Возле стойки стоит бармен, он протирает бокалы так мирно, медленно, будто поет колыбельную. Его руки от плеч до самых пальцев укрыты загадочными письменами. И даже на шее чернеют несколько татуировок-малышей. В этих местах это частое явление. Конечно, если мой внутренний компас не обманывает меня. Если уж татуироваться, то по-максимуму.

— Здрасьте. У вас есть меню?

Ненадолго отвлекаясь от важного дела, он достает меню, обтянутое темной пупырчатой кожей, из недр барной стойки и протягивает мне.

Выбор небольшой, но в том ли я положении, чтобы носом крутить. Пойду поищу другой бар, здесь у вас что-то тухло, ха. На самом деле бар кажется очень приятным, успокаивающим. В нем хочется спрятаться, укрыться. Я бы выбрала его, без сомнений, даже если бы мне предложили шикарный французский ресторан с настоящими баскскими официантами. Спасибо, оставьте себе. Этот деревянный сарай, отделанный кожей и темно-зеленым бархатом, стоящий на краю света и, пахнущий дешевым алкоголем — мой осознанный выбор. Да-да! В меню много жареного мяса и пицца. Даже во времена ДО я бы выбрала именно пиццу. Идеально. По-моему, в свои неполные двадцать шесть я обзавелась любимым баром. Самое время. Указать, какая пицца есть в ассортименте, составитель не удосужился. В меню так и написано «Пицца. Иногда в ассортименте».

— Ааа… можно пиццу с беконом?

— Свинину не держим. Есть с грибами и ананасами. Будете?

— Да. И сыра побольше, если не сложно, — я хочу уже отойти от стойки и занять место в самом темном углу, но вспоминаю, что теперь никто не сможет забрать у меня бокал и бодро, громче чем надо, вскрикиваю моему новому другу, вскинув руку в победном жесте, который бы назвала «Вах», — И вина! Бутылку!

Глава 5

Так себе туса-джуса

Но, нет, Фантом, началось все не так.

В машине душно, с сидения передо мной пахнет водкой и пОтом, доносятся пьяные размышления о смысле жизни и дружбе, о том, как одиночество уродует душу, а музыка ту же душу спасает. Как хочется открыть дверь и выйти прямо на трассу. Благо пробки выстроились на несколько километров вперед, утыкаются в берег моря и огибают побережье — я максимум сломаю себе что-нибудь, на такой то черепашьей скорости. И я бы точно это сделала, вышла, если бы на третьем ряду микроавтобуса, была приделана дверь. Но ее нет. Поэтому приходится снисходительно улыбаться, сдерживая неодобрение.

Восторженные вздохи пробиваются сквозь водочное смрадное облако. Тоненький голосок все восхищается красотами юга.

— Ах, какой эвкалипт. Ах, какие домики. О боги, какое море.

— Спасибо Вселенной за эти блага, — откликается на всхлипы Венеры блаженное дитя эзотерических учений, окутанное в дешевые шелка с рынков Кавказа.

Тошнотворные слова — щупальца пережженной сладкой ваты, намотанной на вафельный стаканчик из карамели, усыпанный разноцветными драже. Да, настолько все приторно. Хочется хорошенько треснуть по голове блаженным существам. Очнитесь!

— Ах, погляди, какая прелесть, Зоря! Мальчики!

Каждое приторное слово льется сгущенкой и стекает на пережженную вату. За машиной все мельтешат пушистые облака, зеленые сады и улыбки прохожих. Я бы и сама хотела восторгаться красотой, но мое восхищение спотыкается о липкую вату в сгущенке. Она изумляется слишком громко, слишком настойчиво, и мне ничего не остается, кроме как молчать. Моя мать сказала бы «Дух противоречия». Я бы сказала «Реализм».

— Ребята, спасибо вам за такой день рождения! Я вас всех просто обожаю, котики!

Рука с коротким ярко-зеленым маникюром потянулась к водителю и потрепала его по плечу, затем перешла к блаженному пассажиру рядом, обогнула храпящее тело, извергавшее клубы водочного пара и задержалась на Русе. Несколько мгновений больше, чем нужно и протяжное, сладкое «Спасибо». Фу.

Чуть больше неприязни на моем лице, чем следовало и я ловлю ее взгляд. Из нас двоих она явно профи в искусстве фальшивых эмоций. Ее притворство я чую даже сквозь смрад Хохла. Что за игру ты ведешь? Сегодня среда. Самое его начало. Мне бы протянуть до пятницы. Пятничным утром мы двинем назад и тогда с этой бандой будет покончено.

— Уйди от них, пожалуйста. Мне будет так спокойнее.

— От них или от нее?

— От нее.

Он пообещал. «Я отыграю два концерта и все закончится. Обещаю». Спасибо. В ответ я пообещала не демонстрировать свои эмоции, как бы сложно мне это ни было.

— И все же, подумай. Я бы хотел. Мне это очень важно. К тому же, я вижу перспективу в ней. Она не так плоха, как ты считаешь.

Я думаю, мой человек. Я не прекращаю думать. И в один прекрасный момент я боюсь услышать слова восхищения, направленные не мне.

— Разве не прекрасно?

Мяуканье бирюзовой головы окончательно стиснуло мне желудок. Сквозь тошноту и боль разочарования в самой себе, я выдавливаю улыбку и жалкие:

Конец ознакомительного фрагмента