Голос звучит странно сипло, когда я спрашиваю:

— Это плохо?

— Обидно. Меня, видать, жизнь потаскала, — посмеивается Яр. — А вот от тебя все так же не отвести глаз, Аврелия.

— М, и как часто ты говоришь это женщинам?

— Ты единственная, кому я за свою жизнь повторил это дважды.

Мои щеки непроизвольно краснеют под его пристальным взглядом, которым он оценивающе сканирует меня с головы до ног. По позвоночнику проходит микроразряд тока. Я уже давненько перестала теряться рядом с мужчинами. Но Ярослав — это что-то особенное. Был, есть и будет. Что-то, от чего ноги становятся ватными. И не важно, сколько тебе лет.

— Присядешь? — убирает толстовку, освобождая соседнее сиденье мужчина. Хотя в секторе еще примерно с полсотни свободных скамеек, и, если бы я хотела присесть, точно без места бы не осталась.

— Нет, спасибо, — вежливо отказываюсь.

— Я не кусаюсь.

— Я ненадолго. Тренировка уже скоро закончится. Я сегодня не рассчитала и приехала чуть раньше, чем обычно.

Ярослав кивает. Переводит взгляд на хоккейную коробку. Какое-то время мы оба неловко молчим. Это так странно. Мы не виделись тучу лет. Оба выросли, поумнели и изменились. Я уже не девочка, он уже далеко не мальчик. Но легкое волнение между нами никуда не исчезло. То самое, что щекочет подушечки пальцев и поднимает волоски дыбом.

— Двадцать пятый номер, — говорит Ярослав, первым нарушая установившуюся между нами тишину.

— Что?

— Твой парень?

Я напрягаюсь. Думаю, это нормальная реакция матери-одиночки. Я понятия не имею, говорил ли Гордей своим родным, что у него есть сын. Но, судя по тому, что за тринадцать лет ни папаша, ни его родные не пожелали хотя бы раз поздравить ребенка с днем его рождения, — нет. Полагаю, что семейство Ремизовых в полном неведении. Врать я, конечно, не стану, но и развеивать неведение тоже не собираюсь.

— Да. Мой.

— Дима, да?

Я киваю.

— У пацана талант.

— Да, мне говорили.

— Можно нескромный вопрос?

— Попробуй, — улыбаюсь.

— Твой муж — отец Димки — хоккеист?

Как интересно сформулирован вопрос. Будто в нашей жизни все мужья — это биологические отцы своим детям.

Я увиливаю от ответа, говоря:

— Я не замужем.

Ярослав, кажется, теряется. Смотрит на меня нечитаемым взглядом и задумчиво хмурится. Возможно, в этот самый момент складывает «два плюс два».

На льду раздается свисток тренера и громогласное:

— Все молодцы, парни. Тренировка окончена. Давайте по домам!

Мальчишки, переговариваясь, быстро покидают лед.

— Мне тоже нужно идти, — говорю, разворачиваясь в сторону выхода. — Рада была повидаться, Ярослав.

— Пацаны сейчас как минимум на полчаса зависнут в раздевалке.

— И?

— У нас есть время выпить кофе.

— У меня весьма предвзятое отношение к кофе, который подают в спортивных заведениях. Психологическая травма молодости, — посмеиваюсь.

— Здесь в служебной столовой он не такой ужасный, как был тогда, на базе. Клянусь.

Я улыбаюсь. На языке навязчиво крутится решительное «нет». Но от того, как смотрит на меня Ремизов, этот же самый язык не поворачивается, чтобы это «нет» озвучить. В итоге я сдаюсь и киваю:

— Кофе — отлично…

В местной столовой мы надолго не задержались. Ярослав не обманул, кофе там варят действительно неплохой. А вот разговор как таковой у нас не заладился. Мы больше молча переглядывались, каждый думая о своем. Сидели, пока мне на телефон не прилетело сообщение от Димки, который писал, что ждет меня в фойе.

И сейчас, и тогда из сладкого морока я выныриваю благодаря сыну, который прямо у меня над ухом восхищенно охает:

— О, ма, ты знаешь, кто этот чел?!

— Какой?

— Вон тот, в черной кофте у крутой тачки.

Очевидно, мое чадо про Ярослава, который в этот момент тормозит около черного, наглухо тонированного дорогого внедорожника.

Да, знаю. Но Димке об этом сообщать не тороплюсь. Наш разговор с его дядей на трибунах сын не заметил. Может, оно и к лучшему.

Спрашиваю, прикидываясь дурочкой:

— И кто же?

— Ремизов. Ярослав. Офигенный хоккеист! Он в НХЛ до этого года играл. Кубок Стэнли с «Вашингтоном» взял. И до этого дважды, представляешь? Лучший бомбардир плей-офф! И капитаном был в сборной на этом чемпионате мира. Прикинь? А в следующем его, сто пудов, возьмут на Олимпийские игры. Крутой чувак, да?

— Крутой, — задумчиво киваю. — Да.

