— Конечно, нет. Уверена, со временем…

— Она поймет? — иронично хмыкает Катя. — Этого никогда не случится, разве что с неба спустится сам Создатель и скажет, что она не права. Я уже морально готовлюсь к тому, что перестану общаться с родителями, когда мне исполнится восемнадцать.

— Ты пробовала говорить с ней, объяснить?

— Думаешь, она слушает? Да если бы отец не откупался от меня книгами, я уже давно вышла бы во двор через балкон. Все говорят, что родители хотят, как лучше, но никто не уточняет, что они хотят этого для себя, а не для тебя.

Вспоминаю о пропущенном звонке матери и тянусь за конфетой:

— Люди — эгоисты. В первую очередь мы все живем для себя.

— Вот именно! И я хочу, чтобы у меня было хоть немного личного пространства. Творческий беспорядок в комнате, десять кружек из-под чая на столе. Клянусь, когда я перееду, то буду есть китайскую лапшу пальцами, сидя прямо в постели.

— Это уже за гранью, — хихикаю я.

— Это — моя мечта. Ну и еще написать бестселлер, конечно. Давай рассказывай, как все прошло с Елисеем?

Кружки пустеют, на столе появляется горка фантиков. Смакую остатки сладкого кофе и молочного шоколада и смотрю на Катю, витающую в своих мыслях после моего доклада.

— Эксперимент провален? — с сожалением спрашиваю я.

— Даже и близко нет, — говорит она и поднимается. — За мной, агент Гришковец.

Перебираемся в ее комнату, я сажусь в крутящееся компьютерное кресло, а Катя запрыгивает на кровать и тянется к книжным полкам. Она проводит пальцами по корешкам и берет несколько книг, садится по-турецки и раскладывает их перед собой.

— Кать, он пуленепробиваемый, — говорю я и отталкиваюсь ногами от пола, раскручивая стул.

— У нас есть танковые пушки, но для них еще не время, — с непоколебимой решительностью отвечает она. — Это всего лишь второй шаг, дальше больше. Ты ведь сказала, что он тебе улыбнулся, а это…

— Я не уверена. Он, скорее, посмеялся надо мной, а еще отправил к психологу. Он считает меня ненормальной!

— Это неудивительно.

— Вот спасибо!

— Лана, ты вызываешь у него эмоции, и это уже половина победы. Эмоции — залог симпатии. Как думаешь, работает принцип от ненависти до любви?

— Понятия не имею. Ты же у нас эксперт в любви, а не я.

— Изначально нужен крючок, за который могут зацепиться мысли о тебе, и ненависть — один из них. Это уже почти любовь, такая же сильная встряска, которая заставляет тебя думать о человеке, говорить с ним, касаться его…

— Кулаком?

— Поубавь скепсис и послушай. Если повернуть выключатель и вставить в череду негативных эмоций одну позитивную, она повлияет на все. Показатели не изменятся, останутся так же высоки, но изменятся чувства. Я читала об этом сто раз, как один разговор переворачивал привычный мир, как один поцелуй превращал врагов в пару. Это зернышко прорастает долго, но из него получаются прекрасные цветы. Есть, конечно, замечательные истории о любви с первого взгляда, где герои преодолевают множество препятствий, чтобы остаться вместе, но в жизни такое не подстроишь. Мы ведь не боги. А вот постепенное развитие влюбленности — запросто!

— То есть мы не сдаемся?

— А ты этого хочешь?

Неуверенно пожимаю плечами, не находясь с ответом. Катя заглядывает в мобильник и пару раз бьет пальцем по экрану, а после кладет его обратно на кровать. Поднимает голову и долго смотрит мне в глаза, прежде чем задать следующий вопрос:

— Скажи, что ты сейчас думаешь о Елисее?

— А это обязательно?

— Мы должны отслеживать и твои изменения тоже, в этом суть эксперимента.

Поворачиваюсь к подруге спиной, за тонкими занавесками без единой складки виднеется синее небо. Размышляю пару мгновений и отвечаю максимально честно:

— Меня раздражает его напыщенная надменность и отчужденность. Словно ему плевать на все, словно он считает себя самым крутым, а все остальные просто мелкие мушки, от которых он брезгливо отмахивается. Он, не задумываясь, бросает острые обидные фразы, и я не понимаю, как с ним вообще кто-то может общаться. А еще его челка… Это же просто кошмар!

— Чем же тогда он нравился тебе все это время? Ты сейчас не сказала ничего нового.

— Наблюдать со стороны всегда легко. Пока мы не столкнулись лично, он казался просто загадочным и немного мрачным. И он мне не нравился в прямом смысле, но был интересен. Как образ, как персонаж.

— Ты считаешь его красивым?

— Больше да, чем нет. Худые и высокие в моем вкусе.

— А лицо?

— А что с ним? Лицо как лицо. Прыщей нет, уже плюс.

— Что насчет глаз?

— Намекаешь на его национальность?

— Да.

