— Из-за того, что он довел до слез девчонку, которую ты едва знаешь?

— Даже я могу быть благородной! — рассерженно топаю. — И он обидел всю группу! Тебя там не было, ты не знаешь…

— О-о-о, — усмехается Ярослав. — Риша решила поиграть в мстителя?

— А если и так, то что? Что в этом плохого?

— Ничего. — Он хитро щурится и снова щелкает меня по носу. — Риша решает. Как всегда. Развлекайся, я ставлю на тебя.

— Правда?

— Да, — уверенно кивает он. — Ты его уделаешь.

— И ты не будешь переубеждать меня? Типа нельзя просто так мочить людей и все такое. Что нужно быть сдержанной и доброй.

— Я же твой друг, а не его. Если ты говоришь, что он напрашивается, значит, так и есть. В нашем городе явно не хватает борцов за справедливость.

— Ты смеешься надо мной?

— Немного, — отвечает Ярослав, наморщив нос.

— На самом деле… — медленно проговариваю я, — мне правда понравилось занятие. Я соскучилась по танцам и… не знаю. Может, этот тип и не появится больше. Вдруг в этот раз все будет иначе. Вдруг я…

— Так и будет, — решительно заявляет Ярослав. — Новая обстановка, впечатления, опыт. То, что нужно. А еще новые друзья.

— Не надейся, — хмыкаю я. — Вам никогда от меня не избавиться.

— Ты же сказала, что девчонки были милые.

— Так и есть, а я с такими не дружу. Ни с какими не дружу.

— Может, если ты сосредоточишься на мире, а не на войне, то…

— Ой все! — Я хватаю Ярослава за плечи и разворачиваю. — Вали уже. Сеанс окончен.

Он, тихо посмеиваясь, шагает вперед и распахивает дверь, оглядываясь:

— Увидимся завтра, решала.

— По-ка! — активно машу рукой, недвусмысленно намекая, что жду не дождусь, когда он уйдет.

Ярослав качает головой и закрывает дверь, а через две секунды доносится его строгий голос из коридора:

— Не слышу!

Проворачиваю две внутренние защелки.

— Умничка! — кричит Ярослав. — Если что, звони!

Ну вот и все, теперь можно по-настоящему отдохнуть.

Наполняю ванну и, скинув одежду, забираюсь в горячую воду, которая быстро расслабляет окаменевшие мышцы. Вдыхаю мягкий фруктовый аромат пены, на стеклянной полочке стоит розовый флакон, а маленькая фея с этикетки надменно улыбается, как бы говоря: «Тебе никогда не стать такой, как я. Это невозможно». И не поспоришь.

Интересно, если я действительно была бы миловидной девочкой, хлопала глазками и носила розовые платьица, то нравилась бы людям больше? Так это работает? Возможно, тогда Горошек не бросил бы меня ради куклы, что прикрывает ладошкой рот, когда смеется. Разумеется, мне хочется считать ее развратной стервой, но… Я видела их на днях в университетском кафе. Честно? Лучше бы я ослепла.

Погружаюсь под воду, отгоняя воспоминания о влюбленной паре, сладко улыбающейся друг другу. Выныриваю, хватая ртом воздух, и с ненавистью хлопаю по мягкой пенной горке. Ну не такая я! Не такая! А насильно меняться или изображать из себя ту, кем не являешься, глупо. В этом я уже убедилась. Чем слабее ты кажешься, тем больше на тебя нападают. И вся эта мишура о том, что тебя обязательно кто-то придет и спасет, — чушь! Доказательств у меня целая карта из старых шрамов как на теле, так и на сердце. Я не слабачка, не плакса и не принцесса, ожидающая защиты и покровительства. А если кого-то что-то во мне не устраивает, они могут прогуляться в очень интересном направлении. Я, так уж и быть, даже маршрут построю.

* * *

Бегу в «Малый, зажигай!», перепрыгивая лужи, в которых плавают жухлые листья, и изо всех сил стараюсь выкинуть из головы лекцию о государственных и муниципальных финансах. Такая бредятина. И кто все это придумал? С начала нового семестра я все чаще размышляю о том, что стоит бросить университет. Мама не против, но есть еще загвоздка. Я пока не знаю, к чему на самом деле у меня лежит душа, и уж лучше с каким-нибудь образованием, чем вообще без него. Вдруг я захочу пойти в депутаты или открыть бизнес. Может, завтра я встречу сногсшибательного авантюриста, который позовет меня в Китай грабить банки или организовывать денежные махинации на ставках в Англии. Вот тут уже никуда без знаний иностранных языков и мировой экономики. В конце концов, что я буду делать целыми днями? На фоне безделья и крыша может поехать, а я очень дорожу своим благоразумием. Ну, его остатками.

С силой дергаю парадную дверь и влетаю в холл креативного центра. Неожиданное столкновение на секунду дезориентирует, а в темноте перед глазами пляшут мелкие вспышки. Бормочу тихие извинения, потирая ушибленный нос, и отступаю на пару шагов, поднимая взгляд. Дурные мысли мигом растворяются, губы растягиваются в улыбке, заставляя пожалеть о том, что я не воспользовалась гигиенической помадой перед тем, как пробежаться по городу. Парень-мечта выглядит сегодня еще лучше, чем в прошлый раз. Бодрый и свежий. На нем темно-серые спортивные штаны, белая футболка, сквозь которую проступают очертания мышц, а волосы в симпатичном беспорядке. Такое ощущение, что он недавно проснулся и выскочил сюда прямо из душа. Милый до коликов в животе.

