невольно прижала ладони к губам.

— Что ж, — вдруг торопливо заговорила она, — спасибо, Линда, но откуда у твоей подруги эта информация… о них?

— Синтия — поклонница Лизы Бернсдейл. И еще, — многозначительно добавила Линда, — Грант Гудман получил опекунство на детей, значит, он хороший отец. Вдобавок он ревностно оберегает их жизнь от пристального внимания публики.

— Не сомневаюсь, только вот не пойму, к чему все это, — медленно проговорила Брайони.

— Он сам-то тебе хоть что-нибудь рассказывал?

— Нет, во всяком случае без каких-либо деталей.

Линда многозначительно покачала головой.

— Это помогает лучше узнать человека, не так ли? Например, если бы я знала, что Люсьен, наш непревзойденный гид, к тому же непревзойденный бабник, я бы…

Линда замолчала. Брайони слабо улыбнулась.

— А ты считаешь, Грант Гудман… не такой?

— Считаю. Иначе ему бы не видеть опекунства. — Позади Линды зазвонил телефон, и, сняв трубку, она проговорила: — Администрация, чем могу служить… Да, мистер Гудман, она как раз здесь. Хорошо, я передам ей.

Брайони вопросительно посмотрела на нее.

— Он хочет, чтобы ты прямо сейчас подошла туда, где будет стройка. У него не очень-то веселый голос, случилось что-нибудь?

— Я, видимо, задела его самолюбие, Линда, вот и все, — ответила Брайони вставая. — Уверена, он не останется в долгу.

Погода выдалась прекрасная, хотя земля была еще влажной, но все вокруг искрилось, и сильный запах лимонника наполнял воздух. Грант Гудман был не один и представил Брайони двум мужчинам, архитектору и строителю, которые прилетели по его вызову и которых он лично встретил в аэропорту. Он ничем не выдал своего настроения, был оживленным и деловитым и подробно расспрашивал Брайони о местных сезонных особенностях, о преобладающих ветрах в разное время года и проблемах дренажа, которые могли возникнуть при строительстве. Затем он отпустил ее и сказал, что они увидятся в офисе в два часа, чтобы вместе посмотреть заказы на продукты и алкоголь.

— Сотрудники это уже сделали, — не подумав, сказала Брайони.

— Я предпочитаю проверять такие вещи лично, — холодно отреагировал Грант Гудман и отвернулся.

Единственным светлым пятном за весь день оказался отъезд Дуайта, Доры и их друзей. Брайони проводила гостей, и ее буквально закидали приглашениями приехать в Чикаго, а когда им по дороге встретился Грант Гудман, который собирался отвозить архитектора и строителя обратно в аэропорт, Дуайт взял его за пуговицу и произнес маленькую речь:

— Я хочу пожелать вам всяческих успехов с Хит-Хаусом, Грант, очень приятно было с вами познакомиться. Спасибо, что сказали нам, что вы новый владелец, и рассказали о своих планах, а уж мы, со своей стороны, обязательно расскажем о Хит-Хаусе у нас дома, в Штатах! Только не забудьте, о чем я вам однажды сказал: эта леди, — при этих словах он с чувством приобнял Брайони, — самое лучшее, что здесь есть. Так что уж вы, пожалуйста, позаботьтесь о ней — без нее это место потеряет свое очарование!

— Я собрала для вас все записи, все счета вплоть до сегодняшнего дня, — бесстрастно сказала Брайони, когда Грант Гудман ровно в два часа открыл дверь офиса.

— Спасибо, — коротко поблагодарил он ее и уселся на противоположном конце стола. — Ты ведь не принимаешь никаких подношений, Брайони?

Она с удивлением уставилась на него.

— Если вы хотите сказать, что я беру взятки от поставщиков, то нет, не принимаю.

Грант Гудман проигнорировал ее слова.

— И не снимаешь никаких сливок в виде бутылочки шотландского виски, пачки сигарет, рулона туалетной бумаги, коробочки с салфетками или чего-либо другого?

Она стиснула зубы.

— А также не прихватываешь время от времени какую-нибудь простынку, наволочку, одеяло, полотенце или скатерть?

— Да как вы смеете? — вспыхнула Брайони.

— Смею, — Грант Гудман откинулся назад, — потому что такое здесь случается, к тому же не так редко, и ты об этом прекрасно знаешь. Что же ты тогда так расстроилась? Потому что я обращаюсь с тобой как с рядовым сотрудником? — Он насмешливо приподнял бровь. — Или, может, тебе запала в душу маленькая речь Дуайта?

