Пальцы Ламберт тронули другие кнопки.

— Это коммерческий буксир глубокого космоса «Ностромо», регистрационный номер один-восемь-ноль-два-четыре-шесть, на пути к Земле с объемным грузом нефти-сырца и заводом по ее переработке. Вызываю Антарктическое управление траффиком. Вы меня слышите? Прием.

В ответ из динамиков донеслось только слабое, но постоянное шипение помех. У ног Рипли мурлыкал в такт этому шуму Джонс.

Ламберт попыталась снова:

— Коммерческий буксир глубокого космоса «Ностромо» вызывает Солнце, Антарктическое управление траффиком. Мы испытываем сложности с определением места положения. Это срочный вызов; пожалуйста, ответьте.

И снова только нервное шипение помех.

Ламберт забеспокоилась:

— Нужна помощь, нужна помощь. Буксир «Ностромо» вызывает солнечное управление траффиком или любое судно в диапазоне слышимости. Нужна помощь. Ответьте.

Неоправданный призыв о помощи (ведь Ламберт знала, что им сейчас не угрожает никакая непосредственная опасность) остался без ответа и отклика. Она удрученно выключила передатчик, но оставила приемник работать на всех каналах, на случай, если где-то рядом пройдет еще один корабль, ведущий трансляцию.

— Я так и знала, что мы не рядом с нашей системой. Я знаю окрестности, — пробормотала Рипли и кивнула на экран над своим местом. — Такого нет нигде поблизости от Солнца.

— Занимайся делом, — приказал ей Кейн и повернулся обратно к Ламберт. — Ну и где мы? У тебя уже есть данные?

— Дай мне минутку, ладно? Это не так просто. Мы в каком-то космическом захолустье.

— Старайся.

— Я над этим работаю.

Через несколько минут интенсивного поиска и взаимодействия с компьютером на ее лице появилась скупая ухмылка удовлетворения.

— Нашла, где это… и мы. Мы совсем недалеко от Дзеты-Два в созвездии Сетки. Еще даже не достигли внешнего заселенного кольца. Слишком глубоко, чтобы дотянуться до навигационного маячка, не говоря уже о диспетчерах Солнечной.

— И какого черта мы здесь делаем? — вслух поинтересовался Кейн. — Если с кораблем все в порядке, а мы еще не дома — зачем Мать нас разморозила?

По чистой случайности, а вовсе не в ответ на размышления старпома, раздался громкий и повелительный сигнал, привлекающий внимание к станциям управления…

Рядом с кормовой частью «Ностромо» располагался просторный отсек, заполненный преимущественно сложными и мощными механизмами. Здесь находилось сердце корабля — обширная система двигателей, которые позволяли буксиру искривлять пространство, игнорировать время и «показывать свой металлический нос» Эйнштейну… и отсюда же шло питание устройств, поддерживавших хрупкие жизни человеческой команды.

На переднем краю этого массивного гудящего комплекса имелся стеклянный отсек, прозрачный бугорок на носу айсберга гиперпространственного двигателя. Внутри, устроившись в эргономичных креслах, находились два человека. Они несли ответственность за здоровье и благополучие корабельного двигателя, и такое положение дел их устраивало. Они заботились о нем, а он заботился о них.

Большую часть времени двигатель отлично заботился о себе сам, что позволяло людям тратить время на более интересные и полезные дела, вроде распития пива или обмена грязными историями. В данный момент был черед Паркера. Он в сотый раз пересказывал байку о механике-новичке и борделе с невесомостью. Это была хорошая история, из тех, что всегда вызывали понимающий смешок-другой у молчаливого Бретта и утробный смех у самого рассказчика.

— …и вот мадам надвигается на меня, взбешенная и озабоченная одновременно, — говорил инженер, — и настаивает, чтобы мы пошли и вызволили этого болвана. Думаю, он просто не знал, во что влетел. — Как обычно, он захохотал над игрой слов. — Ты помнишь это место. Все четыре стены, пол и потолок — сплошное зеркало. Кровати нет, только бархатная сеть, подвешенная в центре, — чтобы ограничивать твою активность и не давать ударяться о стены, — и нулевая гравитация. — Он покачал головой, вспоминая с неодобрением. — Не место для любителей, нет, сэр! Подозреваю, мальчишку сбили с толку или уговорили попробовать это члены его команды.

Как позже рассказала мне, отмываясь, девушка, которая в этом участвовала, начали они отлично, но затем начали вращаться, и парнишка запаниковал: остановить кувыркание они не могли. Девушка пыталась, но, чтобы прекратить это в свободном падении, нужны усилия двоих — как и для того, чтобы начать. Зеркала, сбивающие чувство ориентации в пространстве, да плюс невесомость — он никак не мог прекратить блевать, — Паркер глотнул еще пива. — Никогда не видел столько дерьма за всю жизнь. Готов спорить, они все еще отмывают эти зеркала.

— Даа, — Бретт улыбнулся со знанием дела.

Паркер посидел тихо, позволяя последним крупицам воспоминаний уйти из его разума. Они оставили после себя приятное сладострастное послевкусие. С отсутствующим видом он тронул ключевой переключатель на своей консоли. Зажегся превосходно-зеленый, ровно-горящий индикатор.

— Как у тебя цвет?

— Зеленый, — признал Бретт после того, как повторил процедуру «включить-и-проверить» на собственной панели.

— И у меня, — Паркер вдумчиво посмотрел на пузырьки газа в пиве. Всего несколько часов после выхода из гиперсна, а ему уже скучно. Двигатели работали с тихой эффективностью, поэтому механик чувствовал себя лишним. Говорить было не с кем, только с Бреттом, но ведь нельзя вступить в действительно оживленные дебаты с человеком, который отвечает односложно, и для которого завершенное предложение является настоящим подвигом.

— Я считаю, что Даллас специально игнорирует наши жалобы, — он все же предпринял попытку оживить беседу. — Может, и не в его силах организовать нам полноценную надбавку, но он же капитан. Если бы он хотел, мог бы послать запрос или замолвить за нас двоих словечко. Это бы наверняка помогло.

Он изучил данные на дисплее. Цифры выстраивались по возрастанию и убыванию справа и слева. Мерцающая красная линия шла вниз, с центром точно на нулевой отметке, и разделяла данные на две аккуратных половины.

Паркер только собрался продолжить разглагольствования, чередующиеся с историями и жалобами, но над ними внезапно раздался монотонный звуковой сигнал.

— Господи! Ну, что теперь? Не успеет человек спокойно устроиться, как кто-нибудь начинает пердеть.

— Точно, — Бретт наклонился вперед, чтобы лучше слышать, пока говоривший издалека прочищал горло.

Голос принадлежал Рипли:

— Идите в столовую.

— Не может быть, чтобы уже наступил обед или ужин, — Паркер недоумевал. — Или мы ждем разгрузки, или…

Он вопросительно взглянул на напарника.

— Скоро узнаем, — ответил Бретт.

Пока они шли к столовой, Паркер с неудовольствием обозревал чистые, едва ли не стерильные стены коридора с маркировкой «C».

— Хотел бы я знать, почему они никогда сюда не приходят. Вот где настоящая-то работа.

— Может, потому же, почему мы получаем половину их жалования? Они считают, что вправе нами распоряжаться. Они это так видят.

— Ну, я скажу тебе кое-что: от этого всего дурно попахивает, — тон Паркера не оставлял сомнений, что подразумевает он вовсе не тот запах, что пропитывал стены коридора.