Я не такая как все, ведь он меня выбрал.

Прекращаю небольшую мыслительную медитацию, возвращаясь в сладкий момент «здесь и сейчас». Судя по низким звериным рыкам и вздувшимся венам на члене моего мужчины, я фактически довела его до грани безумия. В последний раз вбираю его плоть до основания и выпускаю изо рта с возбуждающим хлопающим звуком, продолжая поглаживать и сжимать его налитый желанием ствол в ладони, пока habibi почти заботливо вытирает мои губы перчаткой.

— Тебе понравилось, habibi? — нежно и мягко мурлыкаю я, читая ответ в его взгляде и порочной ухмылке, изгибающей контур очерченных губ. Молчаливый таксист с шумом втягивает воздух сквозь зубы, и мой мужчина удовлетворенно кивает. Я выполнила его просьбу на «отлично».

— О да, он мне завидует, shaier, — презрительный глухой смешок контрастирует с его восхищенным и довольным взглядом, мышцы пресса сжимаются под воздействием моего одурманенного взора. — Но сейчас мне нужно трахнуть тебя, — habibi обхватывает мой подбородок и поглаживает меня костяшками пальцев, словно ручную кошку. Я готова прильнуть к его колену лбом и бесконечно ластиться к своему распутному Богу. — Ко мне иди, — вновь приказывает он, рывком поднимая меня к себе. Еще более резким движением мужчина прижимает меня к себе, и я охотно опускаюсь на его бедра, потираясь затвердевшими сосками о его грудные мышцы, едва ли не кончив от ощущения близости наших влажных тел. Новый стон срывается с моих губ, и, поймав мой полуоткрытый рот, он врывается языком внутрь, параллельно терзая мою грудь ладонью, другой сдвигает намокшие стринги в сторону, размазывая соки по самым интимным местам моего тела. Каждая его ласка, грубое слово, движение — любое действие отдается пульсацией внизу живота и между бедер, я ощущаю, как мое нестерпимое желание нарастает с каждой секундой, заставляя меня царапать его бицепсы и плечевые мышцы.

Глаза в глаза, наши дыхания сплетаются в диком танце… ничто не предвещает того, что навсегда изменит ход моей жизни.

Его член скользит между ягодиц, судорожная дрожь проходит по телу, когда он ударяет головкой около входа. Дразнит вновь и вновь, заставляя меня извиваться в его объятиях и с еще большим рвением тереться о его плоть, даруя нам обоим острое наслаждение.

— Какая послушная, готовая девочка, — удовлетворительно ухмыляется мужчина, проникая внутрь на пару сантиметров, вызывая новую волну приятных спазмов по всему телу. — Со мной ты стала такой плохой, shaier. Такой грязной. Ты заслуживаешь самого прекрасного наказания, милая…

— Трахни меня, habibi. Пожалуйста, — умоляю я, извиваясь в его руках, настойчиво вращая бедрами. Черт, давай же… я заслужила «награду», но никак не «наказание»…

— Твои пороки и красота заставят миллионы людей содрогаться от восхищения и страха. Этот прогнивший мир увидит тебя особенной и никогда не сможет забыть, — не придаю и малейшего значения его странным словам. Он часто говорит непонятные мне фразы. Я не способна сейчас ясно мыслить.

Наши взгляды встречаются в тот момент, когда мужчина медленно проникает в меня, насаживая и растягивая, позволяя ощутить каждый сантиметр налитой желанием длины. Замирает внутри лишь на мгновение, пальцами больно сжимая мои скулы, гипнотизирует взглядом повелителя, заставляя безвозвратно тонуть в омуте любимых глаз. И уже через секунду от нашей нежности и неторопливости не остается и следа — мне необходимо кончить от его члена, и уже не попадая в такт медленной музыке, я двигаюсь на его бедрах, ощущая дикий горячий взгляд на своей вздрагивающей груди и шее, покрытой бусинками пота. Да, быстрее. Хочется стонать и дышать глубже, беспорядочно кусая свои губы… его губы.

— Ахх, да, — вскрикиваю, ощущая, что он подходит к грани. Шипит сквозь сжатые зубы, его пальцы грубее сжимают волосы, талию, и бедра, все вместе, жадно, неудержимо, по очереди. В моей крови взрывается ударная доза противоречивых эмоций: запретная чувственность, сокрушительная страсть, ниспадающая на меня водопадами мощнейшего оргазма. Прикрывая глаза от наслаждения, смакуя каждую волну сладкой дрожи по телу, ощущающуюся так еще ярче… Под веками вспыхивают звезды, пока я сжимаю в тиски его мощный член, ощущая, что он тоже близко. Открываю глаза, чтобы посмотреть на любимого в момент оргазма.

Вздрагиваю от того, что мое сердце делает резкий скачок в груди, а не от удовольствия. Болезненно сжимается. Нега, разливающаяся по телу, вмиг растворяется, превращаясь в пыль.

