А ещё я подумал, что буквально каждый наш день — это жизнь в миниатюре. Похоже, я стал слишком загоняться, как Врач. Его бумажки действуют гипнотически (стоит ли их сжечь?). Да и Эй плохо на меня влияет. Я такой внушаемый и зависимый, аж противно.

Прогулявшись в темноте, мы с Эй так же тихо, как вышли, вернулись в поезд. Ничего более не было сказано, кроме того, что я написал выше. В книгах я читал о том, как люди легко беседуют друг с другом, становятся ближе, испытывают разные чувства. Но когда я оставался наедине с Эй, Льдом и даже Врачом, основными моими эмоциями были неловкость и раздражение. Даже не знаю, кто из этой троицы был бы для меня предпочтительнее в качестве компаньона. Я понимаю, что не особо умею общаться, мои спутники в этом тоже не сильны. В одном журнале мне попался занятный рассказ о том, как домашнему коту, который ел только специальный корм, принесли ещё живую рыбу. Она скакала по полу, а бедный кот ужасно испугался и просто не знал, что с ней делать. Так и я, большую часть жизни проводя в беседах с выдуманными персонажами, не совсем понимаю, как подступиться к живым людям и как с ними себя вести. Интересно, настанет тот день, когда мы проникнемся друг к другу тёплыми чувствами или хотя бы привыкнем?

Ночью ко мне пришли строки стихотворения, а утром я их первым делом записал:

Мы оставим следы, я знаю,
Не сотрёт их ни снег, ни ливень,
На дорогах, что мы выбираем
И считаем своими отныне.
Нас запомнят далёкие звёзды,
Те, что в наших глазах отражались,
Когда мы, вытирая слёзы,
С эти миром упорно сражались.
Не забудет изменчивый ветер,
Как встречал нас одних по пути,
Провожал, часто был незаметен,
А бывало, мешал нам идти.
Даже дождь, что хлестал беспощадно,
Сохранит отражение нас.
Ничему не уйти безвозвратно,
Капля вечности — здесь и сейчас.

Ваш поэт и писатель Тень

Запись двенадцатая

Знаете, я тут перечитал свои записи и понял, что у вас может сложиться обо мне неверное впечатление, например, что я добрый, умный и хороший человек. Но это не так. Я пытаюсь быть добрым и умным, но часто у меня не получается. Слишком часто. Зря я злился на Эй за то, что она испортила мои записи. Возможно, она хотела сделать историю о нашей жизни более объективной. Конечно, я мог бы свалить всю ответственность на мир и окружающих меня людей — в этом хаосе и безумии довольно легко выглядеть невинной жертвой обстоятельств, заблудшей душой. Но мне кажется, именно преодолевая препятствия, мы становимся теми, кто мы есть на самом деле. И сами за это должны отвечать. Цель никогда не должна оправдывать средства, тем более что у каждого из нас есть целый арсенал всевозможных способов получить желаемое. Но я частенько пытаюсь идти самым лёгким путём, сознательно игнорируя другие варианты. Например, видя, как тяжело Льду приводить в порядок наш паровоз, нарочно ухожу в город искать еду, чтобы не утруждаться и не вникать в технические тонкости, которые меня бесят. Сегодня Лёд целый день устанавливал затейливый рельсоочи-ститель. Эй приводила в порядок вагоны, которые мы прицепим. А я опять ушёл. В глубине души мне даже хотелось, чтобы наш паровоз никогда не покинул своё депо. Плевать, что перемены сулят что-то хорошее. Удивительно, как легко прикипеть даже к такому отвратительному месту, как мой родной город. Смешно об этом писать, но я буду скучать по развалинам зданий, мусорным кучам, кривым деревьям и мутному озеру. Возможно, чужие свалки будут прекраснее, но они никогда не заменят мне этих, которые я знаю от и до с самого детства. И вороны в далёком краю будут казаться более надоедливыми и шумными. «И дым отечества нам сладок и приятен» [Цитата из «Горе от ума», А. Грибоедов.].

Эх… Поджечь поезд? (Шучу, но иногда боюсь, что эту мысль уже вынашивает Эй.)

Тень

Запись тринадцатая

ЮХУУ! УХХ! ШШШ!

Я не знаю, как лучше описать, что мы наконец-то мчимся вперёд. А вы в нас не верили! Ха! Лёд может абсолютно всё. К сожалению, он того же требует и от нас. Но мы с Врачом и Эй совершенно безрукие. Поэтому Лёд сначала орёт, а потом сам всё делает. Стыдно признаться, но, просчитав эту схему, мы уже не особо и стараемся. А зачем? Если в итоге Лёд выхватит у тебя из рук лопату/отвёртку/молоток и доведёт дело до ума. Мне его даже порой жалко. Но с другой стороны, его же никто не просил нам помогать. Я первый раз так далеко от дома и пока разочарован. Ничего нового. Даже людоеды за нами не бегут с вилами и факелами. Периодически поезд противно скрипит, врезаясь во что-то на рельсах (даже не желаю знать, что это). Иногда мы делаем остановки, чтобы отдохнуть, собираем подтаявший снег в баки (его с каждым днём всё меньше) и просто слоняемся по округе. Лёд раздобыл старое ружьё, и кто-то обязательно несёт вахту. Хотя пока встречные люди совсем не обращают на нас внимания. А если и провожают взглядом поезд, то как-то безучастно. Ах! Я не написал, сколько мы уже едем. Если честно, я не веду счёт. Наверное, стоит рассказать подробнее о моих спутниках. Врач в основном сидит у печи. Эй в основном стоит у окна. Лёд умудряется быть в нескольких местах одновременно — смазывает, подкидывает, управляет, кричит и, кажется, практически не спит. А я наблюдаю. Уж не знаю, какие надежды на нас возлагал Лёд, но они явно не оправдались (сам виноват!). Наверное, я ненадолго прекращу вести дневник, потому что ума не приложу, что ещё писать — путешествовать довольно скучно и утомительно. Быстрее бы добраться до крупного города. Кстати, едем мы еле-еле. Возможно, Лёд не такой уж хороший механик. Или стоит чуть больше ему помогать?

