Скромное удовольствие, извлеченное из непокорности властям, не стоило и одного лишнего месяца на Фиорине, а целого года, а то и двух — и подавно. Это понимали даже самые ожесточенные заключенные. Так что здесь не было бунтов, и никто не бросал вызов власти Эндрюса. Выживание и — что более важно — отбытие с Фиорины зависели от надлежащего исполнения обязанностей. Заключенные могли быть недовольны, но настроены были мирно.

Эрон оглядел бормочущую толпу, нетерпеливо возвысил голос:

— Ладно, ладно. Давайте успокоимся и начнем. Верно? Верно. Прошу вас, мистер Диллон.

Диллон шагнул вперед. У заключенных он был лидером, и не только из-за своих габаритов и силы. Проволочные очки без оправы, что он носил, были скорее данью традициям, чем необходимостью. Он предпочитал их контактным линзам, а Компания, разумеется, вряд ли стала бы тратить время и деньги на то, чтобы обеспечить заключенному трансплантацию сетчатки. И Диллона это устраивало. Очки были антиквариатом — семейным талисманом, что каким-то образом уцелел и передавался из поколения в поколение. Его нуждам они отлично отвечали.

Единственный дредлок свисал с лысой головы мужчины и медленно покачивался на ходу. Требовалось много времени и усилий, чтобы охранять эту «прическу» от настырных насекомых Фиорины, но Диллон мирился с дискомфортом в пользу этого скромного выражения индивидуальности.

Он громко прочистил горло.

— Пошли нам сил, о Боже, чтобы мы выдержали. Мы понимаем, что мы — жалкие грешники в руках разгневанного Господа. Да не разорвется круг… пока не наступит день. Аминь.

Это была коротенькая молитва, и ее было достаточно. В конце заключенные подняли правые кулаки вверх, затем в тишине их опустили. Жест означал принятие и смирение, а не вызов. На Фиорине непокорность была чревата только остракизмом и вероятностью скорой могилы. Ведь если ты слишком далеко заходил за черту, Эндрюс сравнительно безнаказанно мог изгнать — и изгнал бы — тебя из комплекса. Не было никого, чтобы возразить против подобного, проверить действия управляющего и оценить их корректность. Не было независимой комиссии по расследованию смерти заключенного. Эндрюс предлагал, Эндрюс и налагал. Это было бы нестерпимо, если бы не факт, что управляющий, будучи суровым человеком, заодно был и справедлив. Заключенные считали, что в этом им повезло, ведь с большой вероятностью могло оказаться иначе.

Эндрюс оглядел своих подопечных. Каждого он знал близко — куда лучше, чем ему бы хотелось, если бы у него был выбор. Он знал их индивидуальные сильные и слабые стороны, их грешки, детали их судебных процессов и к чему они питают неприязнь. Некоторые были откровенной мразью, другие — всего лишь фатально антисоциальными, а еще имелся широкий набор вариаций между этими двумя крайностями.

Управляющий с важностью прочистил горло.

— Благодарю вас, джентльмены. Много разговоров велось о том, что произошло этим утром — разговоров, по большей части, легкомысленных. Так что можете считать, что сейчас у нас собрание по обузданию слухов. Вот факты. Как знают некоторые из вас, эвакуационная шлюпка модели триста тридцать семь потерпела здесь крушение в шесть ноль-ноль утренней вахты. На борту оказались один выживший, двое мертвецов и андроид, разбитый так, что не починить.

Он помедлил, давая слушателям переварить информацию.

— Выживший — женщина.

Послышался гул голосов. Эндрюс слушал, внимательно наблюдал, пытаясь оценить спектр реакций. Пока что все было… неплохо.

Один из заключенных, Морзе, перегнулся через перила. Этому человеку было под тридцать, но выглядел он старше. Фиорина быстро старила своих невольных граждан. Управляющий машинально отметил большое количество покрытых золотом зубов — последствие определенных антисоциальных действий. Золотой цвет был выбран из косметических соображений. Морзе казался нервным — его обычное состояние.

— Я только хочу сказать, что когда я сюда прибыл, то дал клятву целомудрия. А это значит — никаких женщин. Никакого секса. — Он взволнованно оглядел собравшихся. — Мы все дали эту клятву. И теперь, позвольте мне сказать, я лично не одобряю политику Компании, дозволяющую свободно смешиваться…

Пока он бубнил, Эрон прошептал на ухо начальнику:

— Наглый ублюдок, да, сэр?

Наконец вперед вышел Диллон, загородив собрата, и его звучный голос прозвучал негромко, но твердо:

— Наш брат пытается сказать, что мы смотрим на присутствие чужака — в особенности женщины, — как на нарушении гармонии. Как на потенциальную брешь в духовном единстве, которое помогает нам прожить день за днем и сохраняет нас в здравом уме. Ты слышишь, что я говорю, управляющий? Ты меня понимаешь?