«Может, мама была права?» — невольно пробегает мысль, когда в его нездоровом, плутоватом взгляде вспыхивают искры первородного зла. Покусанные мной губы трогает безумная, торжествующая улыбка, желваки бугрятся под линией выразительных скул.

Что происходит?

Никогда прежде его белки не наливались кровью в момент приближения к оргазму. И пока habibi, сжав челюсть в хищном оскале, продолжает насаживать меня на свой член, я не узнаю его, ощущая нехорошее предчувствие. Так я чувствовала себя накануне страшных взрывов, разделивших мою жизнь на две. Дурман в голове рассеивается, как только я понимаю, что habibi не просто сжимает мою шею брильянтовым ожерельем, как часто делает это в преддверии оргазма, а делает это намеренно — причиняя мне боль, перекрывая кислород, заставляя захлебываться приступами удушья и кашля, сходить с ума от охватившей нутро паники.

— Мне больно, — сипло пытаюсь вразумить его я, но он никак не реагирует на мои слова. Точнее адекватно не реагирует. По-настоящему жутко становится тогда, когда я понимаю, что мои челюсти, виски и лоб сковывает платиновая маска, которую он надевает на меня так быстро и ловко, будто проделывал это сотни раз. Что еще за хрень? Если это эротическая игра, почему habibi не предупредил меня? Маска больно сдавливает голову, превращая мысль в комок оголенных нервов. Я хочу поднять руку и ударить его, чтобы безумец, одержимый то ли страстью, то ли внутренним бесом, прежде не являвшимся мне, очнулся и престал меня душить. В момент, когда моя ладонь вздымается в воздух, что-то тонкое, обжигающее, наделенное дыханием смерти, врезается в мою изнывающую болью шею. Острая игла насквозь пронзает вену. Боль выгибает дугой, я надрывно кричу, будто подбитая в небе птица. Кричу в последний раз в своей жизни.

Тело стремительно немеет, но я успеваю повернуть голову, и вижу зажатый в сильном кулаке шприц. Вновь смотрю на habibi и не узнаю в нем мужчину, которым была поглощена все это время. На меня действительно смотрит Дьявол, полный безумия и одержимости забрать меня в свою преисподнюю.

Что происходит? Что он наделал? Может это игра? Может это такая шутка…?

Хватаюсь за эти мысли, как за спасательный круг, но ничто не может спасти от цунами, несущего за собой лишь обреченность, холод, смерть, остановку дыхания и смерть. Я узнаю ее… она уже была так близко. Много лет назад она дышала мне в затылок.

Я хочу задать ему все эти вопросы, хочу истошно закричать в его дьявольски красивое лицо, чтобы понять, что это за новая игра, и почему он не предупредил меня о правилах. Почему не дал мне шанса выиграть?

Но судя по торжествующему взгляду хабиби, это не игра. А если и она, то она окончена. Для меня.

Поверхность кожи обдает жаром, в то время как каждая вена внутри покрывается инеем; мышцы, еще недавно пронзенные удовольствием, немеют.

Я слишком поздно понимаю, что происходит. Парализующий яд наполняет каждую клетку тела, ощущаю, как кровь застывает, ноги и руки тяжелеют, а каждый вдох дается все труднее и труднее.

Я не могу двигаться.

Я едва дышу.

Что? Что ты со мной сделал, любимый? — Последний, отчаянный вопль внутри. Из глубины души, неспособный вырваться из губ. Никогда больше.

Но это еще не конец его представления. Ответы на мои немые вопросы читаются в его торжествующем взгляде, пока он кончает в мое почти омертвевшее тело. Я этого не чувствую, лишь вижу эмоции, отраженные на его лице, искажающие его черты маской наслаждения. Не такого, как прежде — нездорового, безумного. Эмоции маньяка, наслаждающегося неминуемой гибелью попавшей в хитросплетенные сети жертвы.

Я медленно умираю от удушья. Чувство обреченности накрывает снова и снова, ощущаю себя утопленницей, неумолимо погружающейся в глубины океана. Но уже не его синих глаз.

Я думала, что с ним, я только начала жить по-настоящему…

— Мактуб, — произносит мужчина, которому я вложила сердце в ладони и позволила отравить смертельным ядом. Чувственные губы изгибаются в порочной усмешке, он придирчиво разглядывает мое закованное в маску лицо, и с толикой радости и удовольствия выплевывает: — Мое порочное совершенство, созданное искушать и соблазнять. Смерть искупит грехи, а я сохраню твою красоту нетленной.

Кончики его пальцев приближаются к краям маски, но я не чувствую касания, и не чувствую, как он скидывает меня на пол салона Кадиллака, но мне не больно.

Плохо, что не больно. Это значит, что…

Я умираю.

И холодное триумфальное выражение в его равнодушном взгляде, говорит мне о том, что так и есть. Я еще мыслю, но уже не могу дышать, не чувствую собственного тела.