Осмотрев пленников, беловолосый тубоб и здоровенный громила с исполосованным лицом отошли в сторону и о чем-то тихо заговорили. Потом беловолосый подозвал другого тубоба и ткнул пальцем в четырех мужчин, в том числе и Кунту, и в двух девушек. Тубоб был явно недоволен, он указывал и на остальных, в чем-то убеждая беловолосого, но тот был непреклонен. Все это время Кунта напрягался, стараясь ослабить веревки, голова его кружилась от ярости. Тубобы ожесточенно спорили. Через какое-то время беловолосый с отвращением написал что-то на листке бумаги, а другой тубоб сердито этот листок выхватил.

Когда черные предатели схватили его, Кунта задергался и завыл от ярости. Его усадили и заставили склонить голову. Расширенными от ужаса глазами он смотрел, как тубоб вытаскивает из костра длинный тонкий железный прут, который беловолосый привез с собой. Кунта и без того дергался и кричал, и тут раскаленное железо прижали к его спине. В бамбуковой роще раздавались крики несчастных пленников, которых клеймили одного за другим. Кунта увидел на спинах других знак «ЛЛ». Ожог быстро смазали красным пальмовым маслом.

Через час их выстроили в шеренгу, сковали кандалами и куда-то повели. Кнуты черных предателей гуляли по спинам тех, кто мешкал или спотыкался. Спина и плечи Кунты были покрыты кровоточащими ранами. Поздно вечером они пришли к двум каноэ, спрятанным под густыми, низко нависающими ветвями мангров у берега реки. Пленников разделили на две группы, посадили в каноэ, и лодки тронулись. Черные предатели гребли, а тубоб внимательно следил, чтобы никто не пытался сопротивляться.

Когда Кунта увидел впереди что-то огромное и темное, он понял, что это его последний шанс. Он вскочил на ноги и попытался спрыгнуть в воду. Поднялись крики и шум. Кунта чуть не перевернул каноэ, но он был скован с другими и так и не сумел вырваться. Он почти не ощущал боли от ударов кнутами и дубинками. Его били по бокам, спине, лицу, животу, голове. Каноэ стукнулось о бок большой темной махины. Сквозь боль Кунта чувствовал, как теплая кровь течет по его лицу. Где-то вверху перекликались тубобы. Потом его обвязали веревкой, и он не смог сопротивляться. Он поднимался по странной веревочной лестнице — сзади его толкали, сверху тянули. У него еще остались силы, чтобы яростно извернуться в последней попытке вернуть себе свободу. Его снова исполосовали кнутами, а потом схватили и потащили куда-то, где царила вонь, раздавались рыдания женщин и громкие ругательства тубобов.

Перед заплывшими от побоев глазами Кунта простирался лес ног. Прикрывая залитое кровью лицо локтем, он бросил взгляд вверх и увидел маленького тубоба с белыми волосами. Тот спокойно стоял и что-то записывал в небольшую книжку толстым карандашом. А потом Кунту схватили и швырнули на плоскую поверхность. Он успел увидеть высокие шесты, к которым были привязаны большие полотнища грубой белой ткани. В покое его не оставили, а поволокли по какой-то узкой лестнице туда, где царила полная темнота. В тот же момент в нос ему ударила невыносимая вонь. Он услышал крики ярости и гнева.

Когда тубоб в тусклом свете факелов, закрепленных в металлических держателях на кольце, сковывал ему запястья и щиколотки, Кунту вырвало прямо на него. Тубоб выругался и толкнул его назад, втиснув между двумя стонущими мужчинами. Несмотря на охватывающий его ужас, по движению фонарей Кунта понял, что тех, кого привезли вместе с ним, приковывают в других местах. А потом голова у него закружилась. Он подумал, что спит. И, к счастью, действительно заснул.

Глава 35

Только по грохоту открывающегося люка Кунта понимал, день сейчас или ночь. Услышав лязг засова, он поднимал голову — других движений кандалы и цепи делать не позволяли — и видел, как в трюм спускаются четыре тубоба. Двое держали факелы и кнуты, а двое других шли по узкому проходу с бадьей еды. Они швыряли оловянные миски с каким-то варевом прямо в грязь между двумя скованными рабами. Каждый раз, когда приносили еду, Кунта стискивал челюсти, предпочитая умереть от голода. Но боль в пустом желудке делала голод почти таким же мучительным, как и избиения. Когда ряд Кунты был накормлен, тубобы уносили оставшуюся еду куда-то вниз.

Иногда тубобы притаскивали новых узников — случалось это не так регулярно, как кормление, и обычно ночью. Пленники кричали и плакали от ужаса, когда их приковывали и втискивали в свободные места вдоль рядов нар из твердого дерева.

Однажды вскоре после кормления Кунта услышал странный приглушенный звук, от которого потолок над его головой начал вибрировать. Другие мужчины тоже его услышали. Стоны мгновенно прекратились. Кунта лежал, напряженно прислушиваясь. Казалось, над головой ходят сотни ног. А потом, гораздо ближе к ним, в темноте прозвучал другой звук: словно вверх очень медленно тащили какой-то тяжелый предмет.

