Алекс Ключевской (Лёха)

Прибытие

Глава 1

В магнитоле Розенбаум пел про охоту, и про то, чему его учили отец с матерью.

Я посмотрел в зеркало заднего вида. Так и есть, дед задремал, значит, можно сделать потише. Но, только моя рука коснулась регулировки звука на магнитоле, как глаза, некогда бывшие, как и у меня ярко-голубыми, а теперь тусклыми, почти белыми, открылись.

— Ромка, только тронь, получишь палкой по хребту, — сообщил дед и показал мне палку, на которую уже лет пять, как опирался при ходьбе. Ранение, полученное ещё на войне, догнало его уже сейчас, и осколок, застрявший где-то в ноге, давал о себе знать всё чаще и чаще.

— Ты же спал, — возмущённо ответил я, но руку от магнитолы убрал.

— Я песней наслаждался. Пе-с-ней. Это не то, что вы сейчас слушаете, про задницы и муси-пуси, сиси-писи с джага-джагами. Тьфу, срамота, — я промолчал. Объяснять ему, что я не слушаю никакие джаги-джаги бесполезное занятие. Упрямый старый пень как вобьёт себе в башку что-то, то хоть убейся, но никак не переубедишь. — Роман, мы ничего не забыли?

— Нет, дед, ничего мы не забыли. — Я это повторял уже стопятьсотый раз, и мне, если честно, слегка надоело.

— Ты себе разрешение делаешь? Как вернёмся, так сразу ружьё на себя начнёшь оформлять. Всё, последний раз еду, отохотился старый хрыч. Помирать скоро. Жалко будет ружьё, боевое оно у меня. — Это точно. Ружьё у деда зачётное. Подарено едва ли не самим Василевским. Принадлежало какому-то барону и было взято в качестве трофея. Вроде в сталь, из которой ствол сделан, даже серебро вплетено. Немного, но коррозию металла предотвращает. Как? Понятия не имею, я не металлург, в конце концов, в таких вещах разбираюсь слабо.

— Ты себя раньше времени не хорони, ещё на наших похоронах простудишься, — заявил я, снова посмотрев в зеркало, чтобы увидеть покрытое морщинами лицо. Смерть бабушки два года назад сильно его подкосила, но всё равно в свои восемьдесят дед ещё оставался вполне крепким стариком, в своём уме и твёрдой памяти.

— Ну, это мы посмотрим. Если гонять, как кобель, с цепи сорвавшийся, течную суку почуяв, не будешь, глядишь, бог милует, и не побываю раньше срока на твоих похоронах, — я в ответ только поморщился. Снова старые песни о главном, и не надоедает же. — Ты на хрена академию бросил?

— Не всем же в нашей семье офицерами быть, кто-то должен и раздолбаем остаться, — буркнул я, сворачивая с шоссе на просёлочную дорогу.

— Да уж, раздолбай ты и есть, — дед покачал головой и отвернулся к окну, за которым поплыла деревня, в которой он родился и провёл всю свою юность.

Честно говоря, я до смерти не хотел ехать на эту долбанную охоту. Терпеть не могу открытия. А тут даже не с друзьями водку пить и из веников стрелять, а с пенсионером ночь коротать, а потом ещё и утрянку стоять. Но отец приказал деда отвезти, значит, Рома собрал вещи, оформил путёвки и поехал. А куда деваться, меня и так после финта с академией могут в любой момент без содержания оставить. Да и деда, как-никак, обижать неохота.

Отец мой в своё время основал бизнес вместе с друзьями — бывшими офицерами. Армейская выучка и пройденные горячие точки позволили им дать серьёзный отпор бандитам, а корки ветеранов, к которым присовокупил свою корку ветерана Великой Отечественной дед, дали укорот госструктурам, которые в те лихие времена не слишком от бандитов отличались. Так что они выстояли, развились, и я хоть и родился в восьмидесятых, но вполне мог назвать себя мажором.

Мог бы, вот только не в своей семье. Суворовское училище, военное училище, армия, а потом академия генштаба — это был тот минимум, который мне расписали мои отец с дедом. На академии я всё-таки сломался. Ну, не моё это — форму носить, не моё. С тех пор у нас идёт позиционная война, которая непонятно чем в итоге закончится.

— Ромка, не спи, поворот, — я вздрогнул и свернул на совсем уж неприметную дорогу. Хорошо ещё, что мы на внедорожнике, понятия не имею, как на какой-нибудь плоскодонке здесь скакали.

Через пять минут мы выехали на берег реки. Теперь нужно было спустить лодку на воду, и перебраться на остров, на котором всегда, почти каждый год, дед проводил открытие охоты на утку. Я здесь тоже бывал, правда, редко. Всё-таки куда круче проводить подобное времяпрепровождение со сверстниками.

Развернув машину, я принялся загонять прицеп, на котором стояла небольшая моторка, в воду.

Провозился где-то с час. Дед в это время ходил вокруг и только головой качал. Хорошо хоть под руку не лез. Когда мы уже загрузились в лодку, он ехидно посмотрел на меня.