Тень

Запись четырнадцатая

Буквы срываются с пальцев,
В сердце страниц въедаются.
Дорога не съест скитальцев,
Но что же от них останется?

Горько и забавно наблюдать, как мы все гротескно участвуем в игре «Поиск лучшей доли». Периодически каждый из нас воодушевлённо делится со спутниками своими фантазиями о том, как должно завершиться это путешествие. Льду и Эй проще — как я понял, их жизнь до встречи со мной состояла в перебежках из одного населённого пункта в другой. А вот мы с Врачом не столь оптимистичны, ведь прожили всю свою жизнь на одном месте. Хотя, наверное, мне не стоит говорить от лица этого немого лекаря, поскольку я могу лишь догадываться, какие мысли водятся у него в голове. Отвечу за себя: меня уже безумно утомила эта дорога. Я думал, что гнить всю оставшуюся жизнь на пепелище книг — грустно, но ехать не пойми куда, следуя за обманчивой надеждой о прекрасном и светлом финале, тоже угнетает. Возможно, это мой путь героя. Но какой-то он, ей-богу, бессмысленный. Лёд говорит, что действие всегда лучше бездействия. Наверное, он так думает, поскольку никогда не имел уютного угла, называющегося «любимым домом». Хотя мы тут с ним пытались вспомнить схему пути героя [«Путь героя» — теория Джозефа Кэмпбелла, изложенная в книге «Тысячеликий герой». (Прим. автора.)]: зов приключений, преодоление порога, путь испытаний, пропасть, преображение и обретение дара. Как-то так, кажется. Где-то там ещё был первозданный хаос, соблазны и искупление. На звенья «соблазны» и «дары» я согласен, а вот остального хотелось бы избежать. Возможно, мы вообще второстепенные персонажи придуманной кем-то книги, призванные разведать локацию, прежде чем в неё поместят обаятельных главных героев. В таком случае можно рассчитывать либо на серую, незаметную судьбу декораций, либо на яркую смерть, призванную подчеркнуть что-то в сюжете. Я за первый вариант.

Погода испортилась, и мы остановились возле деревенской заброшенной станции (хотя, я думаю, это уточнение излишне, поскольку весь наш мир заброшен). Снегодождь хлестал по крыше, затекал в трубу, паровой механизм опять барахлил, а печка пыталась нас уморить дымом. А я всё гадал, куда делись прежние обитатели поезда. Теперь я был уверен — их убила коварная печь. Лёд тоже это просёк и ушёл ковыряться в чёрной печной душе (читай: трубе). Долго и оглушительно стучал кочергой, орал на небо, негодницу-судьбу, на нас и трубу по очереди. Последней доставались самые обидные оскорбления, неудивительно, что она так и не прочистилась. Увидев в окно перекошенное от негодования лицо Льда, я предложил Эй запереться изнутри и никого не пускать, но она посоветовала мне не заигрывать со смертью. Как я и предполагал, Лёд вернулся мокрый до нитки и злой. Лучше бы на улице оставался (вдруг каннибалы всё же существуют?). Первым делом он разделся догола, швырнув все свои шмотки в угол, а потом отобрал у всех нас одеяла и замотался в кокон, как гусеница. А после пытался заставить Эй сидеть с ним в углу и заменять печку, но она вырвалась — стала выжимать его одежду, чистить и сушить, словом, развела бурную деятельность, лишь бы не согревать продрогшего Льда (какой занятный каламбур). В душе я гадко злорадствовал. Кстати, несмотря на сумрак, царящий в нашем вагоне, я заметил довольно много уродливых шрамов у Льда на теле. Набравшись храбрости, я спросил, кто его так покалечил. «Жестокие звери и людоеды», — хмыкнул Лёд, а после закрыл глаза и отвернулся к стене. Вполне правдоподобный ответ, если бы не тот факт, что Эй в этот момент покачала головой и беззвучно произнесла: «Он сам». Клянусь — именно это я прочитал по её губам! Я хотел что-то спросить, но в этот момент вспыхнуло пламя. Врачу удалось запалить огонь в печи. Видимо, Лёд не зря мок на крыше. Всё-таки он умелый парень, несмотря на несносный характер. Но мыслимо ли, что человек способен сам нанести себе шрамы? Зачем? Или это очередные выдумки Эй? Я решил, что как только дождь стихнет, схожу на разведку. Мне хочется побыть в одиночестве. Поискать соблазны и дары.