— Нет, — ответила Брайони побелевшими губами. — А если вы так разговариваете с сотрудниками, то найти их будет еще труднее, чем вы предполагаете…

— Как бы то ни было, вещи пропадают, — спокойно сказал Грант Гудман. — Полотенца, пепельницы…

— И более странные вещи исчезают, мистер Гудман. Одна супружеская пара вывернула все лампочки в своем домике. Если бы вы стали обыскивать чемоданы отъезжающих, вы были бы поражены количеством наших полотенец, но подобное не может быть новостью для вас, а в нашем комплексе это происходит не чаще, чем в других местах.

— Ладно. Поскольку гости воруют или, как говорится, берут "сувениры" и все об этом знают, вряд ли мы что-нибудь можем с этим поделать. Однако если на этом попадется кто-нибудь из персонала, то каким бы несправедливым тебе это ни показалось, твоим долгом будет сообщить об этом в полицию и тем самым преподать хороший урок.

— Пожалуйста, обыскивайте мои комнаты, мистер Гудман!

— Спасибо за разрешение, но я поверю тебе на слово, Брайони.

Она ни за что на свете не могла больше этого терпеть.

— Я знаю, у мужчин болезненное самолюбие, — с горечью сказала Брайони, — но ваше поведение просто выбивает у меня почву из-под ног.

— А-а, — он в задумчивости поиграл ручкой, а затем поднял на нее свои карие глаза. — Я так понимаю, ты имеешь в виду нашу последнюю словесную перепалку. Ты не гордость мою уязвила, я просто сделал открытие, что ты не только упряма, что не так уж страшно, но ты лгунья, что уже серьезней, и…

— Прекратите. Должна предупредить вас, что моему терпению есть предел! Мне наплевать, что вы считаете меня упрямой, но называть меня лгуньей, это уж слишком!

— А разве это не так? — спросил Грант Гудман. — Тогда почему ты не хочешь признать, что возникшее между нами чувство совершенно не похоже на то, как ты его пытаешься трактовать?

Брайони судорожно вздохнула.

— А что вы хотите, чтобы я признала? Что это любовь? Что меня ждет, кроме боли, если я решу, что это так? — Она резко замолчала, спохватившись, что выдала себя, а затем, чтобы скрыть неловкость, спросила: — Почему вы не сказали мне, что вашей женой были Лиза Бернсдейл?

Его глаза сузились.

— Не понимаю, какое это имеет значение, — сухо ответил Грант Гудман.

— Я не то хотела сказать, — неуверенно начала Брайони.

— Тогда что же?

— Я…

И зачем только я это сказала? — беспомощно думала Брайони.

— У нее — у нее могли быть причины вести себя так, как… она себя вела.

— Наверное. Да они и остались. — Грант Гудман пожал плечами. — У нее свободолюбивая богемная душа, она страшно избалована. Суть в том, что я не знаю, найдется ли человек, способный изменить ее, я знаю только, что я этого не могу, вот я и решил, давно уже, не пытаться.

— Однако, — невольно вырвалось у Брайони, — она вас за это уважает.

Лицо Гранта приняло удивленное выражение.

— Ты неожиданно весьма хорошо осведомлена, Брайони. Каким образом?

Брайони густо покраснела.

— Я не сама, это… Неважно.

— Дай-ка подумать. Наша Линда?

Брайони отказалась отвечать.

— Я и без Линды скажу тебе, что у нас двое детей и я не могу лишить их матери, но дети — единственное, что нас связывает. Все кончено. Видишь ли, — проговорил он медленно, — одной физической красоты никогда не бывает достаточно. Я искал в ней большего, но не смог найти. — Грант Гудман поморщился. — А Лиза, очевидно, не нашла во мне того, что искала. Все очень просто.

— А если вы и во мне не найдете того, что ищете? — прошептала Брайони.

— То, каким образом складываются наши отношения, — сухо заметил он, — не способствует тому, чтобы мы друг друга узнали.

— Но что… — Брайони на мгновение умолкла, — нам уготовано, если мы найдем, что ищем?

Грант Гудман бесстрастно посмотрел на нее.

— Что ты имеешь в виду, Брайони? Брак?

Брайони с трудом сдерживала слезы.

— Даже для человека с моим прошлым… — Она покачала головой. — Забудьте об этом.

— Ты боишься обжечься, — серьезно сказал он. — Так, Брайони? Или тебя больше всего интересует замужество? Ты поэтому даже слышать не хочешь о том, что я предлагаю?