Эндрюс спокойно встретил взгляд Диллона.

— Поверь мне, все мы понимаем ваши чувства. И, уверяю вас, будет сделано все, чтобы уладить это дело и вернуть вам душевный покой как можно скорее. Полагаю, это в наших общих интересах.

Над толпой поднялся гул голосов.

— Вы должны быть довольны, когда узнаете, что я уже запросил команду спасателей. Надеюсь, они прибудут в течение недели и эвакуируют женщину как можно быстрее.

Заговорил кто-то из центра толпы:

— Неделя, управляющий? Никто не сможет сюда добраться так быстро. Ниоткуда.

Эндрюс смерил человека взглядом.

— Вообще-то есть транзитный корабль на Мотинею. Его запрограммировали месяцы назад. Но у нас тут чрезвычайная ситуация. И есть правила, с которыми даже Компания должна считаться. Я уверен, они свяжутся с кораблем и вытащат из криосна хотя бы пилота, который проложит новый курс, чтобы подобрать нашу находку. На том и конец разговору.

Разумеется, управляющий не знал всего этого наверняка, но такие действия были бы логичны для Компании, и он чувствовал определенную уверенность, делая это предположение. Если корабль, направляющийся к Мотинее, не изменит курс, значит ему придется справляться с ситуацией так, как она того потребует. Но проблемы надо решать по мере их поступления.

Он взглянул на Клеменса.

— Тебе хватило времени, чтобы составить оценку?

Медик неуверенно скрестил руки на груди.

— Вроде того. Настолько, насколько это возможно с нашим оборудованием.

— Жаловаться все равно некому. Каково ее состояние?

Клеменс хорошо знал, что все глаза тут же сфокусировались на нем, но не подал вида, глядя только на управляющего.

— Она не кажется сильно израненной. По большей части пострадала только от ушибов и сотрясений. Одно из ребер может оказаться сломанным. Но если даже так, то это всего лишь усталостный перелом [Микротрещины в кости из-за остеопороза или многократной перенагрузки, а не разовой травмы.]. Потенциально куда опаснее, что она вышла из состояния криосна слишком резко…

Он помедлил, чтобы собраться с мыслями.

— Слушайте, я всего лишь терапевт, но понимаю, что ей нужна помощь специалиста. Вытряхни кого-то из гиперсна слишком быстро, без соответствующей биофизической подготовки — и могут возникнуть любые проблемы. Непредсказуемые побочные эффекты, скрытые осложнения с дыхательной и кровеносной системами, клеточные разрывы, которые иногда никак не дают о себе знать на протяжении дней или недель — вещи, которые я даже не знаю, как диагностировать, не говоря уже о лечении. Ради ее блага я надеюсь, что на этом корабле будет полноценное медицинское оборудование.

— Она будет жить? — спросил Эндрюс.

Медик молча пожал плечами, не зная, что ответить. Управляющий хорошо слышал только то, что он хотел услышать.

— Если предположить, что позже ничего не всплывет, думаю, что она будет в порядке. Но цитировать меня не стоит. Особенно дипломированному врачу.

— Да чего ты боишься? — хихикнул кто-то позади него. — Что тебя обвинят в незаконной практике?

Некоторые разразились резким смехом.

Быстро вступил Эндрюс — прежде чем Клеменс или кто-то другой успели ответить:

— Слушайте, у нас тут наивняшек нет. В наших общих интересах, если женщина не выйдет из лазарета до прибытия спасательной команды. И, разумеется, только с сопровождением. С глаз долой — из сердца вон, верно?

Все предпочли не отвечать.

— Так что нам всем следует заняться своими обычными делами и чрезмерно не возбуждаться. Правильно? Ладно, — он поднялся. — Спасибо, джентльмены.

Никто не двинулся. Затем к ним повернулся Диллон и тихо сказал:

— Окей.

Собравшиеся начали расходиться, возвращаясь к своим ежедневным задачам. Эндрюса поведение заключенных ничуть не разозлило: это маленькое представление было мелочью, а такие мелочи он заключенным позволял. Это помогало спускать пар и умеряло их потребность проверять вышестоящих на прочность.

Встреча прошла настолько хорошо, насколько можно было ожидать. Управляющий чувствовал, что справился с ситуацией — положил конец слухам и домыслам прежде, чем дело могло бы зайти слишком далеко. Вместе с Эроном он направился обратно в офис. Впрочем, пригодился бы и более информативный ответ от Компании.

А вот Клеменсу дорогу заступил Диллон.

— Чего это ты?

Крупный мужчина выглядел озабоченным.

— Фармацевт, тебе следует быть поосторожней с этой женщиной.

Клеменс улыбнулся.

— Она не в состоянии причинять какие-либо неприятности. Разве мы не должны предоставлять всем божьим детям шанс выжить?