После этого я стала навещать этот дом примерно раз в месяц. И однажды заметила другую женщину. Она открыла дверь, когда отцовская машина подъехала к зданию, и поцеловала его вместо приветствия. У нее были длинные черные кудри. А моя мама носила каре, и волосы у нее были светлые. Я ей так и не рассказала, что у папы теперь новые отношения. Не уверена, что она вообще хотела это знать. Или что ей есть до отца хоть какое-то дело.

Теперь же я стояла в конце улицы, в шести домах от отцовского, за кустиком, который и до колен мне не доходил. Его дом был угловым, с просторной верандой и гаражом на две машины, выкрашенным в небесный цвет.

Я всегда держалась в стороне, чтобы папа ненароком не увидел меня из окна. Еще чего. Впрочем, вряд ли он меня бы узнал. Я сильно изменилась за пять лет. Во всяком случае, внешне.

Думать о его безоглядном уходе было по-прежнему больно. Мама получила право единоличной опеки надо мной. Даже в суд не пришлось обращаться. Он просто согласился. Они подписали бумаги, и дело с концом. Мне тогда было двенадцать, и я не до конца понимала, что произошло. Я думала, что выходные буду проводить с папой, а будни с мамой, как дети из фильмов. Но дни все шли, а он за мной не приезжал. Мама в ответ на мои расспросы отвечала, что папа занят. И только позже я узнала, что он решил, что называется, «начать все с чистого листа». А это невозможно, когда тебе мозолит глаза двенадцатилетний ребенок, ходячее напоминание о прошлой жизни.

Но хуже всего было то, что все это произошло внезапно. Мама с папой никогда не ссорились. Не было никаких признаков грядущей катастрофы. Впрочем, я тогда была ребенком и наверняка не заметила бы их, даже если бы они проявились. Но я ничего такого не помню. Помню только, что по утрам мама уходила на работу — она тогда еще трудилась медсестрой, — и папа целовал ее на прощание. Днем он был дома, а потом уходил на склад, где работал в ночную смену. Он забирал меня из школы. Летом покупал мороженое, а зимой — горячий шоколад. Плохих воспоминаний у меня вообще не осталось. Я не могла отыскать в памяти ни единого момента, на который можно было бы указать со словами: вот когда все пошло под откос. Маму я расспросами не донимала. Мы вообще никогда об этом не разговаривали. Слишком уж я боялась ее ранить. Мы обе заполняли пустоту в душе — одна выпечкой, другая — книгами, — но я всегда гадала, почему же он ушел. Может, поэтому до сих пор и хожу к его дому — ищу ответы.

Я прождала ровно двадцать минут (как и всегда), и он подъехал к дому на своей машине. Вышел — в аккуратном сером костюме, в очках, сползших на кончик носа, и не успел подняться по ступенькам, как дверь уже распахнулась, и из него вышла женщина. Имени ее я по-прежнему не знала. И все гадала, когда они познакомились: до папиного развода или после. Может, он бросил нас из-за нее?

Папа улыбнулся, поцеловал женщину и прижал обе ладони к ее беременному животу, чуть-чуть подросшему с моего последнего визита. Потом опустился на колени и поцеловал его. Я подумала, а не настанет ли тот день, когда он бросит и этого ребенка? Хотелось верить, что нет, что он всегда будет рядом, а малышу никогда не придется пройти через то, на что обрекли меня: прятаться за кустами и видеть, что родной отец любит новую семью так, как не смог полюбить прежнюю.

Только когда они зашли в дом и дверь за ними захлопнулась, я зашагала прочь. А когда мама вечером спросила, где я была после школы, я солгала.

Бретт

Каждый четверг в школе «Иствуд» заканчивался одним и тем же: общим сбором перед пятничной игрой. Все ученики спешили занять трибуны сразу же после звонка. Сбор начинался с выступления команды черлидеров. Футболисты занимали почетный первый ряд. Директор Маркус всегда выступал с каким-нибудь заявлением. В прошлый раз он сообщил, что его заместитель уходит на пенсию. Новость казалась бы более печальной, если бы сразу после нее черлидерши не начали отплясывать.

Сегодня я опаздывал. Бекка согласилась пойти на сбор со мной, но у шкафчика, где мы договорились встретиться, так и не появилась. «Ты где?» — написал я ей, нетерпеливо переступая с ноги на ногу. «В библиотеке, — ответила она, — почти закончила». Я кинулся по коридору, ведущему в библиотеку. Вдалеке уже слышались отголоски музыки.

Бекка сидела в дальнем углу, скрестив ноги и положив на них книгу. Она до того глубоко ушла в чтение, что заметила мое появление только когда мы соприкоснулись носками обуви.

— Привет, — сказал я. Она подскочила и быстро захлопнула книгу.

— Привет. Извини, мне осталось совсем чуть-чуть дочитать.

Я сел рядом и взял книгу с ее колен.

