Мара попрощалась коротким кивком и собиралась было уйти восвояси, но, проходя мимо Марьяны, отчего-то замедлила шаг и, понизив голос до шёпота, добавила:

— А князя-то нашего, похоже, и впрямь кто-то проклял. Ну не родятся у него сыновья, хоть ты тресни.

Глава седьмая. Жёны Кощея и Невестина башня

«Бам!» — по зале разнёсся гулкий грохот, и Василиса вздрогнула от неожиданности. Она не сразу поняла, что произошло, а это за их спинами захлопнулась чёрная резная решётка с изображением всё тех же вездесущих змей — у этих в глазах ещё были маленькие рубинчики, отчего казалось, что двухголовая тварь следит за девицами каменным взглядом. Кто знает, может, и впрямь следила…

— М-да, кажется, отсюда так просто не выйдешь, — задумчиво протянула Марьяна, тряхнув решётку обеими руками.

Металл звонко лязгнул, и змеища ожила: взвилась, зашипела и клацнула зубами — чуть было руку не оттяпала. Хорошо, что Марьяна ловкая была, вовремя увернулась.

— Да чтоб этого Кощея черти взяли! — выдохнула она в сердцах. — Тут всё какое-то заколдованное!

И тут за их спинами раздался короткий смешок:

— Пф, а вы как думали? Дык это ж Навье царство!

Василиса оглянулась: три из пяти зеркальных дверей были открыты, и на сражение Марьяны с решёткой снисходительно взирали три молодые женщины. Все красавицы, как на подбор (ну конечно, Кощей на дурнушке жениться не будет), но при этом очень разные. Та, что хихикала, была невысокой, с округлыми плечами, пухлыми щёчками и рыжей, как огонёк. Рядом с ней стояла, прислонившись к колонне, черноволосая луноликая красавица с тонкими запястьями с пронзительным лисьим взглядом. В её тёмных глазах читалось сочувствие. Судя по тому, как натянулось бело-серебряное платье на её округлившемся животе, это была Алатана, старшая жена Кощея. Третья — статная и широкоплечая, с пышными льняными кудрями — смотрела на новеньких, неодобрительно поджав губы: того и гляди, отчитает за шум и неподобающее поведение. Наряды девиц поражали воображение. Такой роскоши Василиса прежде не видела: сплошные шёлк и парча, расшитые каменьями, на которых играл свет. Шаровары, платье и верхняя накидка у рыженькой переливались всеми оттенками полевых трав — от желтизны до глубокой изумрудной зелени. Высокая, похожая на воительницу, женщина предпочитала небесные оттенки от мартовского неба до свинцовых грозовых туч.

Марьяна тоже загляделась, но опомнилась первой: даже поклонилась низко этой троице, признавая их старшинство и главенство.

— Здравы будьте! Я — Дарина, а это моя сестра Василиса.

— Добро пожаловать, — Алатана кивнула в ответ. Прядка волос у её виска качнулась, и Василиса ахнула, увидев острые уши.

— Ты что, не человек?

Старшая из жён шагнула ближе, и Василису обдало запахом горьковатых незнакомых трав. На духи это было не похоже — скорее на благовония. Впрочем, неудивительно: бабы на сносях часто окуривают себя от всякого сглаза.

— Не смертная, если ты об этом. Я из навьего народа. Отрада Гордеевна у нас из дивьих людей, — Алатана указала на кудрявую подругу в голубом платье. — А вот Анисья — ваша соплеменница.

Рыжая откинула волосы назад и растопырила руками уши, будто от неё кто-то требовал подтвердить происхождение.

— Дык можете звать меня Анися. Ой, девочки, мы так рады знакомству!

— За себя говори, — перебила её та, кого назвали Отрадой Гордеевной, — вот я, например, не вижу поводов для радости.

Голос у неё был грудной, низкий. Таким командовать хорошо, а для девичьих песен да нежных слов, пожалуй, грубоват будет.

Змеи в чаше завозились, зашипели, но Отрада Гордеевна отмахнулась:

— Знаю-знаю, Кощей велел всем поприветствовать новых невест. Вот я и приветствую — здрасьте. Но дружбу водить с кем попало меня даже Кощей не заставит. Так что не лезьте ко мне почём зря, ясно? — развернувшись на носках мягких замшевых сапожек, она, чеканя шаг, зашагала в свою комнату.

— Не обращайте внимания, — вздохнула Алатана, крутя кольцо на безымянном пальце — такое же, как у всех Кощеевых жён. — Она у нас заносчивая, ни с кем знаться не хочет.

А Анисья шёпотом добавила:

— Она ж, дыкть, того — в прошлом воительницей была. Пришла вызвать Кощея на честный бой, сразилась с ним, да проиграла. Так вот и попала сюда. Её — представляете — Кощей уважает даже, по имени-отчеству величает. А вообще-то она царю дивьему родня. Ясное дело, мы ей не чета. Её там чуть ли не наследнику в невесты прочили. Я, правда, не очень поняла, как это… сын-то царский совсем ещё малолетка.

— Вы, смертные, многого не понимаете, — фыркнула Алатана, оправляя натянувшуюся на животе юбку.

