Развитие культуры и развитие мозга на эволюционной хронологической шкале разнесены. Примерно такой же мозг, как сейчас, появился у человека задолго до того, как возникло наше сложное общество. Homo sapiens и наши ближайшие родственники из рода Homo существуют уже значительно более миллиона лет. Морфология мозга у наших предков-людей была примерно одинаковая, хотя размер несколько варьировался [Ralph L. Holloway, Chet C. Sherwood, Patrick R. Hof, and James K. Rilling, «Evolution of the Brain in Humans — Paleoneurology», «Encyclopedia of Neuroscience», ed. Marc D. Binder, Nobutaka Hirokawa, and Uwe Windhorst (Berlin, Germany: Springer, 2009).]. У неандертальцев, живших на Земле более 200 тысяч лет назад, мозг был крупнее нашего, а у пигмеев, исторически появившихся сравнительно недавно и обнаруженных на индонезийском острове Флорес, — в три раза меньше, чем у нас [D. Falk et al., «The brain of LB1, Homo floresiensis», «Science» 308 (2005): 242–245.]. Основная часть эволюционной истории людей не оставила нам никаких культурных реликтов, кроме простых каменных или костяных орудий труда. Самое древнее известное нам произведение искусства насчитывает всего 100 тысяч лет, а урбанизация и сельское хозяйство появились лишь в ходе неолитической революции каких-то 10 тысяч лет назад [J. DeFelipe, «The evolution of the brain, the human nature of cortical circuits, and intellectual creativity», «Frontiers in Neuroanatomy» 5 (2011): 29.]. А до той поры наши предки, вероятно, были всего-навсего предприимчивыми животными, умевшими общаться и пользоваться орудиями труда немного лучше ворон.

Культура и мозг и в наши дни не слишком тесно связаны. Утонченный современный стиль жизни можно вести и без человеческих мозгов, а если мозг есть, это не обязывает человека взаимодействовать с благами научно-технического прогресса. Даже сегодня некоторые человеческие сообщества прекрасно живут без особой зависимости от передовых достижений цивилизации, хотя биологически их члены тождественны нам. Например, «неконтактные народы» Новой Гвинеи и Южной Америки и сегодня живут по обычаям каменного века и практически полностью изолированы от более современных сообществ [B. Holmes, «How many uncontacted tribes are there in the world?» «New Scientist», 22 августа 2013 года.]. С другой стороны, многие животные (не люди) из наших лабораторий, зоопарков и домов полностью погружены в жизнь XXI века с ее техническими удобствами. Наши одомашненные друзья, обладающие, как мы считаем, менее сложным мозгом, практически наравне с нами пользуются благами современной медицины, едят переработанную пищу, смотрят фотографии и позируют для них, взаимодействуют с самыми разными электронными устройствами. Разумеется, наши домашние и лабораторные животные получают доступ к технике, которую придумали другие, сами они ничего не изобретают, но ведь то же самое опять же можно сказать и о большинстве людей.

Ошибочная тенденция делать вывод о сложности мозга на основании сложности культуры выводит на первый план темы следующих глав: мы перейдем от мифов о том, из чего состоит мозг, к заблуждениям, касающимся взаимодействия мозга с телом и средой. На этом пути нам встретятся новые примеры разграничения тела и мозга, и мы увидим, как резки эти границы и как сильно подобные идеи влияют на наши представление о человеческом разуме и душе.

Глава четвертая

В поисках Годо

Одно из величайших достижений современной медицинской техники — изобретение инструментов для сканирования мозга и процедур, которые позволяют врачам и ученым рассматривать живое содержимое черепа, не прибегая к хирургической операции. Эти процедуры оказали мощнейшее воздействие на научный прогресс, удостоились двух Нобелевских премий [Нобелевскую премию по физиологии и медицине за 1979 год получили Аллен Кормак и Годфри Хаунсфилд «за изобретение томографии при помощи компьютера», а Нобелевскую премию по физиологии и медицине за 2003 год — Пол Лотербур и Питер Мэнсфилд «за изобретение метода магнитно-резонансной томографии».] и, возможно, сказались на формировании популярных представлений о мозге сильнее всех остальных аспектов современной нейрофизиологии. Судя по распространенности и авторитетности методов сканирования мозга они, похоже, сами обрели сакральный статус. В наши дни ежегодно публикуется свыше 10 тысяч научных статей по медицине, где так или иначе упоминается сканирование мозга [Поиск на PubMed по ключевому слову «neuroimaging» дает в среднем 10 039 статей в год за пятилетний период 2012–2016 гг. Поиск статей, в которых одновременно упоминаются слова «brain» и «imaging», дает в среднем 17 270 статей в год за тот же период.]. Кроме того, сканирование мозга упоминается даже в столь далеких от нейрофизиологии областях, как экономика и юриспруденция. Сканы мозга вы наверняка видели: либо вращающиеся на экране трехмерные, на которых видно местоположение опухоли, либо переливающиеся яркими цветами, где показано, как на мозг влияет то или иное лечение или решение той или иной задачи. Если вам доводилось попадать в больницу с любыми неврологическими жалобами, вам, скорее всего, в ходе обследования делали рентгеновскую компьютерную томографию (КТ) или магнитно-резонансную томографию (МРТ), так что вращающийся мозг и переливы цвета, возможно, были ваши. Очень многие из нас знакомятся с собственным мозгом именно благодаря сканированию.