— «Ромео и Джульетта»? Ты еще это читаешь?

— Что значит «еще»? У нас вообще-то тест на следующей неделе! — Она выхватила книгу из моих рук и сунула под мышку. Я кивнул, делая вид, будто знаю про тест. — Если хочешь — иди один!

— Оркестр только начал играть. У нас еще есть несколько минут, — заметил я. — Читай пока.

— Хорошо.

Книгу Бекка держала бережнее, чем люди младенцев держат. Я все не мог понять, почему — ведь издание было потрепанное, с надорванными краями. Она скользила пальцем по строкам. Мне вдруг захотелось, чтобы она почитала мне вслух, но я подозревал, что тогда мы нарушим главное правило библиотеки — соблюдайте тишину!

— Я не могу читать, когда ты на меня пялишься! — заметила она.

— Вовсе я не пялюсь. — Но тут Бекка вскинула взгляд и поймала меня с поличным. — Я на книгу смотрел. Ей несладко пришлось, судя по всему.

— Ты когда в последний раз был в библиотеке? — полюбопытствовала она.

Я задумался на секунду.

— Классе в девятом, наверное.

Бекка закатила глаза.

— Вот это да.

— Ты решила быть девушкой, которая осуждает своего возлюбленного? — шутливо поинтересовался я.

— Ну просто… как можно быть таким невеждой! — воскликнула она со смехом.

— Прошу заметить, что я прочел все книги о Гарри Поттере!

Кажется, ее это не впечатлило. Ни капельки.

— Это не считается. Гарри Поттера все читали. У детей это вообще что-то вроде обряда инициации.

Справедливое замечание.

Бекка потянулась за рюкзаком, и наши колени соприкоснулись. Я уставился на ее носки, торчавшие над кроссовками, пока она собирала вещи. Носки были белые, с кошачьими ушками наверху. Я рассмеялся, а она вдруг сказала:

— А тут ведь никого нет.

— И что же?

— Нам ни к чему притворяться, что мы встречаемся, если нас все равно никто не видит.

Еще одно дельное наблюдение.

Бекка собрала свои вещи, и мы вышли в коридор. На подходе к двери, ведущей к футбольному полю, она вдруг дернула меня за руку.

— Что такое? — спросил я, борясь с раздражением. Мне не терпелось попасть к своим.

— А можно я пойду домой и пропущу общий сбор? — Она прикусила губу, точно ей страшно было задавать этот вопрос. — У меня в понедельник тест по алгебре, я хотела подготовиться.

— Бекка, сегодня же только четверг.

Она скрестила руки на груди и нахмурилась.

— Вот именно. Начать стоило еще неделю назад.

Непонятно было, иронизирует она или говорит всерьез.

На трибунах уже сидели сотни учеников. Вряд ли кто-то заметит, что Бекки среди них нет.

— Ну ладно, — уступил я. — Но завтра-то ты на игру придешь?

— Конечно! — пообещала она.

Я улыбнулся и отступил на шаг.

— Тогда продуктивной тебе подготовки. — Бекка помахала мне и поспешила по коридору, крепко держа в руках книгу.

Я выскочил на поле, опоздав на несколько минут. Директор уже что-то вещал, а Джефф энергично махал мне рукой, указывая на свободное местечко рядом. Я проскользнул к нему, стараясь быть как можно незаметнее.

— Привет! — шепнул я другу.

— Опоздал! — подметил тот.

— С Беккой разговаривал. — Джефф многозначительно на меня покосился, но потом снова сосредоточил внимание на директоре. Наверное, решил, что мы не в библиотеке были, а затаились где-то и обжимались втихаря. Я не стал его разубеждать. Так наша история хотя бы выглядит правдоподобно.

Через час мероприятие кончилось. Когда я был уже на полпути к машине, у меня зазвонил телефон. Звонила мама. Я ответил почти мгновенно.

— Мам, привет! Что случилось?

— Все в порядке? — послышалось из трубки. — Обычно в это время ты уже дома. — Перемена в ее голосе от меня не укрылась. Так бывало всякий раз, когда папа уезжал. Без него ей было одиноко. И немного грустно.

Я напомнил ей о сборе и пообещал скоро приехать. По дороге к дому я заметил пекарню и, повинуясь внезапному импульсу, решил в нее зайти. Может, какой-нибудь вкусный десерт поднимет маме настроение. Я открыл дверь. Звякнул колокольчик, а в нос мне ударил запах ванили. Вдоль стены стояли столики, а неподалеку от них — большая стеклянная витрина. Кругом было пусто. Я подошел к прилавку и позвонил в звонок. Мне навстречу вышла женщина с короткими светлыми волосами и улыбнулась.

— Чем могу помочь, золотце?

Мама никогда при мне не ела десертов, так что я даже не знал, какие ей нравятся, и решил взять ассорти: несколько капкейков, несколько корзиночек с фруктами, несколько круассанов и белые шарики с вареньем в центре.