Жюльетта замерла на месте, не сводя глаз со сверкающего лезвия.
Бежать назад к мужчине в черном? Нет. Он тоже опасен. Есть выход — ветка!
— Не обижайте меня, месье. Видите, я кладу ребенка на землю. — Жюльетта положила Людовика-Карла у своих ног.
Мужик удовлетворенно крякнул и сделал шаг вперед.
Жюльетта схватила ветку и изо всех сил ткнула ему между ног.
Пронзительно закричав, он обеими руками схватился за пах и выронил кинжал.
Жюльетта подхватила Людовика-Карла и промчалась мимо своей жертвы.
Всего через несколько секунд она услышала топот и брань. И как только этот мерзавец так быстро оправился! Девочка знала, какое увечье мужчине мог нанести удар в пах. Всего несколько месяцев назад герцог де Грамон… Ручей… Надо перепрыгнуть. Юбки намокли, отяжелели и глухо хлопали по ногам, мешая бежать.
Через считанные секунды она услышала шлепанье тяжелых башмаков по воде.
Он догонял ее.
Мясистая рука ухватила Жюльетту за плечо и рывком остановила.
— Стерва! Шлюха!
Уголком глаза Жюльетта увидела блеск металла — он занес над ней кинжал…
Пресвятая Дева, она сейчас умрет!
Кинжал так и не опустился.
Не успела она понять, что же все-таки случилось, как сильные руки отбросили ее от убийцы с такой силой, что она упала на землю.
Черный бархат.
Жюльетта смотрела на кровавое пятно, расплывавшееся по плечу человека в черном бархатном плаще. Этот мужчина оттолкнул ее, приняв удар кинжала на себя.
Гримаса боли исказила его лицо, когда его собственный кинжал вонзился в широкую грудь крестьянина.
Мужик со стоном рухнул на землю.
Мужчина в черном бархатном плаще с трудом добрался до сосны и прислонился к ней. Рукой он держался за левое плечо, из которого по-прежнему торчал кинжал. Его оливковая кожа посерела, губы посинели.
— Моя дорогая мадемуазель де Клеман, могу… сказать… — Его голос прервался. — Что вы… делаете… чертовски трудной задачу… спасти вас.
Глаза Жюльетты расширились от удивления.
— Спасти?
— Я привел подкрепление на помощь гвардейцам, как только узнал о плане нападения на экипаж. Если бы вы остались на месте… — Мужчина вслепую схватился за ствол дерева, и лицо его исказилось от боли. — К этому времени… схватка была бы уже окончена.
— Я же не знала, что происходит, — прошептала Жюльетта. — И кому доверять. А кто вы? Откуда вы взялись?
— Жан-Марк… Андреас. Гостиница неподалеку… Гостиница «Слепая сова». — Его взгляд переместился на крестьянина, лежащего на земле в нескольких футах от них. — Глупо. Сапоги…
Глаза Жан-Марка закрылись, и он медленно сполз по стволу в глубоком обмороке.
— Не спорьте со мной. Пошлите за врачом в деревню, а мне приготовьте воду и чистое полотенце.
Жан-Марк открыл глазами увидел Жюльетту де Клеман в воинственной позе против крупного дородного мужчины. Жан-Марк смутно припомнил месье Гийома, владельца гостиницы, где он прожил последние несколько недель.
Владелец гостиницы покачал головой:
— У меня нет ни малейшего желания оскорблять его высочество, посылая за врачом в деревню, если месье Андреас действительно спас жизнь принцу. Мы должны подождать придворного врача.
— Версаль далеко. Вы возьмете на себя ответственность за его смерть?
Да она же почти ребенок, как в тумане сообразил ЖанМарк. Когда он впервые заметил девушку, бежавшую по лесу, то в его глазах запечатлелись тоненькая, грациозная фигурка, вихрь блестящих темных кудрей и огромные испуганные глаза. Теперь же, когда она стояла, ее головка едва доставала до третьей пуговицы рубашки месье Гийома.
— Вы что, не видите, что он истекает кровью и она капает на ваш пол?
Жан-Марка поддерживали двое солдат, одетых в форму швейцарской гвардии.
— Какая печальная картина!.. — прошептал он. — Я искренне надеюсь… что вы говорите не обо мне, мадемуазель.
Жюльетта повернулась к Жан-Марку, и напряжение на ее лице сменилось выражением глубокого облегчения.