— Никогда не придавала этому значения.

— Кстати, ты не знаешь, кто он именно?

— Нет. Скорее всего, в нем смесь, и это может быть все, что угодно, от казаха до японца.

— А как с чувствами, Лана? Как ты себя ощущаешь рядом с ним?

— Честно? Глупо. Как будто стучусь лбом в бетонную стену.

— Это все?

Растираю нос пальцами, ощутив щекотание призрачных снежинок. Я бы ни за что не запомнила тот день, если бы не свалилась на целую неделю с жуткой ангиной после детской снежной войны. Это был он, я точно знаю. Высокая женщина в длинном пальто громко выкрикивала: «Елисей! Елисей!» Прошло уже пять лет, но что могло так сильно его изменить? Почему Елисей больше не улыбается так, как тогда? Что случилось с тем пухлым и задорным мальчишкой?

— Все, — тихо отвечаю я и разворачиваюсь на стуле.

Книги перед Катей раскрыты, и она водит пальцем по строчкам, перескакивая с одной на другую.

— Нам нужно продумать третий шаг, — бормочет она. — Репетиторство? Не то. Общий урок? У нас такое не прокатит. День рождения брата? Лана, у тебя есть брат?

— Насколько я знаю, нет, но даже если и был бы… чем бы он помог? В близкий круг Елисея так просто не пробиться.

— Тоже верно. Может, тебе подружиться с Вероникой?

— Предлагаешь мне еще и ее завоевывать?

Катя поднимает одну из книг и листает страницы:

— Нам нужна встреча вне школы и без его друзей. Что-то неожиданное. Жаль, что он ничем не увлекается.

— Почему же? Он отлично портит людям великие открытия.

— Это мы еще посмотрим. — Катя откладывает книгу и берет в руки телефон. — Торговый центр, рынок, парк, ветеринарная клиника, балетная студия. Не хочешь заняться балетом?

— Это ты к чему?

— К тому, что единственный вариант выцепить Елисея одного после школы — это прокатиться с ним в одном автобусе до дома. И для этого тебе нужно правдоподобное прикрытие.

— Что-то я не уверена…

— Ты ни в одном из моих планов не была уверена, но… получилось же! Доставай блокнот, сейчас все распишем.

Глава 4

Солнце печет макушку сквозь стеклянную крышу автобусной остановки, открываю бутылку минералки и делаю несколько живительных глотков. Пришлось снова прогулять последний урок и пройти пару кварталов, чтобы сесть в автобус раньше Елисея. И чего только не сделаешь ради великих открытий. Стягиваю с плеч джинсовую куртку. Легкий ветерок ласкает щеки. Лето, кажется, никак не хочет уходить даже в начале октября, но я не против. Все лучше, чем дожди и серое небо.

Проверяю время на телефоне, десять минут до конца шестого урока, двадцать пять до начала третьего шага. Я готова на все сто, но от Елисея можно ожидать чего угодно. Он запросто может выйти из автобуса на ближайшей остановке и дождаться другого, только чтобы оказаться подальше от сумасшедших вроде меня.

Принимаюсь прокручивать план, чтобы не сойти с пути, как в прошлый раз, но поток мыслей прерывает телефонный звонок, и в этот момент даже солнце прячется за облаками. Больше нельзя ее игнорировать, придется ответить. Провожу пальцем по экрану и прижимаю телефон к уху:

— Привет, мам.

— Привет, — напряженно говорит она. — Ты не отвечаешь на звонки и не перезваниваешь уже четыре дня. Лана, так нельзя, я же волнуюсь.

Чувство вины сдавливает грудь, а в животе бурлит возмущение. Стискиваю мобильник и опускаю подбородок:

— Прости.

— Ничего, — вздыхает она, — я помню, что такое молодость. Учеба, друзья, о родителях думаешь в последнюю очередь, но я должна знать, что у тебя все хорошо.

— У меня все хорошо, — повторяю я механически.

— Лана…

— Честно! Все в порядке.

— Ты все еще злишься на меня?

Колючая дрожь пронзает правую руку, так и подначивая швырнуть телефон. Все, что мы пережили… до сих пор переживаем вместе с папой… все это…

— Лана, давай поговорим. Пожалуйста. Мы с твоим отцом…

— Я знаю! — выпаливаю резко. — Все знаю! И я пытаюсь понять тебя, правда, пытаюсь, но это трудно. И — да, я злюсь. Очень злюсь. Все разрушилось из-за тебя. Ты решила изменить свою жизнь, забыв, что она связана с нашими.

— Милая, все не так. Это решение было сложным и болезненным…

— Не для тебя.

— Неправда. Мне тоже было больно, но нам всем нужно это отпустить. Обещаю, все…

— …наладится, — с горечью заканчиваю я, и глаза застилает пелена слез. — У тебя ведь уже наладилось, верно?

— Почему ты на его стороне? — печально спрашивает мама. — Неужели я не заслуживаю поддержки?