Ванька приехал из города ещё до возвращения перелётных птиц, и, судя по новой одёжке, дела у него резко пошли в гору.

В тот вечер, когда он — улыбающийся и румяный с мороза — зашёл в гости, Василиса ещё не спала, поэтому хорошо слышала, как они с Даринкой шушукались под окном.

— Скоро в город тебя увезу, — хвастался Ванька. — Ух, и повезло нам, милая моя Даринушка. Сам Серафим Леопольдович меня в подмастерья взял — ювелирному делу учиться. Говорит, руки у меня хоть и здоровенные, а чуткие, к тонкой работе годные. А там ещё и платят недурно. Дослужусь до мастера — так вообще жить будем припеваючи. Даже лучше, чем ты сейчас с батей живёшь. Так ему и скажи: нечего стыдиться такого зятя.

Так они до рассвета и миловались, говоря друг другу нежные слова и клянясь в вечной любви, а Василиса зарывалась с головой под одеяло и всю ночь беззвучно рыдала в подушку.

Незадолго до рассвета она приняла решение. Украдкой выскользнула из дома, вышла в чисто поле, ещё укрытое снегом, поклонилась на четыре стороны света, плеснула наговорённой водицею и взмолилась:

— Ой вы, гой еси, ветры буйные-лихие! Помогите мне избыть печаль-кручинушку. Невмоготу мне видеть чужое счастье, коли оно моему счастью поперёк горла встаёт. Сделайте так, чтобы разлюбила я Ванюшу. А ежели не можете, то уберите обоих с моих глаз долой — и его, и сестрицу — хоть вместе, хоть порознь! Я уж отплачу, как сумею. И да будет слово моё крепко.

Ветры, конечно же, не ответили, только одна далёкая зарница полыхнула в предрассветном небе.

А на следующее утро к ним приехали гости. Да не простые, а волшебные — с той стороны вязового дупла.

В Дивнозёрье очень близко сошлись мир потусторонний и мир проявленный — это всем было известно. Поэтому люди в леших, домовых да кикимор не верили, а точно знали, что те существуют.

Всех детишек с детства учили оставлять угощение на блюдечке у печки — для Хозяина, — развешивать в оконных проёмах связки чеснока, чтобы отвадить упырей да заложных мертвецов, перекидывать одёжу наизнанку, если заплутаешь в лесу, не ходить купаться без оберегов от хитрых мавок, которые только и знают, что ищут, кого бы защекотать, а ещё не работать в поле в полдень, чтобы не встретить девицу-полуденницу… Почитай, во всём Дивнозёрье не было человека, который ни разу бы не встречался с нечистью — «соседушками», как их тут ласково называли.

Соседушки не скрывались, но и особо на глаза старались не показываться — просто жили себе бок о бок с людьми. А вот так, чтобы въехать в деревню на тройке вороных жеребцов с огненными гривами, лихо правя резной повозкой, — такого прежде не бывало. Неудивительно, что люди сбежались посмотреть на диво дивное.

Василиса, накинув платок, тоже выскочила на улицу и обомлела, когда чудная повозка из Волшебной страны остановилась прямо возле их ворот. На козлах сидело странное существо: вроде бы и человек, но всё равно жаба. Вернее, жаб: толстый, весь в бородавках и с острыми рыбьими плавниками за ушами. Одет он был в обтягивающий огромное пузо алый праздничный кафтан, подпоясанный вышитым золотым кушаком. На макушке сияла отполированная до блеска чешуйчатая плешь, вокруг которой росли длинные зеленоватые волосы, а в них была кокетливо вплетена одинокая жёлтая кувшинка. Жаб равнодушно скользнул своими прозрачными выпуклыми глазами по Василисе и неприятным скрипучим голосом проквакал:

— Где этот ваш лавочник? Дело у меня к нему. Государственной, можно сказать, важности!

Слова застряли у девушки в горле, и она, сглотнув, просто указала пальцем на дом. Жаб хлопнул в ладоши (Василиса разглядела перепонки между его пальцами), и ворота открылись сами собой. Он завёл телегу во двор, спрыгнул с козел, подманил к себе Василису и улыбнулся — зубы у него оказались острые, будто щучьи.

— Подойди, девица. Не боись, не обижу. Я — Мокша, а тебя как звать-величать?

— В-василиса, — голос девушки дрогнул. — Н-неждановна.

— Пригласи-ка ты меня в дом, Василисушка, — жаб улыбнулся ещё шире. — А то понавешают оберегов — не пройти честному болотнику. Ежели не веришь, что я с добром, тогда отца своего сюда позови, пущай он сам решает, принимать дорогого гостя али нет.

— Да вы заходите. Добро пожаловать, — Василиса открыла ему дверь и сама проскользнула следом тихой мышкой — очень уж ей стало интересно, зачем этот Мокша к отцу приехал. Небось, прикупить что-нибудь решил для своих жабонят?

Мокша прошёл в горницу, плюхнулся на лавку и сплёл свои жабьи лапы на животе, сверля взглядом настороженного лавочника.

— Ну, дорогой хозяин, а потчевать ты меня чем будешь?

— Сперва отвечай: зачем пожаловал? — купец Неждан Афанасьевич сплёл руки на груди и глянул хмуро из-под седых бровей. — А там посмотрим.

