Неровный свет от факела позволял рассмотреть только тёмную крошечную фигуру в рваной, покрытой бурыми пятнами рубахе, задравшейся на бледных, худых бедрах. Отвернутое к стене лицо скрывали черные длинные волосы, превратившиеся в колтуны. Тонкие кровоточащие запястья и щиколотки девушки были закованы в тяжелые цепи. Она не шевелилась. Лафонтен не слышал ее дыхания, ему показалось, что девушка умерла, не дождавшись казни. Подобное случалось часто. Немногие выдерживали допросы и пытки, устраиваемые местными представителями власти. Его взгляд задержался на босых ступнях узницы, напоминающих кровавое месиво. Раздавленные щипцами ногти, воспалённая от пыток раскалёнными углями кожа, распухшие суставы, свидетельствующие о том, что девушку растягивали на дыбе.

Инквизитор посмотрел на руки, сложенные на коленях и впервые за годы служения в Святой палате в невольном смущении отвел взгляд. Некоторые пальцы девушки были вывернуты в обратную строну, ногтевые пластины отсутствовали, кожа под железными браслетами почернела и начала гнить. Инквизитор выдохнул, и из его губ вырвалось облако пара. В темнице стоял жуткий холод и он ощущал его даже через плотную сутану. Неудивительно, если девушка умерла. В подобных условиях выжить невозможно. Несмотря на молодой возраст Лафонтен повидал немало на своем веку. Он лично участвовал в пытках и никогда не испытывал сочувствия, сострадания или жалости. Когда речь шла о верности Святой инквизиции, человечность в нем отключалась. Андре вырос в монастыре в Тулузе и с юных лет был всецело предан церкви и Богу, не позволяя сомнениям проникнуть сквозь стальную броню безжалостного защитника веры и непоколебимого вершителя наказаний для отступников и еретиков.

Инквизитор сделал еще один шаг по направлению к осуждённой «ведьме», подошвы его сапог заскрипели. Он присел на корточки напротив неподвижной Валери Мартель. Ознакомившись с делом, Лафонтен знал, что Валери всего восемнадцать лет. Ее мать умерла, когда девушке было шестнадцать, оставив дочь круглой сиротой. Валери жила одна в маленькой лачуге на окраине небольшой местной деревушки и, согласно показаниям свидетелей, занималась колдовством, никогда не посещала службы в церкви и вела распутный образ жизни, вступая в сношения с разными сатанинскими отродьями в ночи полнолуния. Все пять свидетельниц заявили, что видели, как на залитой лунным светом поляне обнаженная Валери танцевала с чертями возле озера. После подобных плясок на город обрушивались несчастья, умирал скот, болели дети и старики, скисало только надоенное молоко, в озере находили утопленников, а на его берегу — лодки с пробитым днищем.

Нечто подобное Лафонтен выслушивал в каждом третьем случае, связанном с обвинениями в колдовстве, но сам лично не верил в россказни суеверных глупых баб. Но то, что девушка не посещала церковь и сторонилась священнослужителей, говорит не в ее пользу. Также известно, что мать не крестила дочь, а это уже попахивает ересью. Отшельники, ведущие затворнический образ жизни, всегда вызывают массу пересудов, особенно если это девушка. Совсем юная, беззащитная, одинокая девушка, являющаяся легкой добычей для любого мужчины, проходящего мимо хижины. Что если причина ненависти женщин скрывается именно в этом факте? Среди доносчиц оказалась Лаура Фортье — жена священника, инициировавшего расследование. Неужели преподобный Фортье тоже не смог удержаться от соблазна? В таком случае Валери Мартель действительно опасна и является угрозой для духовной чистоты прихожан этого города. Распутная девушка — источник зла, сосуд греховности и нечистот, которые оставляют в ней многочисленные любовники. Пристальный взгляд Лафонтена снова прошёлся по бледным бедрам девушки, покрытым цветными синяками. В душу закралась неприятная догадка, но он тут же отогнал её прочь. Однако рваная одежда и грязное одеяло, брошенное поверх соломы, вновь наводили, внимательного к деталям инквизитора, на определенные мысли.

— Валери Мартель, — строго произнес инквизитор звучным, глубоким голосом, зловещим эхом разлетевшимся по крошечной темнице. Девушка дёрнулась, звякнув железными цепями, шумно вздохнула, застонав от боли. Подтянула колени ближе к себе, неуклюже накрывая их обрывками рубашки. Сломанные пальцы не слушались, кровь засочилась из поврежденных запястий. Судорожно дыша, девушка плотнее вжалась спиной в ледяную стену и затихла.