— Вы пришли в себя. Я боялась… — Она снова обратилась к месье Гийому:
— Что вы стоите как истукан? Надо немедленно вынуть кинжал из его плеча.
Месье Гийом успокаивающе развел руками.
— Поверьте, лучше послать за придворным врачом. Вы слишком молоды, чтобы понимать…
— Не так молода, чтобы понять, что вы больше опасаетесь за свою шкуру, чем за него, — свирепо прервала его Жюльетта. — И я не позволю, чтобы он истек кровью и умер, пока вы тут стоите и дрожите.
Жан-Марка передернуло.
— Пожалуйста, перестаньте болтать о моей предстоящей кончине. Это вовсе… не утешительно.
— Молчите! — Карие глаза Жюльетты сверкали. — Вам нельзя разговаривать. Вы ведете себя так же глупо, как этот трактирщик.
Жан-Марк только вздохнул.
— Так-то лучше. — Жюльетта кивнула двум солдатам, поддерживающим Жан-Марка. — Отведите его в комнату. Я приду, как только разберусь с этим месье Гийомом. И обращайтесь с ним осторожно, или, клянусь всеми святыми, вы мне ответите.
Ухмылки солдат исчезли. Эта сопливая девчонка их раздражала. Господи, еще минута — и из-за нее они уронят раненого на пол. Жан-Марк содрогнулся и поспешно спросил:
— А принц?
— Я сказала вам не… — Жюльетта встретилась взглядом с Жан-Марком и коротко кивнула:
— Он в безопасности. Я отправила его во дворец со своей няней и капитаном гвардии. Так будет для него безопаснее.
— Хорошо. — Жан-Марк закрыл глаза. Он позволил солдатам взять на себя его вес, и они понесли его к лестнице.
Следующие десять минут были самыми трудными для Жан-Марка. В жизни подобного ужасного состояния он еще не испытывал: под одеялами на широкой кровати он был на грани обморока.
— Вы не умрете.
Жан-Марк открыл глаза и увидел Жюльетту. Она хмуро смотрела на него.
— Надеюсь, вы правы. У меня нет…
— Нет. — Ее пальчики быстро накрыли его губы, и, несмотря на мимолетность этого прикосновения, Жан-Марку оно показалось удивительно нежным. — Я сказала этому месье, что вы истекаете кровью, дабы заставить его пошевеливаться. Он не хотел меня слушать, считая просто глупым ребенком.
— Он жестоко ошибался.
— Вы шутите. — Жюльетта с любопытством посмотрела на Жан-Марка. — Вы очень странный человек, если можете шутить, когда у вас кинжал торчит из плеча.
— Я вовсе не герой и все же оказался в положении, когда должен… — Жан-Марк замолчал — комната накренилась, стала темнеть…
— Вы не считаете себя героем? — Голос Жюльетты прозвучал откуда-то издалека.
— Становится дьявольски темно. По-моему, я собираюсь…
Ладонь Жюльетты легла ему на глаза.
— Поспите. Я присмотрю, чтобы вам не причинили вреда. Можете мне довериться.
Она лжет. Нельзя доверять ни одной женщине. Мысль была вялая, ватная. Все плыло в голове Жан-Марка.
Но Жюльетта еще только сильный, храбрый ребенок, чьи руки так же нежны, как резок ее тон.
Да, сейчас Жан-Марк мог доверять Жюльетте де Клеман.
Он расслабился и провалился в ожидавшую его темноту.
Когда он снова открыл глаза, Жюльетта стояла на коленях у его постели.
— Я надеялась, что вы еще поспите, — прошептала она. — Здесь деревенский врач.
— Стало быть, вы… победили.
— Конечно! У этого человека более щегольской вид, чем у придворного врача, но я надеюсь, что он не дурак. — Девочка замешкалась. — Сейчас он намеревается извлечь кинжал.
Жан-Марк напрягся, и его взгляд устремился к камину. Маленький круглый человечек в фиолетовом парчовом камзоле и тщательно завитом белом парике стоял у камина, грея унизанные кольцами пальцы.
— Теперь я тоже сожалею, что быстро пришел в себя. Не люблю боли, — сознался Жан-Марк.
— Естественно. — Жюльетта по-прежнему стояла на коленях у его постели. — Будет больно, но есть способы ослабить страдания. Постарайтесь думать о чем-то прекрасном.
Врач поправил галстук и отвернулся от огня. Жан-Марк весь подобрался.