— Дык ну правда же! Такая разница в возрасте. Он ещё под стол пешком ходит, а Гордеевна наша вон кака краля!

— Мал — не беда. Вырастет. Что такое годы для тех, кто не стареет и не умирает от старости? Впрочем, хватит пустых разговоров. Не стать теперь Отраде царевной, другой у неё муж. — Алатана скорбно поджала губы и добавила: — У всех нас.

— Так ты не любишь Кощея? — Марьяна снова начала задавать свои неудобные вопросы. Василиса хотела на неё шикнуть — ну кто же такое спрашивает? Особенно когда змейки-кощейки рядом так и колготятся?

Но Алатана звонко рассмеялась:

— Скажешь тоже! Да кто ж его любит, чёрта бессмертного? Впрочем, мы и не должны.

— Э-э-э… в смысле? А как же «быть вместе в горе и в радости, любить и почитать друг друга»? — озадачилась Марьяна, потерев переносицу.

Старшая из жён снова усмехнулась, но на этот раз совсем невесело:

— В нашем случае скорее уж: «стерпится — слюбится».

А Анисья, утерев нос парчовым рукавом (манеры у неё, конечно, были так себе), добавила:

— От нашей любви Кощею ни холодно, ни жарко, потому что сам он никого полюбить не может — не ведает его сердце таких чувств. Каменное оно. Ему важно, чтобы мы боялись, уважали и почитали. Тем и занимаемся. Да тише вы! — она прикрикнула на разволновавшихся змеек. — Сами любите своего хозяина ненаглядного. А коль нашипите ему в уши, о чём мы тут болтаем, — невелика беда. А то он не знает!

— Что же мы тут стоим? — вдруг спохватилась Алатана. — Пойдёмте покои ваши покажу. Вы же, небось, устали с дороги.

Она отклеилась от стены, и Анисья тут же предложила ей опереться на руку.

— Тяжела я стала, — извиняющимся голосом пробормотала старшая жена.

— Ничего-ничего, — подруга погладила её по тыльной стороне ладони. — Скоро родишь — и будешь, как прежде, горной козочкой скакать. Совсем немножко дотерпеть осталось.

— Вот бы сын родился, — вздохнула Алатана. — Тогда бы Кощей от нас отстал и больше не стал бы девиц похищать.

— Дык куда там! — Анисья фыркнула. — Как таскал, так и будет таскать. Нешто ты его не знаешь? Все блага мира ему подавай, всё золото, все колдовские книги, всех красавиц. Ух, и жадина!

— Книги? — Василиса оживилась. — А тут что, есть библиотека?

— Громадная, — кивнула Алатана, осторожно шагая по мраморному полу. — Там всё чары да заклятия разные. А ты никак читать умеешь?

— Умею, конечно, — Василиса гордо вскинула голову.

Анисья восхищённо ахнула, а вот Алатану это признание совсем не впечатлило. Прищурившись, она елейным голосом спросила:

— Что, и даже на навьем?

Тут уж Василисе пришлось повесить нос. Чужих языков она не знала — особенно волшебных.

Девушки вошли в одну из комнат за зеркальными дверями. Та выглядела… жилой. Будто бы прежняя хозяйка совсем недавно вышла и вот-вот вернётся. Нет, вы не подумайте, всё было вычищено до блеска: ни пылиночки, ни сориночки — слуги постарались. Но в воздухе витал стойкий запах сладких цветочных духов, перебивший даже травяные благовония Алатаны.

— Разувайтесь, — скомандовала та, и Василиса, поспешно скинув черевички, ступила на пушистый ковёр. Ух и тёплый! Будто солнышком нагретый.

Прямо по центру комнаты стоял низкий столик с блюдом… похоже, что фруктов. Но, кроме яблок, Василиса ничего не узнала. Незнакомые красные и оранжевые плоды выглядели весьма маняще. Как их есть-то? В маленьких плошках лежали орешки, сухофрукты и… что-то ещё.

— Это щербет, — пояснила Анисья, проследив за её взглядом. — Лукум, козинаки, халва. Попробуй, тебе понравится.

Но, несмотря на то что у Василисы во рту с самого утра и маковой росинки не было, она не спешила набрасываться на угощение. Вот Марьяна — та цапнула засахаренный орешек и расплылась в улыбке:

— Ух и вкуснотища!

Из-за бархатных портьер в комнате царил приятный полумрак. По полу были разбросаны вышитые маками подушки. Ну, спасибо, что не гадами ползучими! (Впрочем, на одной из подушек свернулась маленькая змейка-кощейка: спала, а может, притворялась.) Стены комнаты тоже были обиты бархатом, отчего все голоса звучали глухо и даже звуков шагов было не слыхать. Что же, по крайней мере, можно будет болтать с Марьяной, не боясь, что кто-то пройдёт мимо и случайно услышит их разговор. Да и ночью тишина не повредит: небось, спится в таких покоях сладко.

— Там дальше ещё спальня, умывальня и цельная комната с нарядами, — Анисья махнула рукой, указывая на дальние двери. — Можно хоть кажный день платья менять. Я, например, так и делаю.