— Моя дочка их обожает, — сообщила женщина, когда я попросил завернуть и их.

— Тогда три возьму, — сказал я. — А канноли у вас есть? Вроде, мама как-то на свадьбе ела такое пирожное.

— Сейчас как раз свежую партию принесем. Она вот-вот будет готова, — женщина обернулась и крикнула: — Котик, принеси немного канноли!

Я улыбнулся и протянул ей несколько банкнот.

— Спасибо вам!

Женщина, на чьей груди я увидел бейдж с именем «ЭМИ», насыпала мне сдачу в ладонь, и тут позади нее кто-то появился. Я поднял взгляд и обмер. Бекка. Все ее лицо было перепачкано в муке, а одета она была в розовую форменную футболку с надписью «Капкейки от Харт».

— Бекка? — еле выдавил из себя я.

Она уронила целый поднос с пирожными на пол.

Женщина — по всей видимости, это была мать Бекки, учитывая поразительное внешнее сходство, — обернулась и вскрикнула, зажав рот рукой.

— Бекка! Что случилось?

— Я… — Бекка залилась краской. А я так и застыл с вытянутой над прилавком рукой, полной монеток.

— Ладно, прибери тут, а я еще принесу, — сказала ей мама, перевела взгляд на меня и добавила: — Золотце, прошу нас извинить. Одну минутку.

Мама ушла, а Бекка тут же подскочила к прилавку.

— Что ты тут забыл? — прошипела она, ткнув в меня пальцем.

Я поднял руки.

— Зашел купить чего-нибудь для мамы. Я и не знал, что ты тут работаешь… Котик.

— Меня так только мама зовет, — прошипела Бекка. — Это ее пекарня! — она украдкой бросила взгляд через плечо. — «Капкейки от Харт»! А я — Бекка Харт! Ты что, правда не смог сложить два и два?

Ох.

— А я-то думал, ты к алгебре готовишься, — заметил я. Бекка нагнулась, чтобы собрать расплющившиеся сладкие трубочки. — Тебе помочь?

— Нет, — отрезала она и вздохнула. — Прости. Я правда засела за уроки, но потом позвонила мама и попросила прийти и помочь ей. Внезапно поступил огромный заказ на завтрашнее утро.

Тут вернулась ее мама с полным подносом канноли. Взяла с него три штуки и положила в коробочку.

— Подарок от заведения, золотце. Прошу прощения, что так вышло, — она посмотрела сперва на меня, потом на Бекку и, кажется, догадалась, что мы только что разговаривали. — Вы что, знакомы? — спросила она, просияв.

Я протянул ей руку.

— Да. Знакомы. Я — Бретт. Ее паре…

Бекка резко распрямилась и воскликнула, перебив меня:

— Друг! Это мой друг, мама. Бретт.

Не успел я обидеться, как сзади распахнулась дверь, и в зал вошла девушка с темными волосами — та самая, с аватарки Бекки. Она смерила взглядом меня, Бекку, ее маму. Усмехнулась, прислонилась к стене и стала наблюдать.

Ситуация вышла, мягко говоря, неловкая, и я даже обрадовался, когда мама Бекки протянула мне коробку с пирожными и сказала:

— Приятно познакомиться, Бретт! Приятного аппетита и, еще раз, прошу прощения!

Из пекарни я вышел в ступоре. Бекка ни разу не упомянула, что хочет сохранить наши отношения в тайне от своей матери. Но сейчас это стало ясно, как божий день. Неужели ее мама и впрямь владеет пекарней? Выходит, я вообще ничего не знаю о своей «девушке». Надо исправляться. Иначе мне никто не поверит. Тут я вспомнил про завтрашний матч, на котором обещали присутствовать мои родители. И Бекка.

Я скрестил пальцы, моля небеса о том, чтобы все прошло хорошо.

И чтобы Бекка не сбежала в последний момент.