— Не напрягайтесь, так будет еще больнее. — Жюльетта взяла обе руки Жан-Марка в свои. — Думайте о… Нет, я не могу сказать вам, о чем думать. Это должна быть ваша собственная прекрасная картина.
Жан-Марк наблюдал за врачом.
— Боюсь, что не последую вашему совету, — сухо сказал Жан-Марк. — Красота что-то ускользает от меня.
Пальцы девушки крепче сжали руки Жан-Марка.
— Я, когда мне больно, думаю о том, что чувствую, когда рисую или смотрю на Танцующий ветер.
— Танцующий ветер? — Жан-Марк напрягся, его взгляд скользнул от подходившего врача к лицу Жюльетты.
— Вы слышали о нем? Это самая прекрасная статуэтка в мире. Иногда я смотрю на нее и думаю… — Жюльетта запнулась и замолчала.
— Думаете о чем?
— Ни о чем.
— Нет, скажите.
— Просто я не понимаю, как мог человек создать такую красоту, — ответила Жюльетта. — Это больше, чем красота, это…
— Не говорите мне, — скривил губы Жан-Марк. — Мечта.
Девушка кивнула:
— Значит, вы его видели. Тогда вы можете думать о Танцующем ветре.
Жан-Марк покачал головой:
— Сожалею, но я никогда не видел эту статуэтку.
Лицо Жюльетты затуманилось.
— Ну, месье, вы пришли в сознание. — У кровати стоял врач, жизнерадостно улыбаясь. — Мое имя Гастон Сен-Лер, и я вытащу кинжал из вашего плеча. — Врач подошел ближе. — Ну, а теперь соберитесь с духом, а я…
— Не слушайте его! — свирепо перебила Жюльетта. — Смотрите на меня.
Карие глаза Жюльетты сияли, искрились. Ее тонкое лицо оживилось. Румянец на щеках цвел розами, на виске пульсировали голубые жилки.
— Что из того, что вам доводилось видеть, было самым прекрасным?
— Море.
— Тогда думайте о море. — Пальцы Жан-Марка сжали запястье Жюльетты. — Держитесь за меня и расскажите мне о море. Расскажите, каким вы его помните.
— Буря… сила… Волны бьются о корабль. Серо-синяя вода сверкает в…
Пронзительная, добела раскаленная боль…
— Море, — прошептала Жюльетта, не сводя с него глаз. — Вспоминайте о море.
— Еще разок, — радостно сообщил врач, крепче ухватившись за рукоятку кинжала.
— Тише. — Взгляд Жюльетты не отрывался от глаз Жан-Марка. — Расскажите мне еще о море.
— В солнечном свете в спокойный день оно… мы словно плыли в гигантском сапфире.
Сверкающие карие глаза отгоняли боль. Жан-Марк провел языком по пересохшим губам.
— И когда корабль подходит к берегу…
Ее кожа — роза в чаше со сливками.
— Вода становится… изумрудной. Никогда нельзя быть уверенным…
Боль!
Жан-Марк, выгнув спину, приподнялся на кровати, когда врач выдернул кинжал из плеча.
— Вот и все. — Врач отвернулся, держа в руке окровавленный кинжал. — Теперь я промою рану и сделаю вам перевязку.
Жан-Марк лежал, перед глазами комната кружилась, потолок опускался. Он почувствовал, как по руке заструилась кровь.
— Вам придется отпустить меня, — сказала Жюльетта. Жан-Марк непонимающе уставился на нее.
Она потянула руки, пытаясь высвободить запястья из его пальцев.
— Я не смогу помогать врачу, если вы меня не отпустите.
Жан-Марк медленно разжал пальцы и выпустил ее руки. Жюльетта вздохнула с облегчением.
— Так-то лучше. Худшее уже позади.
— Разве? — Жан-Марк почувствовал себя страшно одиноким. Ему хотелось снова держать ее руки в своих. Странно. Он пересилил себя и пытался говорить как ни в чем не бывало.
— Приятно знать, что самое худшее уже позади. Вы уже поняли, что я сделан не из того теста, из которого лепят героев. И для меня была бы ужасна мысль, что еще предстоит боль.
— Немногие мужчины пережили бы такой ужас, не закричав.
Слабая улыбка тронула губы Жан-Марка.
— С чего бы мне орать? Я ведь думал о чем-то… прекрасном.
Врач покинул гостиницу несколько часов назад. Сон Андреаса был беспокойным и прерывистым. Жюльетта обвела взглядом комнату. Она уже несколько часов провела в кресле, не решаясь потревожить его.