Обнаженной спиной Кунта почувствовал странную вибрацию жесткой деревянной полки, на которой он лежал. В груди у него все сжалось. Он замер. Над собой он услышал глухие удары. Он знал, что это вытягивают цепи. Вся кровь прилила у него к голове, в висках застучало. А потом ужас стал нестерпимым, когда вся махина, где они находились, пришла в движение, унося их куда-то вдаль. Люди вокруг него закричали, кто-то начал молиться Аллаху и Духу Его, биться головой о полки, отчаянно дергаться в железных кандалах.

— Аллах, никогда больше я не буду молиться тебе реже пяти раз в день! — изо всех сил крикнул Кунта. — Услышь меня! Помоги мне!

Крики ярости, плач, молитвы продолжались. Стихли они, лишь когда изможденные мужчины один за другим лишались сил и падали, хватая ртом зловонный воздух в полной темноте. Кунта знал, что никогда больше не увидит Африку. Он отчетливо чувствовал всем телом медленное покачивание, порой настолько сильное, что его плечи, руки или бедра прижимались к тем мужчинам, с которыми он был скован. Он кричал так громко, что лишился голоса, и теперь кричал один лишь его разум: «Убей тубобов и их помощников, черных предателей!»

Когда люк открылся и появились четыре тубоба с бадьей еды, Кунта тихо плакал. И снова он сжал челюсти, несмотря на муки голода. Но потом вспомнил слова кинтанго: воины и охотники должны есть, чтобы быть сильнее других мужчин. Голод лишит его сил, и он не сможет убивать тубобов. И на этот раз, когда миску с едой швырнули между ним и его соседом, Кунта тоже погрузил пальцы в густое месиво. Это было похоже на молотый маис, сваренный с пальмовым маслом. Каждый глоток был мучителен — ведь он не ел так долго. И все же он глотал, пока миска не опустела. Еда комом легла в желудке, а вскоре подступила к горлу. Он не смог сдержаться, и через мгновение все съеденное оказалось на полу. По звукам, доносившимся отовсюду, он понял, что рвет не его одного.

Когда огни приблизились к концу длинной деревянной полки, на которой лежал Кунта, неожиданно раздался звон цепей, тяжелый удар, а потом истерический крик. Мужчина кричал на странной смеси мандинго и речи тубобов. Тубобы с бадьей еды громко расхохотались, потом послышался свист кнутов, и крики стихли, перейдя в невнятное бормотание и рыдания. Может ли это быть? Неужели он слышал, как тубоб говорил по-африкански? Или среди них оказался черный предатель? Кунта слышал, что тубобы часто предавали своих черных помощников и тоже превращали их в рабов.

Когда тубобы спустились ниже, на уровне Кунты воцарилась тишина, пока они не появились вновь с пустой бадьей. Они выбрались наружу и закрыли люк на засов. И в ту же минуту все заговорили на разных языках — словно загудел рой разозленных пчел. На полке, где лежал Кунта, раздался тяжелый удар, звон цепей, крик боли. Послышались громкие ругательства на том же истерическом мандинго. Кунта услышал мужской крик:

— Ты думаешь, я тубоб?

Раздались новые быстрые удары и отчаянные вопли. Потом удары прекратились, и темноту трюма пронзил визг, перешедший в ужасный булькающий звук, словно из человека вышибли дух. Новый звон цепей, удары босых пяток по доскам, а потом тишина.

Голова у Кунты кружилась, сердце колотилось. Люди вокруг стали кричать:

— Предатель! Предатель умер!

И Кунта стал кричать вместе с ними, отчаянно потрясая цепями. С лязгом открылся люк, в трюм проник дневной свет. Появились тубобы с факелами и кнутами. Они явно слышали крики в трюме. Хотя воцарилась почти полная тишина, тубобы пошли вдоль проходов, крича и раздавая удары кнутами налево и направо. Когда они ушли, не обнаружив мертвеца, все долго молчали. Потом Кунта услышал тихий, бестелесный смех с дальнего конца полки, где лежал мертвый предатель.

Следующее кормление было тяжелым. Тубобы словно что-то почувствовали. Удары сыпались чаще, чем обычно. Кунта дернулся и закричал, когда кнут ожег его ноги. Он понял: когда человек не кричит от ударов, ему достается еще больше. А потом он скорчился и принялся глотать безвкусное варево, следя глазами за движением факелов.

Все в трюме замерли, когда один из тубобов крикнул что-то остальным. Заметались факелы, раздались крики и проклятия. А потом один из тубобов пробежал по проходу и поднялся наверх. Вскоре он вернулся с двумя помощниками. Кунта слышал, как расковывают кандалы. Двое тубобов вытащили тело мертвеца в проход и поволокли наверх, а остальные с бадьей еды отправились дальше.