— Эх вы, люди! — болотник от возмущения раздул щёки, и плавники за его ушами угрожающе раскрылись. — Совсем стыд потеряли, берега левый с правым попутали. Кто же так гостей принимает? Ладно, ладно, я ничего скрывать не стану. Как говорится, у вас товар, у нас — купец. Свататься я приехал к доченьке твоей.

Василиса едва не ахнула и, зажав рукой рот, ещё сильнее приникла к дверному косяку, стараясь стать незаметной. Вот эта жаба? И свататься? Сердце вмиг ушло в пятки от страха: ох, только бы не к ней.

— Не боись, дядя, не за себя хлопочу, — хохотнул Мокша, видя, как вытянулось и без того длинное лицо Неждана Афанасьевича. — Знаешь, кто меня послал? Сам Кощей Бессмертный, навий князь! Даже не думай, соглашайся сразу. Во-первых, ты сам, наверное, понимаешь, что Кощею не отказывают? Понимаешь ведь? Вот то-то! А во-вторых, сам подумай — дочь твоя царицей станет! На шёлке будет спать, как сыр в масле кататься. Ты, небось, о таком даже и помыслить не мог, а?

Лавочник в задумчивости пригладил длинную седую бороду и, хмурясь, спросил:

— И которая же из трёх моих дочерей пришлась по сердцу самому Кощею Бессмертному?

Мокша расхохотался, хлопнув себя по ляжкам.

— А разве не ясно? Конечно, младшенькая, Даринушка. Красавица она у тебя, Неждан. Небось, в матушку пошла?

Василиса вздохнула. Болотник не ошибся: Даринка действительно лицом и статью была в мать — по крайней мере, все так говорили. Сама она матери не знала — та умерла, когда девочки были ещё совсем маленькими, и отец другую жену в дом не взял: побоялся, что мачеха не будет любить дочек, поэтому с детства сам о них заботился, а для помощи по хозяйству нанял работницу Марьянку. Так они впятером и жили, сколько Василиса себя помнила.

— Передай Кощею, что Дарина уже просватана, — сказал Неждан, как отрезал, и ещё кулаком по столу стукнул для верности.

— Знаю, знаю, — осклабился Мокша. — Да только разве ж то жених? Пойми же ты, глупый человече, что сам величайший из иномирных правителей к тебе сватов прислал! Ты прыгать должен от счастья!

— А я слово дал, — Неждан скрипнул зубами. — И дочери, и Ваньке.

Василиса видела, как побледнел отец. И немудрено: отказывать Бессмертному было себе дороже. Тот слыл суровым, безжалостным и жадным, хоть и несметно богатым.

Последние несколько десятков лет о Кощее ничего не было слышно: казалось, что навий князь потерял интерес к миру людей и был занят лишь своими волшебными делами. Но бабки сказывали, что ранее он не гнушался девиц из отчего дома воровать, ежели какая-то ему приглянулась. А тут вдруг жениться надумал, надо же!

— Как дал, так и возьмёшь взад, — болотник потянулся, хрустнув костяшками, и добавил: — Налей-ка мне кваску, Неждан Афанасьевич. Устал я с тобой препираться, аж в горле пересохло.

Хозяин не пошевелился, и наглый гость, кряхтя, встал и сам наполнил кружку из бочонка. Добрый квас потёк по его губам, несколько тёмных капель упали на дощатый пол, и Мокша с наслаждением вытер рот рукавом.

— Ух, и добро! А Даринке ты вот чего передай, — он вынул из-за пояса резную деревянную коробочку. — Это от жениха подарочек — волшебный гребешок. Будет свои волосы чесать, и те никогда не спутаются. А расти будут — ух — гуще прежнего! Да бери ты, Кощей отказа не примет.

— У меня есть ещё две дочери, — упавшим голосом молвил Неждан, с поклоном принимая волшебный дар. — Злата и Василиса. Они пока не просватаны. Пускай навий царь выбирает любую их них, только не Даринку. Прошу!

У Василисы заколотилось сердце так, что пришлось прижать руки к груди. А ну как Мокша и впрямь согласится? По спине пробежали колючие мурашки, и девушка поплотнее закуталась в душегрейку. Нет, она ни за что не станет Кощеевой невестой! Уж лучше сразу с обрыва — и головой в омут! Жуть-река быстрая и холодная — особенно пока лёд не сошёл. Даже если захочешь — не выплывешь.

Но болотник пригладил встопорщившуюся на макушке чешую и, крякнув, покачал головой:

— Он уже выбрал суженую, дружочек мой. Так что как ни крути, а ты теперь будущий царский тесть — такое вот твоё везение. Не боись, Кощей тебя щедро наградит. А другие-то твои доченьки, прости за откровенность, не такие уж и красавицы. Не стоит предлагать князю то, что негоже. Лучше вон пусть Ванька-оболтус другую девицу в жёны берёт, а Кощей уже свой выбор сделал. На следующей седмице знакомиться приедет, как раз в канун Навьего дня ждите с гостинцами. И ежели Даринка ему откажет, ты её своею отцовской волей заставишь, понял? А то не придёт весна и воцарится в Дивнозёрье зима на веки вечные!