Без всякой на то причины Лафонтен оцепенел. Монотонный звук воды, капающей в другом углу, усилил ощущение неестественной тишины, которая повисла между инквизитором и узницей. Ее страх и ужас были осязаемы, но он по-прежнему не видел ее лица, скрытого под спутанными волосами. Его поразило другое…Он не мог поверить и сначала решил, что у него разыгрались обонятельные галлюцинации, но, когда девушка снова тряхнула головой, накрывая черными локонами обнажившиеся в дырявой рубахе худые плечи, Лафонтен снова это почувствовал. От Валери Мартель исходило не зловоние грязного, измученного, покрытого гниющими ранами тела, а тонкий чистый аромат жасмина, проникающий в ноздри Андре и вытесняющий запахи выгребной ямы. Мужчина озадаченно сдвинул брови, впервые столкнувшись с подобным феноменом. Потребность увидеть ее лицо вычеркнула все имеющиеся в голове вопросы, которые он собирался задать. Вскочив на ноги, он в два шага пересёк расстояние до стены, где оставил факел и, выхватив его, вернулся к узнице. Снова присел перед ней на корточки, освещая сжавшуюся фигурку.

— Пожалуйста, не надо. Умоляю вас… — проговорила она едва слышно, в защитном жесте приподнимая скованные руки с переломанными пальцами. Ее отчаянный нежный голосок, как колокольный звон отозвался в висках Лафонтена, усиливая бег крови по венам, сердце забилось быстрее, дыхание перехватило от необъяснимого волнения. Он не верил собственным ощущениям. Что за наваждение?

— Не бойся меня, дитя. Я пришел выслушать тебя и облегчить твою душу от бремени грехов, — севшим голосом произнес инквизитор. Мужская рука, сжимающая факел, дрогнула, по спине вновь прошелся холодок. Девушка мелко задрожала, как в ознобе, и дурманящий цветочный аромат снова окружил потрясённого инквизитора. — Я не причиню тебе зла. Я здесь, чтобы разобраться в том, в чем тебя обвиняют, — изложил он более уверенным тоном.

Валери судорожно вздохнула и неуверенно опустила на колени искалеченные под пытками руки.

— Я уже все рассказала, святой отец, — отозвалась она тихим мелодичным голосом, в котором прозвучали нотки обреченности. Она приняла его за священника. Что ж, может это и к лучшему. Лафонтен проглотил образовавшийся ком в горле и почувствовал себя увереннее, вспомнив, что перед ним всего лишь слабая измученная девушка.

— Посмотри на меня, дитя, — попросил Андре, смягчая интонации властного голоса, чтобы ненароком не отпугнуть узницу.

Она снова испуганно затряслась и звон цепей разрезал гнетущую тишину. Очень медленно, словно через силу, девушка подняла голову. Спутанные волосы разошлись в стороны, открывая удивительной красоты бледное лицо. Лафонтен изумленно замер, разглядывая правильные изящные черты, пытаясь припомнить, видел ли он когда-нибудь подобное совершенство. Бархатистая фарфоровая кожа девушки словно излучала сияние, мерцая изнутри, и вызывая непреодолимое желание прикоснуться и проверить, насколько реально то, что видят его глаза. Хотелось одновременно отвести взгляд в сторону и смотреть бесконечно на ее темные изогнутые брови, тревожно сдвинутые на переносице, густые опущенные ресницы бесконечной длины, маленький, аккуратный нос идеальной формы, высокие благородные скулы и полные розовые губы, похожие на лепестки роз. Лафонтен повидал много красивых титулованных дам, наряженных в шелка, парчу и бархат, но эта девушка, облачённая в лохмотья, была в разы прекраснее любой из них. «Неужели это и есть твое главное преступление?», пронеслось в голове инквизитора. Невероятная красота и непреодолимый соблазн, который она представляла для любого, обращающего взор на лицо Валери Мартель. «Какие дикие люди», подумал он, ощущая, как с каждой минутой в его сердце усиливалась злость на мучителей несчастной Валери. Его взгляд опустился на ее голые ноги, покрытые язвами, ранами и синяками. Они не тронули лицо, не посмели осквернить то, что вызвало их похоть и желание сорвать, заковать и уничтожить прекрасный цветок.

— Ты знаешь, в чем тебя обвиняют, дитя? — его голос охрип и угас, потому что в этот момент девушка открыла глаза. Темные ресницы распахнулись, касаясь кончиками век. Факел в руке инквизитора снова дрогнул, пламя колыхнулось, словно от порыва ветра. Инквизитор невольно отпрянул, изумлённо глядя на Валери Мартель. Отблески неровно пляшущего пламени мелькнули в разноцветных глазах девушки. Один прозрачно-голубой, как безмятежная гладь горного озера, второй — ярко-зеленый, как свежая весенняя листва. В глубине черных широких зрачков на него смотрело собственное отражение, охваченное суеверным ужасом. Внутренности Лафонтена скрутило болезненное напряжение. Ему захотелось отвернуться, сбежать отсюда и забыть, что он когда-либо заходил в эту проклятую келью.