Глава 6

В следующие дни Бинта, вечером возвращаясь с рисового поля, отправляла Кунту к деревенскому колодцу за свежей водой. Вода нужна была для супа — Бинта варила его из того, что удавалось найти. А потом они с Кунтой несли суп через всю деревню бабушке Яйсе. Кунта заметил, что Бинта двигалась медленнее, чем обычно, а живот у нее стал очень большим и тяжелым.

Бабушка Яйса слабо твердила, что скоро ей станет лучше, но Бинта навела в хижине порядок и расставила все по местам. Бабушка поднялась на постели и стала есть суп из миски с голодным хлебом Бинты, приготовленным из желтого порошка, покрывающего сухие черные бобы дикого рожкового дерева.

А потом Кунту среди ночи разбудил отец. Он сильно тряс его за плечо. Бинта лежала на постели и тихо стонала. По хижине быстро двигались Ньо Бото и подруга Бинты, Джанкай Турай. Оморо забрал Кунту в свою хижину. Мальчик ничего не понял, но быстро заснул на отцовской лежанке.

Утром Оморо разбудил Кунту и сказал:

— У тебя появился брат.

Кунта неохотно поднялся, протирая глаза кулаками. Он по-думал, что случилось что-то хорошее, раз его обычно суровый отец так радуется. Днем Кунта со своими приятелями по кафо рыскал по окрестностям в поисках съестного. Ньо Бото позвала его к матери. Бинта казалась очень усталой. Она сидела на краю лежанки, укачивая на коленях младенца. Кунта какое-то время изучал сморщенное черное тельце, потом перевел глаза на улыбающихся женщин. Он заметил, что огромный живот Бинты куда-то делся. Не говоря ни слова, Кунта вышел из хижины и долго стоял на месте. А потом, вместо того чтобы присоединиться к друзьям, уселся за хижиной отца и стал размышлять над увиденным.

Всю следующую неделю Кунта спал в хижине Оморо — и никому не было до этого дела, все занимались только младенцем. Кунта уже стал думать, что матери он больше не нужен — да и отцу тоже… Но вечером восьмого дня Оморо позвал его к материнской хижине. Там уже собрались все жители Джуффуре, кто был в силах. Все хотели услышать, какое имя Оморо выбрал для своего сына. Оморо назвал его Ламином.

В ту ночь Кунта спал хорошо и спокойно — в собственной постели, рядом с матерью и новорожденным братом. Но через несколько дней к Бинте вернулись силы. Приготовив что-нибудь для Оморо и Кунты, она забирала младенца и большую часть дня проводила в хижине бабушки Яйсы. По встревоженным взглядам Бинты и Оморо Кунта понял, что бабушка сильно больна.

Через несколько дней он с приятелями по кафо собирал манго — плоды наконец-то созрели. Потерев жесткую желто-оранжевую кожицу о камень, дети вскрывали плоды и высасывали нежную, сочную мякоть. Они набрали целые корзины аллигаторовых груш и диких орехов кешью. И тут Кунта неожиданно услышал знакомый вой. Вой доносился со стороны бабушкиной хижины. Холодок пробежал у него по спине — это был голос матери, взмывший к небу в смертном плаче, какой он часто слышал в последние недели. К матери присоединились другие женщины, и вскоре выла уже вся деревня. Кунта, не разбирая дороги, кинулся к бабушкиной хижине.

Там царила тревожная суета. Кунта увидел мрачного Оморо и горько плачущую старую Ньо Бото. Через мгновение ударили в барабан тобало, и джалиба стал возвещать о добрых деяниях бабушки Яйсы за долгие годы ее жизни в Джуффуре. Потрясенный Кунта молча смотрел, как молодые незамужние девушки из деревни поднимают пыль с земли взмахами широких опахал, сплетенных из травы, — так велел обычай. Никто не обращал на Кунту внимания.

Когда Бинта, Ньо Бото и две рыдающие женщины вошли в хижину, все упали на колени и склонили голову. Кунта неожиданно заплакал — не только от горя, но и от страха. Пришли мужчины. Они принесли только что срубленное и обтесанное бревно и опустили его перед хижиной. Кунта смотрел, как женщины вынесли из хижины тело его бабушки, закутанное с головы до ног в белое покрывало, и уложили на плоскую поверхность дерева.

Сквозь слезы Кунта видел, как плакальщицы семь раз обошли вокруг Яйсы с молитвами и причитаниями. Алимамо возгласил, что она отправляется в вечность, к Аллаху и своим предкам. Чтобы придать ей силы для дальнего пути, молодые неженатые мужчины разложили вокруг ее тела бычьи рога, наполненные золой.

Когда большая часть плакальщиц ушла, Ньо Бото и другие старухи расположились поблизости. Они причитали и плакали, сжимая виски руками. Вскоре молодые женщины принесли самые большие листья сибоа, какие только смогли найти: под этими листьями старухи могли укрыться от дождя во время своего бдения. Тамтамы несли весть о бабушке Яйсе в ночь.