Для деревенской гостиницы обстановка в номере была даже роскошной, а сама комната — по-видимому, лучшей из тех, что мог предложить месье Гийом, но Жюльетте она была неинтересна.
Она перевела взгляд на лицо Андреаса, изучая его так же зачарованно, как и в первый раз, оно заворожило ее, еще когда она была в экипаже. Боже, как бы ей хотелось написать его!
Жюльетта знала, что этому человеку будет все равно, как бы безжалостно честными ни были мазки ее кисти. Он не нуждался в приукрашивании, ибо точно знал, кто он, какой он, и ему было наплевать, какого мнения о нем придерживаются другие.
Его бронзовое лицо было слишком длинным, скулы — слишком высокими, губы — слишком хорошо очерчены, а взгляд темных глаз под прямыми черными бровями и тяжелыми веками — слишком острым и решительным. Все вместе составляло гармонию целого, более притягательного, чем просто красота.
Каким вызовом для нее было бы написать его портрет, разгадать тайны, скрытые за этими черными глазами! Жюльетта была уверена: будь у нее немного времени, она бы сумела воссоздать лицо, а не маску.
Но что, если у нее не останется времени? Рана глубокая, опасная, и вполне возможно, что он будет отнят у нее, прежде…
Веки Жан-Марка задрожали, он открыл глаза.
— О чем вы думаете?
Вопрос застал Жюльетту врасплох, и она выпалила:
— Я надеялась, что вы не умрете до того, как я успею написать вас.
— Как трогательно! Отправляйтесь в постель.
Жюльетта замерла, потом заставила себя расслабиться.
— Врач предупредил, что у вас может начаться жар. Или вы думаете, я спасла вас, чтобы позволить потом умереть из-за недостатка ухода?
Жан-Марк слабо улыбнулся:
— Мои извинения. Я постараюсь не покидать этот бренный мир, дабы вы не потратили времени даром.
— Я не это хотела сказать… — Жюльетта прикусила нижнюю губу. — Я не всегда выражаюсь точно. Маргарита говорит: у меня язык как у змеи, я жалю.
— Кто такая Маргарита?
— Маргарита Дюкло — моя няня. На самом деле она больше служит моей матери, чем мне.
— И эта Маргарита не одобряет вашей прямоты?
— Да. — Жюльетта нахмурилась. — Вам следует снова заснуть.
— Мне не хочется спать. — Взгляд Жан-Марка изучал лицо девушки. — Почему бы вам не развлечь меня?
Жюльетта изумленно уставилась на него.
— Развлечь?
Жан-Марк рассмеялся, но тут же охнул от боли.
— Возможно, лучше вам меня не смешить. Оказывается, юмор сейчас для меня исключительно болезнен.
— Раз уж вы отказываетесь спать, то с тем же успехом можете ответить на мои вопросы. Перед тем как упасть в обморок, вы сказали, что узнали о нападении. Кто вам сказал?
Жан-Марк удобнее устроился в постели, щадя раненое плечо.
— Слуга в версальском дворце.
— Откуда мог дворцовый слуга знать о нападении крестьян так далеко от Версаля?
— Еще поинтересуйтесь, каким образом кое у кого из парней в этой банде оказались мушкеты вместо вил. — Губы Жан-Марка скривились. — И почему бедный голодающий крестьянин, всадивший мне в плечо кинжал, так хорошо откормлен и сапоги на нем из кожи лучшей, чем на моих собственных.
Так вот о каких сапогах он сказал перед тем, как потерять сознание!
— А почему слуга пришел с этими сведениями к вам, а не к его величеству?
— Деньги. — Жан-Марк насмешливо улыбнулся. — Король Людовик за такую верность раздает медали и свою бесконечную благодарность. А я обещал жирный куш за любую информацию о королевской семье. За деньги можно купить удобную жизнь и быстрого коня, чтобы он унес осведомителя подальше от тех, кого он предал.
— Слуга не сообщил вам, кто в ответе за это нападение?
— Человек с высоким положением. Он сказал лишь, что экипаж с принцем и мадемуазель де Клеман подвергнется нападению по пути в Версаль. Я собрал наемников и, подобно рыцарю без страха и упрека, бросился на выручку. — Он усмехнулся.
— Вы что, никогда не бываете серьезным? Вы спасли жизнь принца. — Жюльетта помедлила. — И мою тоже.
