— Нет, я их не видел.

— Как это? — открыв рот, изумлённо выдыхает Сальма Рами.

— Комплекс новый. Не все квартиры еще распроданы, — поясняю отстранённым голосом, мучительно размышляя над тем, куда же посадить очаровательную журналистку. Стулья завалены закупленными накануне коробками с масляными красками и инвентарем. Пополнил запасы впрок, так сказать. После выставки заказы посыплются один за другим. Творческий беспорядок для квартиры-студии и по совместительству мастерской — повседневная норма. Но куда же, черт возьми, мне ее посадить? Не на постель же со следами вчерашнего грехопадения балерины с солнечным нимбом ее сажать? Жутко представить, что мисс Рами напишет потом обо мне в своей газетной колонке. Чёрт, я же неоднократно говорил Маркусу, что не хочу никакой шумихи и никакой прессы.

— Вы здесь живёте, мистер Престон? — похоже, интервью уже пишется. Киваю, раздраженно стиснув зубы. Скинув со стула пакеты и коробки, стелю сверху портьерную ткань, сдернутую с одной из картин, и, поставив его в центр комнаты, предлагаю мисс Рами присесть. Сам отхожу к окну, облокачиваясь на пресловутый подоконник, увековеченный в портрете Шалуньи.

— Я так понимаю, что предложения кофе или чая не будет? — с сарказмом спрашивает Сальма, опускаясь на стул, положив сумку на колени, и закидывая ногу на ногу.

— Это обязательная часть интервью? — в тон ей парирую я, скользнув взглядом в ложбинку между грудями. Уверенный C или даже D или просто много пушапа? Заметив, куда я так настойчиво пялюсь, мисс Рами застёгивает нижнюю пуговку. Интересно, что охладило ее первоначальный интерес? Смятая кровать или дощечки для кокса?

— Нет. Просто спросила, — натянуто улыбается Сальма. — Так понимаю, вежливость это не про вас.

— У меня нет кофе. Я покупаю его на вынос в кофейне за углом. Но могу предложить виски.

— Спасибо, но воздержусь, — отрицательно качнув головой, она открывает сумочку и извлекает оттуда диктофон и небольшой полароид. — Я сделаю несколько кадров? Может, хотите переодеться? — окинув меня критичным взглядом, интересуется журналистка.

— Никаких фото, — резко отвечаю я.

— Мое время ограничено, но я готова подождать, если вам нужно привести себя в порядок.

— Никаких фото, — повторяю категорично. Недовольно сдвинув брови, она какое-то время с недоумением смотрит мне в глаза и, сдавшись, убирает камеру обратно.

— Как скажете, — девушка явно недовольна моей несговорчивостью. — Это скромность, отсутствие тщеславия или особый пунктик?

— Понимайте, как хотите, — небрежно пожимаю плечами. — Можно я задам вырос, прежде чем начнем?

— Конечно.

— Чем обязан честью?

— Вы про интервью? — на всякий случай уточняет Сальма и, дождавшись моего кивка, дает неоднозначный ответ. — Все просто. Art Newspaper рассказывает читателям о предстоящих событиях в области искусства.

— В галерее будут выставлены не только мои полотна, — настаиваю я, не сводя с непроницаемого лица девушки пристального взгляда, улавливающего малейшую эмоцию.

— Об остальных участниках я писала раньше, к тому же вы новое лицо в художественной сфере. Ваши работы уже вызвали некоторый ажиотаж в узких кругах. Разве вы не заинтересованы в расширении почитателей вашего таланта?

— Владелец галереи не предупредил меня об интервью, — объясняю я причину своих вопросов.

— Вы бы подготовились? Закупили бы кофе, побрились и надели чистую одежду? — с сомнением спрашивает Сальма, в глазах появляются смешинки, улыбка смягчается.

— Сомневаюсь, — ухмыляюсь я. — Валяйте. Задавайте свои вопросы, мисс Рами.

— У меня есть заготовленный список, но я пока его отложу, — задумчиво произносит журналистка, изящно откидываясь на спинку стула, и стреляя в меня темным внимательным взглядом. — Мне кажется, что стандартный подход не совсем уместен в данном случае. Давайте, вы просто расскажете о себе, а потом мы перейдем к вопросам.

— Что именно?

— Самое основное. Кратко. То, что должны знать потенциальные покупатели ваших картин о вас, как о художнике, творце и человеке, — поясняет она.

— Хорошо. Без проблем, — скрестив руки на груди, непринуждённо соглашаюсь я. — Итак, что вам нужно обо мне знать? — приподняв бровь, посылаю мисс Рами чувственную улыбку. Она вопросительно хмурится, не показывая смущения, однако я замечаю на точеных скулах розовые пятна. — Меня зовут Джейдан Престон. Мне двадцать семь лет. Родился и вопрос в Норфолке, штат Вирджиния. Там же закончил школу и художественный колледж, после получил диплом магистра в области искусства и гуманитарных наук в университете Старого Доминиона…

— А как насчет семьи? Отец, мать? У вас нетипичная для американца внешность, — обрывает меня Сальма, покачивая стройной ножкой в изящной туфельке. Я однозначно без ума от ее ног. Точеные щиколотки, очерченные мышцы и, уверен, идеальная под тонким нейлоном чулок кожа.