Бекка

После драматичного фиаско в пекарне прошло добрых четыре часа, а мама все не умолкала. И вовсе не потому что я уронила целый поднос с канноли, приготовленными по тайному рецепту ее бабушки. Это было бы не так страшно. Нет — она говорила о Бретте, с восторгом и изумлением.

Мы закрывали пекарню. Кроме нас в зале никого не осталось — Касси уже ушла, пожелав мне удачи. И правда, она мне точно понадобится. Раз уж мама оседлала своего любимого конька, затеяв разговор об отношениях, ее было не остановить, пока она сама не выговорится.

— И как же вы познакомились? — спросила она, подметая пол.

— На занятиях по английскому, — в третий раз сообщила я.

— Он твой ровесник?

— Да, мам.

— А девушка у него есть?

— Ну мам! — я кинула в нее мокрой тряпкой. — Хватит! Ну пожалуйста!

— А то, помнится, он что-то начал говорить такое, пока ты не принялась вопить, что вы только друзья, — продолжила она, не особо вслушиваясь в мои ответы.

Мама подозрительно уставилась на меня поверх швабры.

— Не знаю, что он там хотел сказать. Я мысли читать не умею, — проворчала я.

Мама усмехнулась.

— Еще бы, котик.

Я солгу, если скажу, что даже не думала о том, чтобы сообщить ей, будто мы с Бреттом встречаемся (не упомянув, что только понарошку, конечно). Недаром ведь в списке аргументов «за» фейковые отношения с Бреттом значился пункт «мама наконец перестанет сетовать на мое одиночество». Она будет на седьмом небе от счастья, если узнает, что Бретт — мой (фейковый) парень. Тут же стиснет меня в объятиях, и это будет по-настоящему радостная минутка…

— Он очень симпатичный! — продолжала она.

Такие вот слова все и испортили. Одержимость, которая пробуждалась в ней в подобные моменты, ни на шутку меня пугала. Она ведь на полном серьезе собралась планировать нашу свадьбу, продав ему несколько пирожных.

— Не замечала, — солгала я. Мама наверняка это поняла. И как тут было не понять. Я ведь тоже все понимала. Да что там я, целый мир! Так и хотелось прибить себе на голову табличку: «Да, согласна, Бретт — красавчик, но нет, я не схожу по нему с ума» и закончить на этом.

— Бекка, — мамин голос стал совсем серьезным. Она направилась ко мне. Я потупилась. — Ты же знаешь, я желаю тебе только счастья, — сказала мама и коснулась моей руки.

— Знаю, мам, — и это была чистая правда. Она постоянно говорила мне об этом.

— И если у нас с твоим отцом ничего не вышло, это не значит, что ты не найдешь своего счастья.

— Да, мамуль.

Она приподняла мой подбородок и заглянула в глаза.

— Я хочу, чтобы ты встретила по-настоящему любимого человека, который будет тебя заслуживать.

Черт. В такие моменты мне сложнее всего было понять, как отец мог оставить мою маму. Такую заботливую и добрую. Такую красивую. По-настоящему красивую. Как можно ее не любить? Это же лучший человек на земле.

— Ты же знаешь, развод…

— Генетически не передается, — закончила я за нее. — Зна-а-а-аю.

Она довольно улыбнулась.

Мы продолжили уборку в тишине. Я все думала об отце. В голове роились миллионы вопросов о нем. Вообще они были под строгим запретом. Из-за них мама 1) начинала плакать — или 2) замыкалась в себе и уходила в спальню. Но сейчас она улыбалась, орудуя шваброй, и все бросала на меня обнадеживающие взгляды. Поэтому я сделала глубокий вдох и произнесла:

— Мам, послушай… А когда вы с папой в последний раз общались?

Казалось, она меня не услышала. Мама продолжила подметать, не нарушая привычного ритма. Я прикусила язык, решив, что оно и к лучшему. Но тут она произнесла:

— Когда пекарня открылась.

Я застыла.

— