— Ты шутишь? Что толку от моей встречи с ним?
— Не знаю, но, если тебя пригласят, отказаться ты будешь не вправе. Ну а как твои юные протеже, Юго и Рейч?
— Полагаю, тебе все о них известно. Уверен, ты с меня глаз не спускаешь.
— Точно. Я не спускаю глаз с твоей безопасности, но не слежу за каждым твоим шагом. Видишь ли, у меня дел по горло, и я не всевидящ.
— А Дорс разве тебе не все докладывает?
— Доложила бы, если бы положение дел стало критическим. Только так, а не иначе. Ей вовсе не улыбается роль домашней шпионки.
Демерзель снова едва заметно улыбнулся.
Селдон откашлялся.
— Мальчики в порядке. С Юго жутко трудно ладить. Он, надо тебе сказать, больше психоисторик, чем я, и у него, по всей вероятности, такое впечатление, что я не даю ему дороги. Что же до Рейча, то он очаровательный озорник — такой, какой и был. Он запал мне в душу еще тогда, когда слонялся беспризорником по биллиботтонским трущобам, но что самое невероятное — так это то, что Дорс он тоже ухитрился покорить. Я совершенно честно тебе скажу, Дэниел: если я надоем Дорс и она захочет уйти, она все равно не перестанет любить Рейча. — Демерзель кивнул, а Селдон задумчиво продолжал: — А ведь если бы этот сорванец не овладел в свое время сердцем Рейчел из Сэтчема, меня бы теперь тут не было. Пристрелили бы меня как миленького. Знаешь, Дэниел, — добавил он, нервно поерзав на стуле, — я терпеть не могу об этом вспоминать. Ведь это действительно был случай непредсказуемый, невероятный. В чем же мне тут помогла психоистория?
— А разве не ты говорил мне о том, что в лучшем случае психоистория способна оперировать только вероятностями и большими числами и не имеет никакого отношения к конкретным, отдельным людям?
— Но если этот конкретный человек оказывается исключительно важным…
— Думаю, ты понимаешь, что ни один человек в отдельности не может быть исключительно важным. Ни я, ни ты.
— Может быть, ты и прав. Но понимаешь, какая штука… Сколько бы я ни работал в рамках подобных допущений, тем не менее я никак не могу избавиться от мыслей о собственной значимости. Какой-то суперэгоизм, превосходящий все пределы разумного… Но и ты исключительно важная персона, и именно поэтому я так хотел тебя увидеть и поговорить с тобой — насколько возможно откровенно. Я должен знать.
— Что знать?
Со стола уже прибрали, и свет в комнате стал более приглушенным, обстановка казалась более непринужденной, располагающей к интимной беседе.
— Джоранум, — сказал Селдон без лишних слов.
— Ах да!
— Ты знаешь о нем?
— Конечно. Еще бы мне не знать.
— Ну так вот. Я тоже хочу узнать о нем.
— Что именно?
— Слушай, Дэниел, не притворяйся. Он опасен?
— Конечно, он опасен. А что, есть на этот счет какие-то сомнения?
— Для тебя, я хочу сказать. Для твоего положения в ранге премьер-министра.
— Я об этом и говорю. Именно в этом смысле он и опасен.
— И ты миришься с этим?
Демерзель, облокотившись, склонился к столу.
— Существуют такие вещи, которые происходят независимо от того, мирюсь я с ними или нет, Гэри. Давай будем смотреть на все философски. Его Императорское Величество Клеон Первый восседает на троне уже восемнадцать лет, и все это время я служу государственным секретарем и премьер-министром, даже при его отце служил, правда, не так рьяно, как при Клеоне. Срок немалый, и вряд ли кому из премьер-министров удавалось так долго оставаться на своем посту.
— Ты не совсем обычный премьер-министр, Дэниел, и ты это прекрасно знаешь. Ты обязан оставаться у власти, покуда не будет разработана психоистория. Не улыбайся, не надо. Это правда. Когда мы познакомились с тобой восемь лет назад, ты сказал мне, что Империя находится в состоянии разрухи и упадка. Теперь ты думаешь иначе?
— Вовсе нет.
— На самом деле упадок сейчас стал еще более заметен, верно?
— Да, хотя я упорно тружусь над его предотвращением.
— А не будь тебя, это случилось бы? Джоранум поднимает против тебя всю Империю.
— Не Империю, Гэри, только Трентор. Во Внешних Мирах пока все спокойно, несмотря на упадок в экономике и снижение объема торговли.
