Альбина Нури

Красный континент

Глава первая

Стекла у машины были тонированные, притормозила она перед служебным входом, стыдливо приткнувшись в углу стоянки, но если сопровождающие (или правильнее было бы назвать их конвоирами?) рассчитывали, что Денис не поймет, куда его привезли, то они просто идиоты. Прожив в Городе всю жизнь, невозможно было не узнать это здание из красного кирпича — массивное, уродливое, больше похожее на крепость.

— Это же психушка, — сказал Денис, когда Иван Иванович (хотя ежу понятно, что он такой же Иван Иванович, как сам Денис — Людовик Четырнадцатый) открыл перед ним дверцу и велел выходить.

— Что вас смущает? Мы же вас тут не лечить собираемся.

«Хотел бы я знать, что вы на самом деле собираетесь со мной сделать», — безнадежно подумал Денис.

— Все еще не доверяете мне? — вроде ласково спрашивает, заботливо, как любящий дядюшка, а глаза у самого змеиные, ледяные.

— Как будто у меня выбор есть, — буркнул Денис, выбираясь из автомобильного брюха.

— Послушайте, не надо ребячиться, — снисходительно проговорил Иван Иванович, принимая Дениса под локоток. — Неужели вы считаете себя птицей настолько высокого полета, что мы стали бы тратить время на то, чтобы задумать операцию, реализовать ее, подключив кучу людей, а после вести с вами душеспасительные беседы и уговаривать сотрудничать — и все это ради того, чтобы запихнуть вас в палату с мягкими стенами? Поверьте, если бы нам требовалось именно это, вы бы оказались там через полчаса. — Он внезапно остановился и посмотрел на Дениса в упор. — И, кстати, все еще можете оказаться. Но вы ведь не хотите?

Немигающий взгляд рептилии. Ни жалости, но сочувствия.

Денис хотел ответить дерзко, смело, остроумно, но под этим взором храбрость съеживалась, дерзость и остроумие выцветали. Почувствовав, что во рту пересохло, Денис, презирая себя за малодушие, сумел лишь коротко качнуть головой: нет.

— Вот и славно. Идемте, мы уже немного отстаем от графика.

Иван Иванович чеканным шагом шел к дверям. Денис плелся следом, еле переставляя ноги.

Как это вообще могло с ним случиться? И почему именно с ним?

Денис всегда считал себя счастливчиком. Хотя, конечно, сиротское, проведенное в детском доме детство и отрочество вряд ли можно считать подарком судьбы, в основном ему везло.

Да, родных у Дениса не было, но учителя и воспитатели попадались хорошие (за редким исключением), никто его не бил, не обижал. Учился он легко и почти на отлично, поступил в Строительный институт, как и хотел: математика, рисование и черчение давались ему лучше остальных предметов.

Ребята в группе подобрались отличные, учеба не вызывала сложностей, уже четыре сессии сданы без хвостов и даже без троек. Сдал бы Денис и пятую, если бы не…

Поднимаясь на крыльцо, он поскользнулся и едва не грохнулся на степени.

— Аккуратнее, — немедленно последовало замечание. — Вы нужны целым и невредимым.

Еще бы, подумалось Денису.

После ослепительной молочной белизны зимнего дня темень, царившая внутри, казалась особенно мрачной. Денис и Иван Иванович оказались в небольшом вестибюле, и к ним тут же подскочил мужик в белом халате.

— Добрый день! Все готово, ждем вас. Пожалуйста, пойдемте.

Он преданно смотрел на Ивана Ивановича, едва удостаивая его спутника взглядом, пригибался, склонял голову, прямо-таки извивался ужом в желании угодить. Вели ему Иван Иванович ползти, без разговоров пополз бы на брюхе.

Иван Иванович коротко кивнул, позабыв поздороваться, и они двинулись по коридору вслед за «Ужом». Пахло так, как обычно и пахнет в больницах: хлоркой, лекарствами, спиртом, еще чем-то, отчего становится тоскливо, хоть в петлю лезь.

Снова вернулась мысль о том, что еще пару дней назад жизнь Дениса была предсказуемой, спокойной, совершенно нормальной, а теперь взяла и кувыркнулась с ног на голову.

— Коллектив в сборе, аппарат проверен, — вполголоса сообщил «Уж», когда они подошли к лифту. Нажал на кнопку, дверцы разъехались в стороны. Все трое вошли в кабину, и «Уж» снова приложил палец к кнопке. Денис почему-то подумал, что они поедут наверх, но лифт потащил их вниз.

Некстати вспомнилось, как вчера (проклятый день, когда все началось!) они с Крымовым тоже вот так сели в лифт, промахнулись этажом, потом пришлось спускаться с восьмого на шестой.

Общага педагогического института, куда их позвали в гости, торчала, будто воткнутая в землю лыжная палка, недалеко от общежития, где жил Денис. Они с ребятами часто бывали в узкой, длинной серой многоэтажке: в строительном учились в основном парни, а в «педе» — девушки.

Но вчера пошли в гости не к «училкам». Додик (что за имя такое?) позвал. Приятель Крымова. Ну как приятель — общались изредка.

