В 1868 году мятежники одержали победу под флагом императора Мэйдзи и разожгли революцию с целью преобразовать лоскутное одеяло враждующих феодальных владений в современную могущественную Японию. Они возвели культ солнца Синто в ранг государственной религии и использовали императора как национальный символ, чтобы покончить с межплеменными распрями и объединить все острова. Полное решимости достичь в конечном счете победы над Западом, новое имперское правительство приняло самурайскую этику бусидо в качестве морального кодекса для всех граждан без исключения. Внешняя угроза стала дальнейшим поводом для очищения и единения кланов. В эпоху, известную позднее как «революция Мэйдзи», по всей Японии звучали националистические лозунги, такие как «Почитай императора! Изгони варваров!» или «Богатая страна, сильная армия!».

С удивительной быстротой японцы устремились в современность — в научном, экономическом и военном отношении. Правительство отправляло лучших студентов изучать науку и технологии в западные университеты, подчинило себе промышленность, создавая военные заводы, и сменило разрозненные феодальные войска на национальную призывную армию. Оно также тщательно анализировало военные системы Соединенных Штатов и Европы, отдавая предпочтение немецкой. Но знание западных технологий и оборонительных стратегий, привезенное обучавшимися за рубежом студентами, разрушило былую уверенность страны в японском военном превосходстве, вызывая глубокие сомнения в неизбежности победы в ее будущем поединке с Западом.

* * *

К концу XIX века Япония была готова поиграть мускулами, проверяя свою новую силу на азиатских соседях. В 1876 году правительство Мэйдзи отправило в Корею флотилию из двух канонерок и трех транспортов, вынудив корейское правительство подписать торговый договор, — это очень напоминало то, к чему Перри вынудил Японию.

Затем последовало столкновение с Китаем из-за Кореи. По договору 1885 года Корея становилась совместным протекторатом Китая и Японии, но не прошло и десятилетия, как разразилась война после попытки Китая подавить корейский мятеж, поддерживаемый японскими ультранационалистами. В сентябре 1894 года, всего через шесть недель после объявления войны, японцы не только захватили Пхеньян, но и сокрушили в море китайский северный флот. Правительство Цин было вынуждено подписать унизительный для себя договор Симоносэки, по которому китайцы должны были выплатить японцам 200 тысяч лянов в качестве репарации и отдать Японии Тайвань, Пескадорские острова, провинцию Ляодун в Маньчжурии и еще четыре порта. Позднее эти события были названы первой китайско-японской войной.

Триумф Японии мог бы быть полным, если бы его позднее не омрачило вмешательство западных держав. После войны японцы получили крупнейший военный трофей — полуостров Ляодун, но вынуждены были его отдать после трехстороннего вторжения России, Франции и Германии. Подобная демонстрация возможностей далеких европейских правительств диктовать японцам свою волю лишь укрепила решимость Японии добиться военного превосходства над западными странами. К 1904 году нация удвоила численность своей армии и обрела самодостаточность в производстве вооружений.

И данная стратегия вскоре окупилась. Япония смогла добиться военной победы не только над Китаем, но и над Россией. После русско-японской войны 1905 года, вновь захватив Порт-Артур на полуострове Ляодун и одержав морскую победу в Цусимском сражении, Япония получила половину острова Сахалин и торговое превосходство в Маньчжурии. Это был головокружительный успех для гордой страны, 50 лет страдавшей от унижений со стороны западных наций. Один из японских профессоров, явно опьяненный триумфом, подытожил настроения своей страны, заявив, что Японии «суждено расширяться и править другими нациями» [Taiyo, июль 1905, цит. там же, с. 144.].

В значительной степени благодаря этим успехам начало XX века стало для Японии временем эйфории. Модернизация промышленности принесла стране не только военный престиж, но и беспрецедентное экономическое процветание [Там же, с. 152.]. Первая мировая война создала огромный спрос на продукцию японского производства, в частности — сталь и чугун, а также на японский текстиль. Цены на акции японских предприятий взлетели до небес, и магнаты вышли из тени, ошеломив страну своей расточительностью. Даже японские женщины, традиционно находившиеся на вторых ролях в обществе, где всецело властвовали мужчины, проигрывали целые состояния в казино и на скачках.

Возможно, если бы подобное процветание длилось и дальше, в Японии мог бы возникнуть крепкий и многочисленный средний класс, способный сдерживать имперское военное влияние. Но вместо этого Японии вскоре предстояло столкнуться с самым катастрофическим экономическим кризисом в ее современной истории — кризисом, который уничтожил все предыдущие достижения, поставив страну на грань голода и толкнув ее на путь войны.

* * *

В 1920-е годы на золотую эпоху японского процветания опустилась тень кризиса. Когда завершение Первой мировой войны положило конец прежде ненасытному спросу на военную продукцию, японские военные заводы закрылись, в результате чего сотни тысяч людей остались без работы. Биржевой крах 1929 года в Соединенных Штатах и последовавшая за ним депрессия также привели к сокращению покупок американцами предметов роскоши, отчего серьезно пострадал экспорт японского шелка.

Важно отметить, что многие зарубежные бизнесмены и потребители в послевоенное десятилетие стали сторониться японской продукции, хотя Япония во время Первой мировой войны была их союзником. В то время как европейские нации, равно как и японская, расширили свои заморские приобретения за счет территориальных трофеев Первой мировой войны, на японскую экспансию смотрели иначе. Испытывая неприязнь к агрессивным действиям Японии в отношении Китая в первые десятилетия нового века, и еще больше — к нападкам Японии на колониальную политику в бывших немецких колониях, которые она теперь контролировала в соответствии с послевоенными договоренностями, западные финансисты начали намного серьезнее вкладываться в Китай. В свою очередь, Китай, разозленный решением предоставить Японии по Версальскому договору немецкие права и концессии на полуострове Шаньдун, организовал массовый бойкот японских товаров. Эти события еще больше навредили японской экономике, дав повод для широко распространенного среди японцев мнения, будто бы их страна вновь стала жертвой международного заговора.

