Трин сидела у самого берега, опустив белые ступни в прохладную воду. Словно озерная гладь в ветреные дни, ее темные волосы волнами спускались до самой талии, укрывая спину. Полненькая и низенькая, но с широкой улыбкой, в которую складывались ее пухлые губы. Ее брат Йон, напротив, отличался высоким ростом. Он напоминал отца, с его щербатой улыбкой и такими же мозолистыми руками, натруженными в их семейной мастерской.
Обычно их всех отпускали к озеру в обеденное время. Лишь Кай был сам себе хозяин.
Герда помахала им, припустив вперед и оставив Кая с котомкой еды позади.
— Почему вы так долго? — спросил у нее Йон.
— Кай вновь увлекся и забыл про время, — бросила Герда, дожидаясь, пока он догонит ее. А после сдернула салфетку с корзины и стала раскладывать содержимое на поваленном стволе дерева, чья крона опускалась прямо в озеро, словно утонув в зеркально-чистой воде. И лишь часть листвы упрямо тянулась к небу, свету и жизни.
Вскоре они устроились, попивая ягодный морс и смотря, как кусочки облаков скользят над головой. Временами в озере плескала рыба. Но несмотря на царившую жару, лето подходило к концу. Близилась осень.
— Мама купила чудную красную ткань для нового платья, — похвасталась Трин Герде.
Йон закатил глаза, видимо, уже раз в десятый слыша о покупке.
— Вот такого оттенка, — ткнула Трин пальцем в тонкую материю, что удерживала часть волос Кая на затылке, чтобы те не лезли в лицо.
Герда проследила взглядом, и ее губы медленно растянулись в улыбке.
— Кажется, у нас будут платья одного цвета, — проговорила она, не расстроившись по поводу случившегося. Герда любила алый, и все, кто был знаком с ней, знали это. Но материя столь яркого оттенка всегда была дорогой.
Трин новость скорее расстроила. Не следя за нитью разговора, Кай поднял ладонь и дернул за край ленты, распуская узел и позволяя черным прямым волосам упасть на скулы.
Он сжал ленту в руке, рассматривая так, словно впервые увидел, и потирая гладкую ткань пальцами.
«Все люди любят розы, Кай. Разве они не прекрасны? Алее цвета не найти. Даже кровь не краснее этих лепестков, верно?» — говорила Герда. Она часто повторяла это, словно молитву во время службы, и не замечала за собой этой черты. Ее слова и сейчас возникли в его голове.
От Йона не укрылось это движение, но он, вновь глотнув морса, туманным взором уставился на водную гладь и на белых лебедей вдалеке, которые грациозно выгибали шеи, парами скользя у противоположного берега.
— Если я умру раньше, пообещай, что именно ты украсишь мой череп, — вдруг проговорил Йон, засмотревшись на часовню. Трин возмущенно обернулась, кидая на брата недовольный взгляд.
— Можно за обедом обсудить более приятную тему? — заметила Герда.
— Сомневаюсь, что я проживу дольше. Но попрошу о том же тебя, — невозмутимо откликнулся Кай. На самом деле от друга уже не раз звучала подобная просьба — слишком пессимистичный и в то же время апатичный взгляд тот имел на жизнь.
Всех мертвецов через несколько лет выкапывали, чистили черепа и уносили их в часовню, освобождая на кладбище место для новых захоронений. Земли вблизи города было мало, всюду горы. А в Малервеге, близлежащем лесу, хоронить не решались — слишком далеко от поселения.
Вскоре время обеда закончилось, остальные убежали, а Кай, позволив себе задержаться, некоторое время сидел, смотря бездумно на озеро. А после поднялся, отряхнув руки, и выбрал тропинку, уводящую в глубину леса.
Неподалеку от места их обеда, скрытый за несколькими многовековыми елями и скалами, находился колодец — широкий, с десяток футов в диаметре. Часть горловины обвалилась, и серые булыжники, упавшие рядом, покрылись мхом. Приблизившись, Кай крепко сжал в руке гальку, подобранную с берега озера, отчего на нем оказалась капля крови — видимо, шип розы глубоко вошел в кожу. Не думая, Кай бросил его в темнеющее жерло.
Своеобразный ритуал появился у Кая сам собой пару лет назад, и теперь, проходя мимо, он всегда кидал в колодец камень. Иногда загадывал желание, иногда делал это и вовсе бездумно.
Он пошел прочь, стремясь скорее вернуться к себе и вновь взяться за уголь. Вскоре Кай скрылся среди деревьев, так и не узнав, что камень упал, не издав и звука, словно сгинул, исчезнув из бытия.
Карман. Измерение Зеркала разума Йенни
— Ты мухлюешь, — грубо проговорила девушка, косо глядя на ледяные осколки.
Соманн изогнул бровь:
— Не надо пустых обвинений, королева.