— Я сирота, — бесстрастно сообщаю я, продолжая пялиться на ноги соблазнительного интервьюера. — Воспитывался в приюте с пяти лет. Мать — латиноамериканка, погибла на рабочем месте. Несчастный случай. Отец — ливиец. Они не были женаты, я никогда его не видел.

— Простите, вы не обязаны были отвечать, — опустив ресницы, тихо говорит мисс Рами.

— Ничего страшного. Надеюсь, что данная информация поможет почитателям моего таланта стать постоянными покупателями картин? — с сарказмом спрашиваю я. В глазах Сальмы вспыхивает раздражение.

— Я извинилась.

— Принимаю. Следующий вопрос, — сухо произношу я.

— Вы где-то выставлялись до этого?

— Нет. Никогда. Маркус — первый, кому удалось убедить меня рискнуть.

— Чем вы занимались после того, как закончили университет?

— Я свободный художник. Путешествовал. Объездил много стран, — кратко и лаконично отвечаю я.

— Снова заранее извиняюсь, но вопрос вполне логичен. Чем зарабатывали на жизнь, пока путешествовали?

— Писал портреты, карикатуры. На улице или на заказ.

— Вы давно в Америке?

— Да. Но конкретно в Нью-Йорке полгода. На самом деле это внушительный для моего кочевого образа жизни срок, — сдержанно поясняю я, придавая интервью доверительный тон.

— Не планируете уезжать? — ожидаемый вопрос. Отрицательно качаю головой.

— Нет.

— Почему? — какая настырная крошка. Вздохнув, я даю максимально развёрнутый ответ.

— Решил пока осесть, осмотреться, понаблюдать, как пройдет выставка. Мне нравится Нью-Йорк, мисс Рами. Город больших возможностей, в котором одинаково просто потеряться или найти себя.

— Вы ищите себя, мистер Престон? — продолжает знаток провокационных вопросов.

— Я ничего не ищу. Вообще, не склонен к самоанализу. Как только начну копаться в себе, желание к творчеству отпадет, — абсолютно искренне говорю я. — Логика и разум — враги искусства.

— А как же смысл? — убирая за ухо непокорный локон, любопытствует мисс Рами. — В любом произведении: будь то книга, поэма, картина, или даже фотография должна содержаться какая-то идея, заложенная автором.

— Выгляните в окно. Мир давно утратил всякий смысл, мисс Рами. Зачем нам гнаться за ним? — потирая бровь, иронично спрашиваю я.

— Итак, почему — глаза?

— У меня нет ответа. Разве вы можете объяснить себе, почему иногда видите во сне клубнику?

— Наверное, потому что хочу ее съесть, — улыбается Сальма, накручивая все ту же прядь на палец.

— Думаете, я хочу съесть глаза? — искренне смеюсь я.

— Перестаньте, вы знаете, что имею в виду, — в очередной раз, изменив свое ко мне отношение, мисс Рами почти дружелюбно улыбается, — Я понимаю, что вы держите интригу. Но это как раз то, что отличает вас от остальных художников. Я взяла на себя смелость и запросила у Маркуса каталог с вашими работами. Они… хмм… достаточно необычны. Могу сказать, что портретная живопись в вашем исполнении впечатляет. Девушки без лиц получаются на удивление мощными энергетически. На некоторых портретах лица отсутствуют полностью, но гораздо сильнее затрагивают другие полотна, где изображены модели с тщательно прорисованными глазами, чистого лазурного оттенка. Они кажутся неправильными, неподходящими смазанному овалу лица, на котором изображены. Создается впечатление отрезанности, неорганичности. Они похожи, узнаваемы на каждом холсте, словно написаны под копирку. Удивительно реальные, живые и в то же время совершенно ненастоящие, вызывающие необъяснимые мистические переживания и мурашки на коже, внушающие трепет, как глаза Будды, изображённые на буддистских храмах.

Выдохнувшись, Сальма замолкает, пытаясь подобрать слова и продолжить формулировать вопрос, который в итоге вылился в довольно длительный монолог. Но ее концепция видения моих работ не может не импонировать.

— Так почему все-таки глаза? — улыбнувшись, повторяет вопрос мисс Рами.

Не могу ответить даже самому себе. Понятия не имею. Словно неосознанная одержимость овладевает мной каждый раз, когда я вижу модель, кажущуюся идеально подходящей, вдохновляющей и возбуждающей; с энтузиазмом начинаю писать ее потрет, уверенный, что наконец смогу собрать лицо, которое ищу, но моя уверенность и увлечённость рушится, когда работа подходит к концу.