— Мировой парень! — захлебывался Крымов и тряс перед носом Дениса рукой с поднятым кверху большим пальцем. — Вот такой!

«Вот такой» Додик учился на историческом и был, по меркам нищих студентов, сказочно богат: носил шмотки, привезенные отцом из-за границы, сорил деньгами, запросто мог потратить всю стипендию за день, а еще у него был магнитофон и редкие записи.

— Посидим, расслабимся, музыку послушаем, — искушал Крымов, и Денис, которому масляная, лоснящаяся рожа Додика никогда не нравилась, зачем-то согласился.

Еды было мало, портвейна «Три семерки» — много. Народу собралось человек пятнадцать или около того, Дениса развезло как никогда. Недаром портвейн этот называли «три топора»: башку от него сносило махом.

Как, когда, из-за чего началась драка, Денис не помнил, вообще ничего не мог вспомнить, будто в яму провалился. Очнулся только в милиции, в камере.

Зато у остальных, как выяснилось, с памятью все было в порядке.

— Как же так, Фролов? — укоризненно говорил капитан милиции, фамилии которого Денис не разобрал.

Они сидели друг напротив друга в кабинете, за окном было темно: похоже, ночь или ранее утро. Голова у Дениса все еще слегка кружилась.

— Ты всегда был на хорошем счету, почти отлично учился. Как скатился до пьяных дебошей? Затеял драку, нанес телесные повреждения своему товарищу Пираеву Давиду Эммануиловичу. И это я еще не упомянул про серьезный материальный ущерб.

«Какому товарищу?» — хотел спросить Денис, но сообразил, что Давид Эммануилович — это Додик.

— Да ладно бы только дебош. Но такая махровая антисоветчина…

— Что еще за… — выкрикнул Денис и закашлялся. — Я ничего такого не делал!

— А вот твои товарищи утверждают обратное.

Дальше начался настоящий кошмар. Следователь (или кто он там) положил перед Денисом пачку листов. Постучав по ней пальцем, сообщил, что это показания свидетелей, всех, кто был на злополучной попойке. Все как один (даже Крымов, гад и предатель) писали, что Денис принес записи зарубежных исполнителей, песни которых, как известно, пропагандируют западные империалистические ценности и потому запрещены в нашей стране; восхищался ими, заявлял, что Генеральный секретарь (страшно повторить такое!) давно не в своем уме, а также говорил, что мечтает уехать за границу и сделает это при первой возможности.

— Я не мог, — потрясенно проговорил Денис. — Я не помню.

— «Не помню» и «не мог» — разные вещи, — наставительно произнес капитан. — Ты и про то, как избивал товарища Пираева, и про то, как стол расколотил, тоже не помнишь.

— Вы не понимаете! — Денис почувствовал, что задыхается от отчаяния. — Я не мог, потому что… не мог! У меня не было этих записей! Откуда они возьмутся-то? И за границу я не хотел никогда, мне и тут хорошо! А про генсека… Я про него вообще не вспоминаю и не говорю!

— А вот надо бы! Надо бы знать и помнить, что под чутким руководством партии и ее лидера товарища Брежнева мы идем к коммунизму и строим наше светлое будущее.

Денис обхватил голову руками.

— Думать и переживать раньше надо было, Фролов. На вас заведено уголовное дело по статьям…

— Погодите, погодите, Сергей Ильич, — сказал кто-то, и только в этот момент Денис увидел, что в углу кабинета все это время сидел еще один человек. Тихо сидел, сливаясь с обстановкой, как хамелеон.

— Позвольте нам с юношей поговорить пару минут. Думаю, он осознал свои ошибки.

Капитан немедленно встал и выкатился из кабинета. Лишь в этот момент Денису впервые пришло в голову, что все было подстроено: и Додик, и попойка, и драка, и заявления всей компании.

Сидевший в углу назвался Иваном Ивановичем. В отличие от капитана, Денису он не «тыкал», а беседа затянулась на целый час.

— Спросите кого хотите! Все подтвердят, что я никогда ничего плохого не делал и не говорил дурного про партию, — сказал Денис, когда дверь за капитаном закрылась.

— Надо будет, спросим, — согласился Иван Иванович. — Обязательно спросим. Но будьте уверены: они скажут что угодно, лишь бы не огорчить нас.

Он сунул руку в карман, достал корочку, раскрыл и мазнул перед Денисом. Ни звания, ни фамилии, ни должности Денис прочитать не сумел, на то и был расчет, но три роковые буквы, обозначающие всесильный Комитет, увидеть успел.

— Из института вас, разумеется, за эти подвиги отчислят, из общежития выселят. Впрочем, проблема не в этом: жилплощадью вы будете обеспечены на долгие годы. Осудят вас сразу по нескольким статьям, из мест лишения свободы вы выйдете очень нескоро. Однако, как известно, выступать против самого справедливого и лучшего общества может только больной человек. Скорее всего, юноша, у вас вялотекущая шизофрения. Если результаты обследования это подтвердят, вам будет предписано лечение под строгим медицинским контролем.