— Не из душевного благородства. — Жан-Марк спокойно взглянул на девушку. — Я деловой человек и никогда ничего не предпринимаю, не рассчитывая получить что-то взамен. Признаюсь, я был крайне раздражен тем, что вы так усложнили мою задачу.
— А что вы рассчитываете получить в обмен на спасение принца?
— Я хочу попросить ее величество об одолжении.
С минуту Жюльетта молча смотрела на него.
— По-моему, вы не такой расчетливый, каким хотите показаться. Вы волновались за Людовика-Карла, хотя и теряли сознание от боли.
— Я не люблю детоубийц.
— И вы приняли на себя удар, предназначенный мне. Разве так ведет себя жестокий и холодный человек, просчитывающий наперед свою выгоду?
Жан-Марк скривился.
— Нет, так повел себя человек в порыве чувств и получивший за это хороший удар. — Он покачал головой. — Добродетель наказуема, помните об этом. Я же не воин и не герой.
— Разрешите думать так, как мне заблагорассудится. — Жюльетта нахмурилась. — Но я не знаю, о чем вы думаете.
— Это вас беспокоит?
Девушка кивнула.
— Обычно многие люди так легко прочитываются. Мне важно проникнуть под кожу.
— Зачем?
— Я собираюсь стать великой художницей и должна познать суть человека, — просто ответила Жюльетта.
— Припоминаю, что, когда я только проснулся, вы выразили желание написать меня. Вы серьезно хотите стать художницей?
— Я просто буду великой художницей. Я намерена учиться и работать, пока не стану великой, как да Винчи или дель Сарто. Знаете его фреску «Рождество Богородицы»?
— Да, и восхищаюсь как его росписью, так и вашей уверенностью.
— Вы хотите сказать — самоуверенностью. Художникам нельзя скромничать, иначе их талант погибнет. Я не… Что вы так странно на меня смотрите?
— Раздумываю, сколько вам лет?
Жюльетта нахмурилась.
— Четырнадцать. Какое это имеет значение?
— Может быть, очень большое. — Жан-Марк закрыл глаза.
— Что вы хотите этим сказать?
— Мне сейчас лучше поспать. Бегите в свою комнату.
Жюльетта не двинулась с места. Жан-Марк открыл глаза.
— Я сказал: идите к себе. А лучше всего вам отправиться во дворец завтра утром.
У Жюльетты как-то странно сжалось сердце.
— Вы хотите, чтобы я уехала?
— Да. — Жан-Марк говорил резко. — Вы здесь мне не нужны.
Жюльетта упрямо сжала рот.
— Нет, нужна. Вы слабы, как младенец, и еще несете чепуху. Думаете, мне будет приятно вспоминать, что, будучи обязанной вам жизнью, я позволила вам умереть, не успев расплатиться? Я не такая, как моя мать. Я ничего не беру, не давая взамен.
Жан-Марк сузившимися глазами посмотрел девушке в лицо.
— Ваша мать?
Жюльетта нетерпеливо тряхнула головой.
— Я не желаю о ней говорить. — Она вздернула подбородок. — Я тоже должна оказать вам услугу. Я уже отослала сообщение королеве, что остаюсь до вашего выздоровления, до тех пор, пока вы не будете в состоянии приехать в Версаль и принять ее благодарность.
— Вы скоро пожалеете, что остались. Я терпеть не могу болеть.
— А я не жалую пациентов с дурным нравом. Вы быстро поправитесь, чтобы избежать моих забот.
Губы Жан-Марка невольно тронула улыбка.
— В ваших словах что-то есть. — Он неожиданно сдался. — Оставайтесь, если хотите. Кто я такой, чтобы отказываться от нежных забот отважной мадемуазель, ради которой пролил кровь?
Жюльетта повеселела.
— Естественно, я не допущу, чтобы мои занятия живописью были прерваны из-за ухода за вами. Пожалуй, поставлю мольберт в том углу у окна. Там очень хороший свет. — Девушка улыбнулась. — Я уверена, мы прекрасно поладим.
Жан-Марк устроился поудобнее и закрыл глаза.
— Когда-нибудь я, возможно, напомню вам, как пытался отослать вас прочь.
— Когда-нибудь? — Жюльетта покачала головой. — Недели за две вы совершенно поправитесь, и мы расстанемся. Никакого «когда-нибудь».
— Это верно. У меня, по-видимому, жар.
— Правда? — Жюльетта дотронулась до его лба и тревожно нахмурилась. Потом она облегченно вздохнула. — Пока нет.