Самая удивительная разновидность сканирования мозга — так называемое функциональное сканирование, изучение при помощи изображений мозга в действии, а не просто его структуры. Как правило, его проводят при помощи функциональной МРТ или фМРТ — этому методу я посвятил большую часть собственной карьеры. В девяностые годы прошлого века фМРТ стала самым мощным методом картирования мозговой деятельности человека, а в дальнейшем она прочно закрепилась как основа нейрофизиологических исследовательских программ во всем мире [W. Belliveau et al., «Functional mapping of the human visual cortex by magnetic resonance imaging», «Science» 254 (1991): 716–719; S. Ogawa et al., «Intrinsic signal changes accompanying sensory stimulation: Functional brain mapping with magnetic resonance imaging», «Proceedings of the National Academy of Sciences» 89 (1992): 5951–5955.]. Чтобы провести эксперимент с фМРТ, исследователи делают множество сканов мозга человека, лежащего в аппарате для МРТ в течение некоторого времени, и соединяют их, как фильм [S. A. Huettel, A. W. Song, and G. McCarthy, eds., «Functional Magnetic Resonance Imaging», 3rd ed. (Sunderland, MA: Sinauer Associates, 2014).]. Затем они анализируют серию изображений и выявляют перемены, зависящие от времени, соответствующие каким-то занятиям или ощущениям испытуемого. Эти перемены показывают, как влияют на поведение испытуемого разные отделы мозга. При помощи фМРТ исследователи смогли выявить отделы мозга, отвечающие за восприятие форм, цветов, запахов, вкусов, за ошибки, действия, эмоции, вычисления и многое другое. Иногда ученые ставят и более рискованные задачи — например, ищут, какие области мозга отвечают за юридическое мышление или за то, что человек предпочитает пепси-колу кока-коле [S. Schleim, T. M. Spranger, S. Erk, and H. Walter, «From moral to legal judgment: The influence of normative context in lawyers and other academics», «Social Cognitive and Affective Neuroscience» 6 (2011): 48–57; S. M. McClure et al., «Neural correlates of behavioral preference for culturally familiar drinks», «Neuron» 44 (2004): 379–387.]. В клинической практике врачи и ученые применяют фМРТ и смежные методы для распознавания аномалий мозговой деятельности, связанных с различными болезнями, например, с аутизмом или шизофренией. «Влияние исследований, основанных на фМРТ, изменило нашу жизнь», — говорит Брюс Розен, один из изобретателей этого метода [B. R. Rosen and R. L. Savoy, «fMRI at 20: Has it changed the world?», «NeuroImage» 62 (2012): 1316–1324.]. Ежегодно выходят сотни газетных статей, где речь так или иначе идет о фМРТ, так что этот метод воспринимается как флагман современной нейробиологии [Поиск на LexisNexis Academic по ключевому слову «fMRI» с ограничением типа контента и категории «newspapers» дал 1187 результатов за период с 1 апреля 2013 года по 31 марта 2017 года.]. Читателей интригуют броские заголовки вроде «Вот как выглядит мозг политика» или «Наблюдаем, как влюбленность истощает мозг» [Marco Iacobini, Joshua Freedman, and Jonas Kaplan, «This Is Your Brain on Politics», «New York Times», 11 ноября 2007 года; Benedict Carey, «Watching New Love As It Sears the Brain», «New York Times», 31 мая 2005 года.]. Особого внимания удостаиваются смелые заявления, что сканирование мозга позволяет читать мысли, разоблачать обман и помогать маркетологам продвигать товары. Психиатр Салли Сэйтел и психолог Скотт Лилиенфельд в разговоре о всеобщем энтузиазме по поводу подобных историй выразили сожаление, что функциональное картирование мозга в итоге вытеснило другие действенные методы анализа ментальных и поведенческих феноменов. При этом они признают, что «легко видеть, почему сканирование мозга так соблазняет всякого, кто мечтает приподнять завесу тайны над ментальной жизнью окружающих» [Sally Satel and Scott O. Lilienfeld, «Brainwashed: The Seductive Appeal of Mindless Neuroscience» (New York: Basic Books, 2013).].