— Но Трентор — самое главное. Трентор — столичная планета, где мы живем, сердце Империи, административный центр, и именно Трентор способен сбросить тебя. Ты не сможешь удержаться на своем посту, если Трентор скажет тебе «нет».
— Согласен.
— А если ты уйдешь, кто же тогда позаботится о спокойствии Внешних Миров, предотвратит упадок и скорое скольжение Империи по наклонной плоскости вниз, к анархии?
— Но это всего-навсего вероятность.
— Значит, тебе нужно что-то делать. Юго уверен в том, что тебе грозит смертельная опасность, что ты не сможешь удержаться на своем посту. Ему это подсказывает интуиция. Дорс говорит о том же и все объясняет тремя или четырьмя законами…
— Роботехники, — подсказал Демерзель.
— А юный Рейч, похоже, увлечен доктринами Джоранума — он же далиец, сам понимаешь. А я… я в растерянности, потому и решил посоветоваться с тобой. Думал, ты меня как-то успокоишь. Уверь меня в том, что ты держишь ситуацию в руках.
— Уверил бы, если бы был уверен. Но я тоже неспокоен. Я действительно в опасности.
— И при этом ничего не делаешь?
— Нет. Я многое делаю для того, чтобы сдерживать недовольство и отражать удары Джоранума. Если бы я этого не делал, я бы уже не работал. Но моей деятельности недостаточно.
Селдон растерялся. Немного помолчав, он сказал:
— Знаешь, я думаю, что Джоранум на самом деле микогенец.
— Это действительно так?
— Это всего лишь мое мнение. Я подумывал, нельзя ли воспользоваться этим фактом против него, но мне не хотелось бы прибегать к дискриминации.
— И правильно делаешь, что сомневаешься. Есть масса возможных вариантов действий, которые повлекут за собой совершенно нежелательные эффекты. Видишь ли, Гэри, я ведь не боюсь оставить свой пост, если будет найден подходящий последователь, который станет в своей деятельности придерживаться тех же принципов предотвращения упадка, к которым в своей работе прибегал я. Но, с другой стороны, если мое место займет Джоранум, боюсь, это будет просто-таки фатальный случай.
— Тогда все, что бы ни предприняли, чтобы остановить его, годится.
— Не совсем так. Империя может скатиться в анархию даже при том условии, если мы одолеем Джоранума и я останусь на своем посту. Следовательно, я не должен предпринимать ничего такого, что позволило бы одолеть Джоранума, а мне — остаться на своем посту, если само это деяние ускорит гибель Империи. Пока я не сумел придумать ничего такого, что позволило бы одновременно избавиться от Джоранума и избежать анархии.
— Минимализм… — прошептал Селдон.
— Прости, не расслышал.
— Дорс объяснила мне, что ты связан рамками минимализма.
— Так оно и есть.
— Значит, я зря пришел к тебе, Дэниел.
— Ты хочешь сказать, что искал успокоения, но не нашел его?
— Похоже, что так.
— Но ведь и я шел на встречу с тобой, потому что тоже искал успокоения.
— У меня?
— У психоистории, которая обеспечила бы такой путь к безопасности, которого я отыскать не могу.
Селдон тяжело вздохнул:
— Дэниел, психоистория пока не разработана до такой степени.
Премьер-министр укоризненно посмотрел на математика.
— Гэри, у тебя было целых восемь лет.
— Восемь, восемьдесят ли, какая разница? Это грандиозная проблема.
— Я вовсе не жду, что методика будет доведена до совершенства, но, может, у тебя появилась хотя бы какая-то схема, остов, что ли, некий принцип, которым можно было бы руководствоваться? Пускай несовершенный, но все-таки лучше, чем гадание на кофейной гуще.
— Нет. То, чем я сейчас располагаю, ничуть не больше, чем у меня было восемь лет назад. Так что выводы будут такие: ты должен оставаться у власти, а Джоранума надо одолеть таким способом, чтобы как можно дольше сохранить стабильность в Империи. Следовательно, это мой единственный шанс продолжать трудиться над разработкой психоистории. Но этого нельзя добиться, пока я не разработаю психоисторию. Верно?
— Похоже, что так.
— Значит, мы зашли в порочный круг и Империя погибнет.
— Если только не случится ничего непредвиденного. Если только ты не сделаешь так, чтобы нечто непредвиденное случилось.
— Я? Дэниел, как я могу этого добиться без психоистории?
— Не знаю, Гэри.
Селдон поднялся, чтобы уйти… в полном отчаянии.