— Ты как? Не сильно ушиблась? — обеспокоенно спрашивает Влад.

— Нет. Все в норме, не волнуйся. Извини, что налетела.

— Торопишься на тренировку? — На гладко выбритой щеке появляется ямочка, окруженная россыпью веснушек.

Это несправедливо. Ну почему он уже занят? И почему он продолжает быть таким внимательным со мной, не позволяя умереть надежде на взаимный интерес?

— Типа того, — киваю я, а сердце взволнованно набирает темп. — Ты сегодня снова с нами?

— Я теперь всегда с вами.

— Вот как? Ясно.

Завожу руки за спину, пряча горячие ладони в задних карманах джинсов, и легонько покачиваюсь. Влад задумчиво склоняет голову и беззастенчиво меня рассматривает:

— Не могу понять…

— Что именно?

— Ты рада этому или нет?

— Я…

— Стас! — раздается громкий крик.

Из-за угла выходит копия парня, который стоит передо мной, только одет он в свободную лимонную футболку и синие широкие джинсы. Осознание обрушивается снежной лавиной, а мой собеседник нехотя оборачивается к брату:

— Да, роднуля? Что-то случилось?

— Станок разболтался!

От злости хочется наступить Стасу на ногу и изо всех сил двинуть в живот. Побрился он, ты посмотри! Я ведь решила, что это Влад снова со мной флиртует, а на самом деле это наглый второй близнец. Недовольно качаю головой, собираясь уйти, но Стас ловко преграждает мне дорогу, продолжая разговор с Владом:

— А я тут при чем?

— При том, что ты нам помогаешь. Мне нужно настроить технику, занятие скоро начнется. Или ты хочешь, чтобы Леся взяла в руки шуруповерт?

— Если она это сделает, чтобы просверлить твою черепушку, я не против.

— Стас!

— Что? Я занят важным разговором. — Он обнимает меня за плечи, пресекая еще одну попытку сбежать. — Не видно?

Влад удивленно выгибает бровь, и я с трудом сглатываю.

— Привет, Арина. Рад тебя видеть.

— Привет, — глухо отзываюсь я.

— Иди уже, — говорит Стас. — Ты нам мешаешь.

— Займись станком, как закончите. Роднуля, — ядовито бросает Влад и скрывается из виду.

— Эй! Грабли убери! — Я возмущенно отталкиваю Стаса и получаю в ответ на редкость гадкую улыбку.

— Что, обезьянка? Решила, что я это он?

Сжимаю зубы и приподнимаю подбородок, не собираясь реагировать на очевидную провокацию.

— Ой, простите, — глумливо усмехается Стас. — Риша Мариновна. Верно?

— Надо же, — хмыкаю я. — Думала, у отсталых плохая память.

— А я — что все обезьянки милые.

В мире еще не придумали слов, чтобы описать, как он меня бесит. Больше, чем лук в бургерах или нераскрывшийся попкорн.

— Есть разговор, Риша Мариновна. Выслушаете? Я могу еще разок притвориться братом, если вам так будет легче.

— Мне будет легче, если ты добровольно уйдешь с дороги.

— Ты моя должница.

— Да неужели? Звони коллекторам, один ты не справишься.

Решительно шагаю вперед, нарочно задевая Стаса плечом по руке, и направляюсь к танцевальному классу.

— У-у-у, какие мы дерзкие, — летит мне в спину. — Зря вы так, Риша Мариновна. Я мог бы вам помочь.

— Себе помоги, — отвечаю я, не оглядываясь.

POV: Стас

Пока ученицы Леси переодеваются и готовятся к занятию, я заканчиваю возиться со станком. Затягиваю последний болт и про себя ругаюсь на младшую группу. Эти несносные малявки висят на брусьях, как обезьяны на ветках, но иногда я даже завидую их наивной радости и искреннему любопытству к окружающему миру. Они делают то, что хотят. Смеются, дурачатся, плачут, если больно, бьют, если их кто-то обидел. У них все так честно по отношению к себе и другим, что сводит зубы. И куда это исчезает с годами? Почему, когда мы взрослеем, наши эмоции делятся на допустимые и недопустимые? Плакать больше нельзя, драться тоже. Громко смеяться или ругаться — моветон. Мы превращаемся в скучных, серых и удобных для общества роботов. Максимум сдержанности, минимум удовольствий.

Замечаю испепеляющий взгляд брата. Наверняка боится, что я снова испорчу тренировку. Целюсь в него из шуруповерта, точно из пушки, Влад демонстративно качает головой и отворачивается. Будь мы детьми, для разрешения конфликта было бы достаточно устроить какое-нибудь глупое соревнование или бой на подушках, но мы слишком взрослые и гордые для этого. Остается только терпеть. И мне, и ему. Спасибо матери, что снова привязала нас друг к другу. И на что она рассчитывает?