Алан Чароит
Кощеевич и Смерть
Глава первая. Неожиданная помолвка
Кощей Бессмертный умер в начале лета. Говорят, так было предначертано и занесено в книгу Судьбы. Но Лютогор Кощеевич, по прозвищу Лис, в предначертания не верил. Судьба ведь птица гордая, пока не пнёшь — не полетит. Вот будешь действовать, тогда да, преуспеешь. Или умрёшь, пытаясь.
Он, как никто другой, знал, какую цену пришлось заплатить за то, чтобы освободить Навье княжество от гнёта ненавистного отца… Да что греха таить — сам помог его извести. А всё ради любимой матушки, Василисы.
Ещё бы это ей помогло…
Кощей был далеко не дурак и в верности сына сомневался не зря. А чтобы наследничек не дурил, заколдовал его мать. Вморозил Василису в вечный лёд, и заклятие это не разрушилось даже с Кощеевой гибелью. Способ освободить её был — непростой, как обычно. В жизни ничего не бывает просто, это же вам не сказка…
— Скажи-ка, вещун, — Лис отложил перо и обратился к вороне, сидевшей рядом с его столом на шестке. — Как думаешь, у меня получится?
— Смотр-ря что, — отозвалась птица.
Своего говорливого питомца Кощеевич называл Вертоплясом. Это был ещё воронёнок. Слёток, который только-только научился разговаривать по-человечески. Что он мог знать о будущем? Но Лис всё равно любил с ним беседовать — надо же было хоть кому-то выговориться, облегчить душу.
Другие вещуньи знали намного больше, да где они все теперь? Разлетелись после Кощеевой смерти. А Вертопляс остался. Лису его подарили. Ещё при Кощее жил в замке такой дядька Ешэ, советник бессмертного князя. Все его боялись. Ну а как не бояться, если он колдун, каких мало? К тому же дядька Ешэ заведовал подземельями. И упыриные фермы, где готовили нежить для войны с Дивьим царством, в его ведении находились. И палачами он заведовал. И судьбу узников решал. А ещё — держал птичник. Все вещуньи ему подчинялись: летали по свету да новости приносили… В общем, страшный человек был дядька Ешэ, но Лис его всё равно любил. Потому что советник отца был к нему добр, словно к собственному сыну.
Если бы отцов выбирали, Лис был бы рад отказаться от родства и Кощеевой крови. Даже втайне мечтал, чтобы Ешэ его хоть раз сынком окликнул, но не дождался. Советник придумал ему прозвище — Лисёныш. И кроме него, никто так княжича называть не смел.
— Не знаю, за что хвататься, — пожаловался Лис Вертоплясу, подперев кулаком острый подбородок. — Вроде сперва всё хорошо складывалось: отец помер, война с Дивьим царством закончилась, знамёна мы эти дурацкие со змеюками с башен замка сняли, людей порадовали… Я думал, и дальше пойдёт как по накатанной. А тут что ни день — новые проблемы.
— Пр-роблемы? — воронёнок склонил голову набок.
Кощеевич принялся загибать пальцы:
— Во-первых, мир с царём Ратибором у нас не подписан. Каждый сидит в своих палатах, никто ни на кого не нападает, но разве в случае окончания войны правители не подписывают такие особые грамоты?
— Надо гр-рамоты, — кивнул Вертопляс.
— Во-вторых, Серебряный лес в приграничье. Я считаю, он наш, навий. А у дивьего царя иное мнение. И никто никому уступать не хочет. Говорят, они с Кощеем на первых порах именно из-за него и сцепились. Ещё до моего рождения дело было, так что, сам понимаешь, свечку не держал, — Лис вздохнул и подёргал себя за длинную тёмную прядь у виска. Та вечно выбивалась из хвоста. Раздражала.
— Дур-рацкий лес! — каркнул вещун.
— Не такой уж и дурацкий, — усмехнулся Кощеевич. — Там, между прочим, растут ели с серебряными иголками. Представляешь, какое это богатство? Оно и для чеканки монет годится, и для чародейства. Не зря же у нас в Нави серебро дороже злата ценится. Ладно, вот тебе третья проблема: огнёпёски Кощеевы разбежались. Шастают теперь по окрестным лесам, огненными глазищами зыркают, траву палят. А кого встретят — сразу жрут. Сам знаешь, какие это злющие твари. Волков, и тех слопали! По-хорошему, надо бы на этих псин охоту устроить да объявить награду за каждую клыкастую голову…
— Нагр-рада — это хор-рошо, — воронёнок открыл клюв, и Лис, поняв намёк, поделился с питомцем кусочком мяса со своей тарелки. Всё равно уже заветрилось — у княжича совсем не было аппетита.
— Ладно, значит, будет охота. Надо поспешить, пока эти твари всех моих подданных не слопали. Эх, а ещё с Горынычами надо что-то делать. Они посла прислали. Моего ответа ждут…
— А кор-ронация? — осторожно напомнил Вертопляс.
Лис отчаянно замахал руками.