Брайони справилась со слезами.

— Возможно, — резко ответила она. — Жаль, вы рыбешка покрупнее, чем Ник Семпль. Вот уже двое сорвались с крючка. Ну да ладно, будут и другие.

Они молча смотрели друг на друга, но тут вдруг неожиданно раздался стук в дверь. Это был юный Роберт, который еще немного прихрамывал, но в остальном выглядел превосходно, как и подобает в его возрасте.

— Привет! — сказал он. — Я искал вас обоих. Мама с папой хотели, чтобы я извинился за то беспокойство, которое я вам доставил… я хочу сказать, я тоже хотел извиниться, — он покраснел и замолчал, вид у него был смущенный.

Грант улыбнулся ему.

— Мы все понимаем, старина. Присядь, расскажи, как поживаешь.

Роберт с готовностью повиновался.

— Ой, я как огурчик, если не считать сухожилия. Просто очень глупо себя чувствую!

— Не стоит, — сказал Грант. — Мы все совершаем ошибки, но до тех пор, пока извлекаешь из них уроки, все в порядке. Разве не так, Брайони.

— Так, — согласилась Брайони после минутного колебания и улыбнулась Роберту.

— Твои родители считают тебя заядлым футболистом.

— Я жить не могу без футбола, — просто ответил Роберт, но затем поморщился. — По крайней мере, раньше так было, но теперь я думаю, не стать ли мне горным спасателем. Очень это трудно, мисс Ричардс? Я бы хотел работать у вас. — И посмотрел на Брайони с неосознанной страстью и восхищением шестнадцатилетнего мальчишки.

Брайони заморгала, взглянула на Гранта и, с ужасом заметив в его глазах лукавое веселье, неуверенно проговорила:

— Не так уж трудно, Роберт, но тебе придется жить далеко от дома…

Роберт великодушно махнул рукой.

— Мама с папой говорят, что ждут не дождутся, чтобы сбыть меня с рук, — ответил он.

Брайони с трудом сглотнула.

— Видишь ли, мама с папой часто говорят так, но это всего лишь шутка. М-м, а вокруг Дарвина нет никаких национальных парков?

— Может, и есть, — неуверенно ответил Роберт. — Но это уже будет не то. — Он замолчал и, к своему ужасу, начал заливаться краской, поняв, что выдал себя.

И тут Грант пришел ему на помощь.

— Что ж, мне кажется, это неплохое занятие для настоящего мужчины, который не хочет торчать весь день в офисе.

Роберт с благодарностью повернулся к нему.

— Именно так я и думал, мистер Гудман!

— И сколько же тебе осталось учиться?

Лицо Роберта омрачилось.

— Полтора года.

— Что ж, в таком случае у тебя достаточно времени. В информационном туристическом центре тебя могут ознакомить со всеми требованиями. Почему бы тебе не съездить туда?

— Я так и сделаю. Обязательно. В любом случае, — Роберт поднялся, — огромное спасибо за то, что спасли меня. Можно… можно я напишу вам? Я имел в виду вам обоим, — торопливо добавил он.

— Нам будет очень приятно получить от тебя весточку, Роберт, — сказал Грант и, встав, подал ему руку. — Но если бы не мы, кто-нибудь другой пришел бы тебе на помощь, я в этом уверен.

— Пожалуйста, не смейтесь, — предупредила Гранта Брайони, когда дверь за юным Робертом закрылась.

Но он все-таки рассмеялся.

— Ну, Брайони, твоим чарам подвластны все возрасты.

Брайони бросила на него взгляд, полный отчаяния.

Грант Гудман посерьезнел.

— Тебе не кажется, что наша словесная война затянулась? У меня определенно сложилось мнение, что ты прикрываешь ею свои истинные чувства.

Она сделала резкое движение рукой.

— Минуту назад вы упрекали меня в том, что я совращаю малолетних.

— М-м… Ладно, я сам не безгрешен, когда дело доходит до обмена "любезностями". Допускаю также, что у меня несколько уязвленное самолюбие, — он улыбнулся, но невесело, — как ты ранее выразилась, но, по крайней мере, я умею признавать, почему я именно такой. Я хочу тебя, Брайони. Мой разум, мой инстинкт подсказывают мне, что мы удивительно подходим друг другу. Они также подсказывают мне, что, несмотря на твои протесты, ты все время думаешь об этом; есть некая сила, которая влечет нас друг к другу и ты не можешь этого отрицать. Поверь мне, такое нечасто случается между людьми. Ты когда-нибудь раньше испытывала подобное?