Поскольку сканирование мозга позволяет встретиться один на один с живым человеческим мозгом, резонно представить себе, что фМРТ могла бы стать и противоядием против сакрализации мозга. Ведь для осознания биологической реальности, стоящей за разумом и душой человека, нет ничего полезнее, чем увидеть, как работает мозг у тебя в голове, при помощи функционального томографа и тому подобных приборов. В 2008 году появилась статья, вызвавшая много споров, авторы которой, психологи Дэвид Маккейб и Алан Кастел, предположили, что сканы мозга так привлекают дилетантов именно потому, что «обеспечивают абстрактным когнитивным процессам физическую основу» [D. P. McCabe and A. D. Castel, «Seeing is believing: The effect of brain images on judgments of scientific reasoning», «Cognition» 107 (2008): 343–352.]. Однако из этой главы мы узнаем, что в пользу такой точки зрения недостаточно доказательств. Более того, результаты сканирования мозга часто толкуются противоречиво и тем самым дают возможность выбирать между совершенно несовместимыми концепциями сознания и мозга. Даже главные научные открытия, сделанные при помощи сканирования мозга, — выявление областей мозга, ответственных за конкретные когнитивные задачи, — парадоксальным образом укрепляют дихотомию разума и тела, которую мы рассмотрели в предыдущих главах. Постараюсь доказать, что, если мы хотим в полной мере оценить место мозга в природе человека, нам следует заглянуть далеко за пределы возможностей современных методов сканирования мозга.

* * *

Для начала проверим, как вы отреагируете на настоящие данные функционального сканирования мозга. Рассмотрим рисунок 6. Со страницы на вас таращится пара пятнистых серых на черном эллипсоидов. Правый — скучный, почти что однотонный, зато левый весь испещрен яркими искорками. Если вы с луны свалились, то эти картинки ничего вам не скажут, — не более чем принаряженные пятна Роршаха, которым можно приписать какой угодно смысл. Но если вы, как и многие наши современники, натренированы массой подобных изображений в СМИ, то, вероятно, знаете, что это изображения мозга. По воле случая левый и правый овалы — это функциональные сканы мозга двух разных групп испытуемых. Скучный мозг справа — «группа, страдающая ожирением». Яркий мозг слева — «группа, не страдающая ожирением». Переливы тона, отсутствующие на картинке справа, отражают активацию области мозга под названием «префронтальная кора». Ниже красуется пояснение: «У испытуемых, страдающих ожирением, при демонстрации изображения пищи менее активированы области мозга, отвечающие за самоконтроль». Из этой зарисовки очевидным образом следует, что сканирование мозга помогает объяснить, как люди, страдающие ожирением, реагируют на пищу.

Верите ли вы этим результатам? Кажутся ли они вам интересными, а может быть, и неожиданными? Изменилось бы ваше мнение, если бы пояснение не сопровождалось сканами мозга? Влияют ли на вашу реакцию ваши представления о разуме и душе? Например, если вы религиозны, заставляет ли вера рассматривать сканы мозга и сопутствующее пояснение с большим или меньшим скептицизмом?


Рис. 6. Клиническая зарисовка с примерами функциональных сканов мозга из исследования Хук и Фара, изучавших воздействие сканов головного мозга на убеждения. Области активации обведены тонкими линиями из точек, положительные — светло-серые, отрицательные — темно-серые. Адаптировано с разрешения авторов по материалам статьи C. J. Hook and M. J. Farah, «Look again: Effects of brain images and mind-brain dualism on lay evaluations of research», «Journal of Cognitive Neuroscience» 25 (2013): 1397–1405, © 2013 Massachusetts Institute of Technology


Нейрофизиологи-когнитивисты Кейси Хук и Марта Фара задали эти вопросы в ходе масштабного исследования реакции на сканы мозга, проведенного в 2013 году [C. J. Hook and M. J. Farah, «Look again: Effects of brain images and mind-brain dualism on lay evaluations of research», «Journal of Cognitive Neuroscience» 25 (2013): 1397–1405.]


Конец ознакомительного фрагмента

Если книга вам понравилась, вы можете купить полную книгу и продолжить читать.