Туманным утром, как велел обычай предков, мужчины Джуффуре (те, кто еще мог ходить) присоединились к процессии, направлявшейся к месту погребения, — недалеко от деревни, куда никто не ходил. Мандинго уважали и опасались духов предков. За мужчинами, которые несли на бревне тело бабушки Яйсы, шел Оморо. Он нес маленького Ламина и держал за руку Кунту. Кунта был слишком напуган — он даже не плакал. За ними шли остальные мужчины деревни. Окостеневшее тело, закутанное в белое, опустили в только что вырытую могилу и накрыли толстым ковриком, сплетенным из тростника. Поверх накидали шипастых веток — чтобы гиены не добрались до тела. Потом могилу закидали камнями и насыпали земляной холмик.

Много дней после этого Кунта не мог ни есть, ни спать. Он никуда не ходил со своими друзьями по кафо. Он так горевал, что как-то вечером Оморо забрал его в свою хижину, усадил на лежанку и поговорил с ним гораздо теплее и нежнее, чем обычно. Он постарался облегчить горе сына в меру своих сил.

Оморо сказал, что в каждой деревне живут люди трех видов. Первые — те, кого можно видеть, кто ходит, ест, спит и работает. Вторые — это предки. К ним теперь присоединилась и бабушка Яйса.

— А третьи? — спросил Кунта. — Кто они такие?

— Третьи, — ответил Оморо, — это те, кто должен родиться.

Глава 7

Дожди закончились. Влажный воздух между ярко-синим небом и мокрой землей был напоен ароматами пышных диких цветов и плодов. Ранним утром в деревне раздавался стук пестиков, которыми женщины растирали просо, кускус и земляные орехи — не из основных посевов, а из рано проклюнувшихся семян, упавших в землю при уборке прошлого урожая. Мужчины охотились. Они принесли в деревню отличную упитанную антилопу. После ужина они принялись за чистку и выделку шкуры. А женщины собирали созревшие красноватые ягоды мангкано: они расстилали под кустами ткань и начинали трясти ветви изо всех сил. Собранные ягоды сушили на солнце и толкли, чтобы отделить вкуснейшую муку футо от семян. В деревне ничего не пропадало. Замоченные и сваренные с молотым просом семена превращались в сладковатую утреннюю кашу, которую с удовольствием уплетали Кунта и все остальные. Такая каша вносила приятное разнообразие — кускус всем давно приелся.

С каждым днем еды становилось все больше. Новая жизнь бурлила в Джуффуре — и все это видели и слышали. У мужчин прибавилось сил: они энергичнее ходили на поля и возвращались в деревню, осмотрев свои посевы, которые скоро предстояло убирать. Воды реки на глазах спадали, и женщины каждый день отправлялись выпалывать последние сорняки среди высоких, ровных ростков риса.

Деревня вновь наполнилась смехом и криками — после долгого голодного сезона дети вновь вернулись к играм. Их животы были наполнены питательной едой, язвы затянулись, оставив лишь сухие корочки. Дети играли и носились как сумасшедшие. Как-то раз они поймали больших навозных жуков-скарабеев и устроили для них гонки: нарисовали в пыли большой круг и ждали, какой из жуков выберется из него первым. В другой раз Кунта и его лучший друг Ситафа Силла, живший в соседней хижине, совершили налет на высокий термитник. Они разрушили стенку и наблюдали, как тысячи слепых бескрылых термитов выползают наружу и судорожно пытаются найти укрытие.

Иногда мальчишки пугали земляных белок и загоняли их в кусты. А больше всего им нравилось кидаться камнями и кричать на коричневых длиннохвостых обезьян. Обезьяны и сами могли кинуть камень, прежде чем присоединиться к своим отчаянно вопящим собратьям на верхних ветвях деревьев. Каждый день мальчишки боролись, хватали друг друга, валили на землю, рычали, царапались и вскакивали на ноги, чтобы начать все сначала. Каждый мечтал о том дне, когда он станет лучшим борцом Джуффуре и сможет вести бои с лучшими борцами других деревень во время праздников урожая.

Взрослые, проходившие мимо детей, притворялись, что ничего не видят и не слышат, хотя Ситафа, Кунта и остальные члены кафо рычали, как настоящие львы, трубили, словно слоны, и визжали, как дикие свиньи. Девочки готовили, играли в куклы, толкли кускус. Они готовились к роли матерей и жен. Но сколь бы увлекательными ни были игры, дети никогда не забывали проявлять уважение к взрослым — матери научили их с почтением относиться к старшим. Вежливо глядя взрослым в глаза, дети спрашивали:

— Керабе? (Мир ли у вас?)

А взрослые отвечали:

— Кера доронг. (Только мир.)

Если же взрослый протягивал руку, каждый ребенок хватал ее обеими руками, а потом стоял со сложенными у груди ладонями, пока взрослый не проходил мимо.