— Да, Ромка, если руки золотые, то неважно, откуда они растут. Пусть хоть из жопы, да ведь?

— Что ещё не так? — я глянул на него раздражённо.

— Ты, друг мой, комаринку с собой взял? — я закрыл глаза и выругался. Ну как можно было забыть нечто столь важное. — Ладно, не ссы. Я взял. Так уж и быть, поделюсь, а то сожрут твою молодую морду, чем перед девками светить будешь? Они ведь прежде всего на внешность смотрят, а потом уже на всё остальное.

— Ну, не скажи, ещё на кошелёк, — я усмехнулся. — Чем он толще, тем больше очков плюсуется к внешности. А некоторые вполне профессионально могут твои возможности прикинуть, по шмоткам, тачке, часам… Это, дед, целая наука.

Хорошо, что развить эту тему не удалось, потому что мы причалили. Пока я вытаскивал лодку, дед перетаскал все вещи на место постоянной стоянки. И ни разу тростью не воспользовался. И куда только хромота делась.

Мы успели и палатку поставить, и спальники заранее расстелить, и костёр развести, как послышался плеск весел.

— Кого это чёрт сюда притащил? — дед поморщился и принялся вглядываться в быстро наступающую темноту, принёсшую с собой холод, несмотря на календарное лето и тучи комаров.

— Сашка, здорова, старый чёрт, — из кустов выскочил, как упомянутый чёрт из табакерки худой старик, одетый в шинель со споротыми пагонами, и кирзовые сапоги. На голове у него красовалась ушанка.

— Серёга, — дед обрадованно вскочил, и они обнялись, похлопывая друг друга по спине. Когда же первые восторги улеглись, он осмотрел Серёгу с ног до головы и, подозрительно прищурившись, спросил. — А ты чего так вырядился? Где твоё ружьё?

— Да ну его, ёптить, внуку ещё в прошлом году отдал, а то проблема целая с продлениями, — Серёга махнул рукой. — У меня вот чего есть, зацени, старый, — и он, приняв горделивую позу, с видом профессионального эксгибициониста, распахнул шинель. Я отвернулся, и зажал рот двумя руками, чтобы не заржать. Потому что одет Серёга был только в белую майку, синие армейские трусы, ну и шинель сверху, из внутреннего кармана которой выглядывала бутылка, наполненная мутным самогоном. — Я как увидел, что вы проехали, так сразу и засобирался. Глаз-то у меня ещё ого-го, я Ромку сразу признал. Недаром снайперил когда-то. Сколько я гниды той фашистской положил, а всё одно кажется, что мало, — он стиснул зубы, но предаваться воспоминаниям ему не дал дед. Он-то был одет в хороший камуфляж, и в отличие от своего фронтового товарища выглядел вполне прилично.

— Ты мне лучше скажи, тебя что Алевтина из дома выгнала? Ты чего в таком виде заявился?

— Дык она меня не пускала, карга старая. Ещё за скалку схватилась, — он почесал затылок. — Ну, я бутыль — хвать, шапку на голову и драть, огородами. А бабка за мной со скалкой. Тьфу на неё, еле убег.

— Молодец, — дед покивал. — Форму держишь. От Алевтины ещё никто не уходил, а ты вот смог.

— Ну так давай выпьем за встречу, а, старлей? — Серёга вытащил бутыль и поставил посредине нашего импровизированного стола, на котором вполне неплохая закусь стояла.

— Рано, сержант. Сейчас на шулюм кого-нибудь стрельнем, вот тогда и отметим: и встречу, и открытие. — Дед поднялся со стула, взял ружьё, которое держал ещё вполне крепко, и пошёл к берегу. Откуда уже была слышна утиная перекличка.

Он не успел отойти от нашего лагеря и десяти шагов, как снова послышался плеск весел, а вскоре мимо нас прошёл рыбак в белой панамке. Возраста он был примерно такого же, что и дед со своим сержантом. Только вот доброжелательным его назвать было трудно.

— Понаехали тут, своими пулемётами всю рыбу распугают, — пробурчал он. У Серёги не только зрение, но и слух оказался отменным. Услышав, что бурчит рыбак, он, как заорёт.

— Шёл бы ты лесом, Яков Панфилыч, если совсем из ума выжил и Сашку Белова не узнаёшь.

— А хоть и узнаю, что с того? Вас обоих ещё в сорок пятом надо было под трибунал отдать, — снова пробурчал Яков Панфилыч. — А то ишь, шуры-муры почти на передовой. — И он, задрав голову в панамке, пошёл дальше.

— Вот же гондон штопанный, — сплюнул дед. — Как был им, так, похоже, и помрёт. Козёл плешивый.

— А кем он был, раз под трибунал вас хотел? — мне стало любопытно, что это за товарищ такой.

— Политрук. Всё в партийные вожаки метил. Да под меня копал, тьфу, — дед опять сплюнул. — Только хер ему, а не трибунал, мы же с Серёгой герои, — он хохотнул.

— И чего он так на вас взъелся? — я посмотрел вслед белой панамке. Надо же, какие страсти на войне творились.