Оказывается, Яр времени тоже зря не терял. Пока я познавала радости материнства, Ремизов познавал радости чемпионства, отхватывая кубок за кубком и медаль за медалью. А так по нему и не скажешь. Ну что он богатый и знаменитый. Ни разу не пафосная выскочка, каким мне всегда расписывал его Гордей.

— Я, когда вырасту, буду как Ярослав. Клубы за меня драться будут! Вот увидишь, мам.

— Нисколько в этом не сомневаюсь, сынок, — улыбаюсь, в молчаливой поддержке сжимая его коленку. — Я в тебя верю и всегда поддержу.

— Блин, вот бы его автограф замутить.

— Замутишь. Вы целый год на одной арене будете играть. Может, представится счастливый случай.

— Ну ты наивная, ма. Взрослая, а все в сказки веришь, — фыркает сынок.

— Эй, почему это сказки?

— Парни из команды после тренировок разъезжаются сразу. Вряд ли мы где-то пересечемся. А лучше провел бы Ярослав у нас мастер-класс, пацаны из моей прошлой команды обзавидовались бы!

Мы с Димкой задумчиво замолкаем.

Ремизов обменивается с каким-то мужчиной рукопожатиями, перекидываясь парой фраз. Кивает и закидывает сумку в багажник. Закрывает его, скидывает с головы капюшон и… оглядывается.

Мое сердце запинается.

Не знаю, каким таким чудесным образом, но глаза мужчины безошибочно в десятке припаркованных машин находят именно нашу с Димкой. Мы встречаемся взглядами.

Неужели он почувствовал, что мы на него пялимся?

Ярослав стоит примерно в двух десятках метров от нас, но ощущение, будто он смотрит на меня в упор. И от этого мое сердце набирает разбег, начиная нездорово частить. Странная реакция. Сегодняшняя встреча вообще творит с моим организмом что-то невообразимое. Мои гормоны сошли с ума!

— Ма, он что, на нас смотрит, что ли?

— Похоже на то, — сиплю я.

— Или на тебя все-таки?

— Даже не знаю, что тебе на это ответить, сын.

— Вы, случайно, не знакомы?

С моих губ слетает нервный смешок.

— С чего бы ради?

— Ну…

Димка теряется. Я ничего не отвечаю. А Ярослав, будто ему и этого мало, берет и едва заметно мне… кивает. Заставляя мое чадо окончательно офигеть от такого поворота событий. Потом садится в тачку и стремительно покидает парковку.

Я же только сейчас понимаю, что все эти долгие мгновения сидела не дыша. Зато сейчас выдыхаю, давлю на педаль газа и по новой напрягаюсь, когда слышу елейное:

— Мамуль, ты точно ничего не хочешь мне рассказать?

Глава 5

Аврелия

— Да ты рофлишь?

— Зуб даю!

— Значит, вы с Ярославом давно знакомы?

— Очень давно. Тебя тогда еще даже в планах не было, — улыбаюсь, стаскивая из коробки кусок остывшей пиццы.

— И вы больше десяти лет не виделись и не общались?

— Не-а.

— И он все равно тебя узнал.

— Мхм, — мычу, с аппетитом жуя любимую пеперони.

— Очуметь, мам. По ходу, он на тебя запал.

Я от неожиданности закашливаюсь. До соплей и слез! Это что еще за умозаключения? Таращусь на Димку огромными красными глазами. Он лыбится, паразит! И хлопает меня по спине, издевательски приговаривая:

— Ну ты чего, осторожней, мам.

Я немного отхожу от шока, запиваю вставший поперек горла кусок пиццы соком и возмущенно выдаю:

— Дмитрий! Что за разговоры? Что еще за «запал»?

— Ну а что, не так, что ли?

— Почему сразу «запал»? Может, у Ярослава просто хорошая память. А еще он вежливый и внимательный мужчина. А не то, что ты себе нафантазировал!

— Ну-ну, — поигрывает бровями сын.

— Димка, хватит строить мне глазки.

— Мне не пять, чтобы верить в единорогов.

— Между мной и Ремизовым ничего не было, нет и не будет. Точка.

— Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь. Твои слова.

— Дима! — охаю я, подхватывая диванную подушку. — А ну иди сюда!

Сын хохочет. Подскакивает с дивана, перелетая через подголовник, и улепетывает так быстро, только пятки сверкают и паркет скрипит. Бедные соседи снизу!

— Ну все, это война, парень!

— Бой подушками?

— Только чур на этот раз не поддаваться!

Есть один существенный плюс стать мамой в девятнадцать: когда тебе всего тридцать, ребенок уже достаточно взрослый, чтобы быть с тобой на одной волне. Подраться подушками? Да запросто! Залипнуть на модный сериальчик? Святое! Помышковать из холодильника вкусняшки посреди ночи? Любим, умеем и практикуем.

Битва получается не на жизнь, а на смерть. Набегавшись до упаду и насмеявшись до колик в животе, разгромив спальню парня, мы заваливаемся на его огромную двуспальную кровать. Я таращусь в потолок и пытаюсь отдышаться. Моему спортсмену хоть бы хны! Вот что значит хорошая физическая форма.

— Между прочим, ма, я был бы совсем не против, если бы у меня был такой крутой батя.