— Иди ты! Это тебя советник Май просит каждый день мне про коронацию в уши каркать? Сказал же — нет! Хочу, чтобы мать могла присутствовать на празднике в мою честь, понимаешь? Иначе всё будет не по-настоящему. Вот вызволим её из ледяного плена, тогда и коронуюсь.
— Дур-рачок, — вещун сказал это ласково и почему-то с интонациями советника Мая. Ну понятно, кто научил…
— И вот тебе главная задачка: расколдовать Василису. Для этого нужен волшебный перстень дивьего царя, но этот гад не ответил ни на одно моё послание, представляешь?
— Вр-ремя.
— Думаешь, дать ему немного привыкнуть к мысли, что у нас власть переменилась? — задумался Лис. — Что ж, может, ты и прав.
— Р-развейся, р-развлекись!
Нет, его точно Май подучил… но, вопреки обыкновению, княжич не стал спорить. Наверное, ему и впрямь стоило погулять, собраться с мыслями, насладиться последними деньками лета. Оно ведь в Нави такое короткое! А проблемы подождут.
— Доедай, я не буду, — он кивнул Вертоплясу на тарелку с мясом, накинул на плечи жилет с меховым воротником, взял гусельки и, обернувшись к птице уже от двери, добавил: — Почему никто не предупредил меня, что править страной — такая морока?!
* * *
Кощей так долго обманывал смерть, что, когда они всё-таки встретились с безносой, его тело сразу обратилось в прах. Даже кости истлели. Однако Лис решил, что негоже будет оставить отца без погребения. Ещё не хватало, чтобы в замке Кощеев призрак поселился…
По его приказу прах отскоблили от простыней, собрали в глиняный сосуд, и Лис собственноручно закопал его в яблоневом саду у той самой башни, где была заключена его мать. А на могиле посадил молодой дубок — благое дерево, — чтобы защищал от всякой не-жизни. Сперва он не думал, что будет приходить к отцу на могилу, но что-то его тянуло…
Вы не подумайте, Лис не тосковал — было бы о чём! Скорее ему нужно раз за разом получать доказательство: да, злодей мёртв. Это не сон, всё взаправду.
Плакать княжич разучился ещё в детстве, поэтому приходил, садился под дубок на камешек, играл на гуслях и пел. Песней проще было выразить то, что наболело: и собственную растерянность, и страх не справиться с ответственностью, которую он взвалил себе на плечи, и дурные предчувствия, от которых каждый день ныло сердце. А ещё — скорбь по матери.
Как же бедняжке Василисе не повезло. Когда Кощей унёс её из Дивнозёрья — деревни в мире смертных, — ей было столько же годков, сколько Лису сейчас. Ну, в пересчёте с навьего на человеческий, разумеется. Ведь чуть больше сотни — это как раз где-то семнадцать-восемнадцать? И всё, с тех пор она свободы не видела. Злейшему врагу такой участи не пожелаешь…
Лис подёргал струны на гуслях, проверяя строй, и зло бросил ни в чём не повинному дубку:
— Не было бы тебя, я бы не сделался бессмертным!
— Не было бы его, ты бы вовсе не родился, — прозвучал в ответ тихий женский голос.
Княжич вздрогнул и обернулся — никого.
Он сложил пальцы в щепоть, готовясь отразить нападение, но в саду лишь ветер тихонько шелестел листьями.
— Померещилось, наверное, — решил Лис и криво усмехнулся.
Хоть он и сетовал на бессмертие, но всё же немного лукавил. Сколько раз его уже пытались убить в собственном доме? То сторонники сестрицы Доброгневы являлись под личиной. То навья аристократия, которой он нос утёр, пыталась поставить зарвавшегося княжича на место. А то и дивьи мстители заявлялись, которые ненависть к Кощею на его сына перенесли. Никто из лиходеев не преуспел, потому что Лис — не будь дурак — смерть свою запрятал хорошо. Не как отец.
Зачем все эти сложности: утка, заяц, — если можно носить смерть с собой, перемещая при необходимости в любой предмет, которого коснулся? То-то удивились бы дивьи мстители, узнав, что стрелу пускать надо было не в грудь Кощеевичу, а, скажем, в его сапог! А спустя мгновение уже не в сапог, а в камешек, который он схватил, падая… Лис был горд своей придумкой — это уже столько раз спасало ему жизнь.
В горестях он перебирал струны, на ходу сплетая мелодию. Не колдовскую, а самую обычную. Своими музыкальными талантами он тоже гордился, потому что Кощей играть ни на чём не умел, песен не придумывал и даже пел на редкость фальшиво. Значит, в этом Лис тоже превзошёл отца.
Тоскующая душа просила песен, и княжич тихонечко замурлыкал себе под нос:
«Как в Огонь-реке пламя растеклось —
От тебя ко мне перекинут мост.
Звонкий, как струна, тонкий, словно нить, —
Не перелететь, не перескочить».
Увлекшись, Лис не сразу заметил, что в его песню вплёлся девичий голос — да так ладно, как будто всегда там был. А ведь он слова на ходу сочинял. Откуда эта девица могла их знать? И как вообще оказалась в зачарованном саду, куда людям хода нет? Может, это кто-то из прислуживающей нежити? Тогда как она посмела вмешиваться?