Экономический спад оказался сокрушительным для рядового японского общества. Закрывались предприятия, росла безработица. Обнищавшие крестьяне и рыбаки продавали своих дочерей в публичные дома. Растущая инфляция, забастовки и чудовищное землетрясение 1923 года лишь усугубили и без того тяжелое положение.

В период депрессии в народе росло мнение, что Япония нуждается в завоевании новых территорий, чтобы избежать массового голода. Население выросло с 30 миллионов во время реставрации Мэйдзи до почти 65 миллионов в 1930 году [Paul Johnson, Modern Times: The World from the Twenties to the Nineties (New York: HarperCollins, 1991), с. 189.], отчего Японии становилось все сложнее прокормить свой народ. С немалыми усилиями японские крестьяне увеличивали урожай с каждого акра, затем его рост остановился, и к 1920-м годам сельскохозяйственное производство вышло на уровень плато. Продолжающийся рост населения вынуждал Японию во многом полагаться на ежегодный импорт продовольствия, и между 1910-ми и концом 1920-х годов импорт риса вырос втрое. Прежде он оплачивался за счет доходов от экспорта японского металла и текстиля, но тот серьезно пострадал от сократившегося зарубежного спроса, значительной конкуренции и зачастую дискриминационных пошлин.

К 1920-м годам молодые радикалы в японской армии утверждали, что военная экспансия имеет ключевое значение для выживания страны. В своей книге «Обращение к молодежи» подполковник Хасимото Кингоро писал:

У Японии осталось лишь три пути избежать гнета чрезмерной перенаселенности… эмиграция, продвижение на мировые рынки и территориальная экспансия. Первый путь, эмиграция, закрыт для нас из-за антияпонской иммиграционной политики других стран. Второй путь… перекрывается тарифными барьерами и аннулированием торговых договоров. Что остается Японии, когда два из трех путей перед ней закрыты? [W. T. deBary, ред., Sources of the Japanese Tradition (New York, 1958), с. 796–797, цит. там же, с. 189.]

Другие японские авторы указывали на обширные территории других стран, жалуясь на несправедливость, особенно с учетом того, что эти другие страны не брали всего возможного от своей земли, пытаясь добиться высоких урожаев, которые получали на своей земле японские крестьяне. Они с завистью смотрели не только на громадные территориальные ресурсы Китая, но и на западные страны. Почему, спрашивал военный пропагандист Араки Садао, Япония должна удовлетворяться 142 270 квадратными милями, большинство из которых бесплодны, для прокорма 60 миллионов ртов, в то время как страны вроде Австралии и Канады имеют свыше трех миллионов квадратных миль, чтобы кормить шесть с половиной миллионов человек каждая? [Цит. там же, с. 189.] Подобные несоответствия территорий казались японцам несправедливыми. Для ультранационалистов Соединенные Штаты обладали одним из самых больших преимуществ: как указывал Араки Садао, США имели не только три миллиона квадратных миль своей территории, но и 700 тысяч квадратных миль колоний.

Если очевидной целью Соединенных Штатов XIX века была экспансия на запад к Тихому океану, то таковой целью для Японии XX века являлся Китай. С почти неизбежной уверенностью можно было утверждать, что однородная японская нация, бывшая о себе весьма высокого мнения, станет воспринимать социально расколотые и не имевшие жесткой власти просторы Китая как нечто, что она могла бы обратить себе на пользу. При этом алчные намерения Японии не ограничивались только Азией [Там же, с. 393. Дополнительные сведения об амбициях некоторых японских ультранационалистов в отношении Соединенных Штатов в ту эпоху см. в: Документы заместителя начальника штаба флота, 1882–1954, управление военно-морской разведки, разведывательный отдел — доклады военно-морского атташе, 1886–1939, ящик 525, запись 98, группа документов 38, Национальный архив. Еще в декабре 1932 года в докладе военно-морской разведки США отмечалось, что бестселлерами в Японии в основном являются книги о войне — в частности, о возможности американо-японской войны. В этом и других докладах анализируется содержание японских книг, статей, брошюр и лекций на тему японского вторжения в Соединенные Штаты. Некоторые из этих публикаций носили такие названия, как «Воздушный налет на Аляску», «Атака на Гавайи» и «Нападение на Калифорнию». Вот несколько примеров японской пропаганды начала 1930-х годов (имена взяты непосредственно из англоязычного доклада и могут быть искажены): в лекции капитана К. Мидзуно говорилось, что японская армия не только разработала стратегию нападения на Пёрл-Харбор с воздуха, но также предвидела возможность американских налетов на Токио; в книге «Япония в опасности: великая морская война в Тихом океане» Накадзима Такэси описывал сценарии победоносной войны, ведомой японцами против Соединенных Штатов посредством военно-морских сражений и воздушных бомбардировок; в книге «Растущая опасность японо-американского столкновения» вице-адмирал Сэса Танэцугу писал, что он убежден в неизбежности японо-американского конфликта; Икэдзаки Таракта представил в книге «Предопределенность японско-американской войны» компиляцию статей на тему неизбежности войны. В одном из газетных обзоров эта книга восхвалялась как «проявление страстной любви к родной стране», вместе с заверениями читателей в том, что, «если Япония обнажит меч, лживая высокомерная Америка окажется бессильной» (доклад от 3 февраля 1933 года, с. 260).]

Конец ознакомительного фрагмента