— А ты не пытайся меня обмануть. — Она сжала кулак, и недавно собранные осколки вновь рассыпались по столу.
Вверху, сидя на нижней ветке высоченной ели, согласно крикнул Варди. Глаза белого сокола — прозрачные, словно грани бриллианта, — остро сверкнули. Ствол дерева, на котором сидела птица, был покрыт тонким слоем льда, даже иголки, имевшие лиловый оттенок, не обошла эта участь.
— Эй, мы ведь и так играем по твоим правилам! — возмутился Соманн, поднимая голову от осколков. Доспехи на его теле — из чистого золота, с выгравированными цветами — ярко сверкнули.
— Так я и не желала играть вовсе. Я вообще-то спала. И собираюсь вернуться к этому занятию. Сеятель, иди, покуда не выставила тебя, — поднимаясь, сказала Йенни и откинула с плеча длинные белые волосы, которые частично прикрывали вечно юное лицо.
Соманн краем глаза покосился на одну из трех морд волка, что бело-серебристыми линиями вились по ее руке от ключицы до запястья. У основания большого пальца скалилась морда.
— Ты ведь так не поступишь. Тогда я перестану даровать тебе сны. Или буду насылать кошмары, — сверкнул Соманн белозубой улыбкой. Существом он был древним и обладал немалой силой, управляя сонными грезами. Но зачастую относился к своей работе с небрежностью и настолько часто попадался на глаза людям, что за несколько веков появились те, кто разглядел и запомнил его силу. В итоге он даже получил прозвище Песочный человек за свою магию, имеющую золотой оттенок.
Впрочем, не Йенни было обвинять его в небрежности. Она сама попадалась людям куда чаще. Особенно людям Хальштатта, которые увиденное обычно запоминали. Возможно, именно это и стало одной из причин тому, что они с Соманном нашли общий язык. Но изначально познакомил их долгий сон Йенни, в который она от скуки погружалась в летние месяцы. А если кто-то спит беспробудно больше нескольких месяцев, Сеятель обязательно заметит, будучи даже второстепенным божеством. Он заявился в ее сновидение, и после оба поняли, что их знакомство оказалось весьма полезно. Сеятель подарил Деве Льда крупицу своей силы, а она помогала ему решать разногласия, возникающие у Соманна с другими обладателями магии.
Могущество Соманна простиралось на чужой разум, а в мире людей он был слаб. Поэтому, если у него возникали разногласия с кем-то в реальности, то вскоре вслед за ним появлялась Йенни.
А в мелкие стычки Сеятель влипал довольно часто. К тому же он создал больше десяти своих копий, которые затем бродили по миру, отчего вероятность с кем-то повздорить тоже вырастала десятикратно.
Йенни покачала головой, складывая руки на груди и глядя вдаль, туда, где у горизонта, окруженный морозной дымкой, словно мираж, виднелся пик одинокой горы.
Дева глубоко вдохнула, словно улавливая что-то в воздухе.
— В мире людей скоро наступит осень, — проговорила она.
— Разве тебе не пора убить того мальчишку? — заинтересованным тоном спросил Соманн, вновь увлеченный осколками. — Он и так прожил долго.
Будь Сеятель существом более опасным и с большими амбициями (ныне его интересовала лишь вечная жизнь в собственное удовольствие, желательно нескучная), их с Йенни столкновение было бы неизбежно.
Осколок Зеркала разума желают многие: природные духи, дети богов, слабые боги, все еще оставшиеся в мире, и такие как Йенни. Озеро, покрытое тонким слоем льда, в своих водах хранило слишком много силы.
Осколок в сердце мальчишки с каждой зимой сиял все ярче. Закрыв глаза на саму пропажу кусочка Зеркала, она, однако, ощутила его силу в конце прошлой зимы. И теперь обязана была вернуть льдину в озеро, пока за магией Осколка не началась охота. Вы́резать сердце из человеческой груди.
— Ты за ним следишь? — с укором спросила Дева Льда.
— Немного, — все так же согнувшись над ледяным пазлом, отозвался ее собеседник. Собирал он его с искренним усердием. Когда-то с Йенни они заключили сделку: перед тем как обратиться к ней за помощью, Сеятелю необходимо собрать воедино один пазл. Условие это было бессмысленным и служило лишь для того, чтобы досадить Соманну, но в мотивах и развлечениях тех, кто прожил века, и не стоит искать смысла.
Ныне Соманн складывал отвратительного на вид бородатого карлика в колпаке. Люди временами изображали его именно таким, и это немало раздражало божество сна.
— Он сильно вырос? Или, может, уже постарел? — предположила Йенни.
«Если постарел, то убивать уже не так жалко», — добавила она про себя.
Соманн поднял голову, удивленно уставившись на нее и сжимая между пальцев одну из тонких льдин.
— Память у тебя как решето, Йенни, — укорил он ее, видя, как белые брови сходятся на переносице. — Люди так быстро не стареют.