Они называли меня лжецом Алан Кевеш читать онлайн бесплатно
Алан Кевеш
Они называли меня лжецом
Бабушке, дедушке, миру.
От автора
Во время редактирования этой книги произошло то, чего происходить не должно. Это был февраль 2022 в России. Моя книга, как и жизнь, тесно связаны с нашими соседями. Герои находятся на границе двух стран, двух миров, они говорят с украинским акцентом (которым обладаю и я), у одного из них — прозвище, связанное с братским народом.
Конечно, в эти дни возник вопрос: стоит ли изменить книгу, переименовать героя или перенести место действий. Но, как быстро пришла эта мысль, так она быстро и ушла. Все должно остаться как есть. В моем сознании, как и в сознании многих соотечественников, наши страны неразрывно связаны. А семейные отношения бывают разные: от любви и жизни под одной крышей до ненависти, кровной вражды и нежелания находить способы коммуникации.
Как и у многих молодых людей России двадцатых годов двадцать первого века, у меня есть свое мнение, но теперь оно под запретом. Возможно, в истории это время нарекут смутой, а возможно и началом чего-то светлого, что должно было родиться, к великому сожалению, из пепла.
Надеюсь, ваше личное отношение к этой трагедии не затронет впечатления от книги, но знайте: она посвящена миру.
Глава 1
Освящение
Какой звук ваш любимый? Наверняка у вас есть тот самый звук, от которого вы приходите в восторг. Шелест свежих листьев по весне? Скрип двери, которая ведет в дом вашего детства? Шепот осеннего ветра в неплотно прикрытом окне? Скрежет ручки по бумаге? А может радостные крики ваших детей?
У каждого есть свой любимый звук. Мой — плеск красного вина о стенки бокала. Это не то, в чем должна признаваться леди, верно? А я тебе так скажу. Мне плевать. Я не леди. И я искренне рада с тобой познакомиться.
Вина в бокале остается все меньше, а на его место льется чувство вины и отчаяния. Глоток-глоток. Я сижу в темном углу на мягком диване из потертого темно-зеленого бархата. Передо мной обшарпанный стол с выцарапанными надписями. Всего за несколько часов жизнь разделилась на до и после. Разрывное отчаяние назойливо всплывает в сознании.
Выбор столика был обусловлен желанием быть незамеченной. Можно сказать невидимкой. В принципе, как всегда. Принесите мне вина, включите музыку погромче и свалите. На столе уже стоит первая пустая бутылка, которая не дороже томика бульварного чтива из киоска. Перед глазами все еще проносятся ладони от первого лица, крики «Не надо!» и последующий побег. Вина здесь должно быть больше. Гораздо больше.
Если появилось намерение, то и действие должно быть незамедлительным. Короткий путь от мысли к реальному действию.
Надо встать, подойти к барной стойке и попросить у моего нового друга еще одну бутылку вина. Одну! Он выглядит уверенным. Думает, я неудачница? Или алкоголичка? Или все сразу. Думаю, не думает. Его лицо спокойно, умиротворяюще. Я это заметила сразу, как попала в бар посреди нигде. Надо взять бутылку вина. Кагор. Да, сейчас он действительно в тему. Не из-за Него, а из-за двенадцати оборотов. Они реальнее, чем Он. Двенадцать — идеальная цифра для градуса. Ниже — не эффективно, выше — не женственно.
Я выставляю левую ногу вперед, стараясь быть чуточку соблазнительной. Все ведь так делают. Пытаются быть лучше, чем есть — для самого себя. Мне сейчас этого так не хватает, доказательства, что я не та, которой суждено продолжить дело, глубоко уходящее в века — посвятить бытие страданиям. Но нет, счастье было дано на время. Для того, чтобы распробовать его на вкус, смаковать и обсасывать, почувствовать текстуру, тепло от глотка и сладкий запах, а потом отобрать и отдать более достойным. Тем, у кого в ДНК есть ген счастья. Тем, кто откинет голову назад и впитает в себя все блаженство быть. Тем, кто улыбается и дает понять — это не для всех.
Нога вылетает из-под стола чуть менее изящно, чем я ожидала. Шаг, второй, третий, десятый.
— Дашь вина, друг? Вот этого.
Я стараюсь звучать трезво, хотя и понимаю, что это невозможно. Палец с обшарпанным ногтем кофейного цвета тыкает по выцветшему меню, указывая на строчку «Монастырский кагор».
Идем на повышение.
Парниша кинул взгляд на мои медные волосы, сбившиеся в колтуны, достал штопор, быстро, одним движением открыл бутылку и подал нектар:
— На здоровье, — и сунул аппарат для считывания карты. Пик. Еще один приятный звук, который гласит о том, что деньги пока есть, а значит это не последняя бутылка.
Спасибо тебе, дешевый бар посреди нигде. Спасибо тебе, парниша за барной стойкой. Спасибо, прошлый день за умерщвление перспектив и желания жить.
Я поковыляла к своему столику, раскачивая открытой бутылкой в правой руке и, стараясь чувствовать себя достойно. Хотя, нет, хотя бы выглядеть. Чувствовать достоинство — непозволительная, невозможная роскошь для меня сегодня. Пустой бар, в который редко заходит кто-то, работающий в профессиях современнее древнейшей. Да и они вряд ли забредают так далеко. Внутри теплого мрака помещения прячется восемь деревянных столиков и шестнадцать темно-зеленых диванов. Спинка одного дивана касается другого, затем идет стол, еще один диван лицом к нему и снова спинка дивана. И так четыре раза у восточной стены и четыре у западной. Всего бар мог бы вместить человек пятьдесят, а то и больше, но сегодня в нем только двое — я и парниша бармен. Стандартный такой. Стоит, бокалы протирает.
Я роняю свое тело на диван, спиной к темноте и лицом к тусклому свету над барной стойкой. Тупо уставилась на пустой диван напротив. В глазах еще стоят слезы. Коварство, предательство, отчаяние, разочарование, мучение. Невозможно чувствовать столько всего одновременно? Как бы не так.
Передо мной новая бутылка, пузатый стеклянный бокал со следами от пальцев и остатками предыдущего вина. А еще кусочек пиццы с ананасами. Я купила ее в первый же момент, залетев в бар с благодарностью, что не придется спать на обочине. Интересно, за любовь к пицце с ананасами горят в аду? А давай так, если парниша за стойкой улыбнется, то не горят, если сделается хмурым, то… ну что ж, печально. Пью вино и внимательно наблюдаю за лицом парниши. Думаю, его зовут Лев. Достойное имя для короткостриженного худощавого долговяза с миллионом татуировок. Он насвистывает в такт приглушенной музыке и натирает пузатые бокалы, такие же как и мой. Ну же, вспомни анекдот, давай. Его щетинистое лицо расплывается все больше с каждым глотком. И вот, он дышит на тонкое стекло, натирает его усердно и торжественно поднимает на просвет — проверить свою работу. Победная улыбка, да! Бокал протерт на отлично, а я не буду гореть в аду за пристрастие к пицце с ананасами.
Тогда в глазах все еще были слезы, в голове бардак, а на ногах грязь. Стоп. У меня до сих пор грязь на ногах. И в голове бардак. И глаза мокрые. Нет, так нельзя. Новая бутылка, слегка остывшие мысли и грязные ноги. Где здесь туалет?
Конечно, о том, чтобы спросить об этом парнишу с татуировками-письменами не может быть и речи. Справлюсь сама, ни к чему мне обращаться к нему лишний раз. Я окинула взглядом помещение и нашла горящую букву Ж в левом углу, прямо возле барной стойки. Под ней красовался портрет другого парниши. Кажется, он мне знаком. Старая шляпа сдвинута набок черной головы с белыми зубами, толстая гитара и костюм тройка. Ох, и черт. Неужели владелец этого бара знает, кто это? Похвально, если так. Мы подружились бы.
Маршрут построен и ноги уверенно двинулись в сторону уборной, но голова все же шла впереди. Позади тащился рюкзак-улитка, скрывавший большую часть оставшейся жизни, которую я успела прихватить еще на юге. На том юге, который южнее. Я закрыла за собой дверь и без капли стеснения начала вываливать на пожелтевшую раковину все, что было в громадине: зубная щетка, дезодорант, десяток трусов, немного косметики, пончо, рабочие тетради, розовый фломастер, конфеты от укачивания и, о чудо, чистая майка.
Тупая боль режет грудь, голову и отдается в желудке. Ну вот, привет. Неужели все так банально и сопливо? Я открываю воду, омываю свое опухшее от слез, вина и бессонных часов лицо, протираю руки, ноги, шею, забиваю запах десяти часов в автобусе тонной дезодоранта. Смотрю в зеркало и под слоем безобразно заурядных страданий вижу девочку. Она стоит рядом, по правую руку от меня и беспомощно хлопает глазами.
— Чего тебе? — откуда столько злости к маленькому ребенку.
Слова вырываются сквозь зубы и оставляют ожоги. Ее глаза с бесконечными зрачками уставились прямо в меня. Безмолвно, покачиваясь как осенний листик, готовый вот-вот лишиться связи с источником своей крошечной жизни, она с жалостью, горечью и разочарованием смотрит туда, где должна находиться наша душа. Мечты рушатся и эта вязкая тьма окутала комнату. Это похоже на сломанные тормоза. Назад пути нет. Поезд несется вперед, разрезая неизвестность ревом, но мы то знаем, что впереди стена. Впереди будущее, в котором ты стоишь над ржавой раковиной, в руках сжимается зубная паста, а ее содержимое выплескивается наружу, отрывисто шлепается о кафель.
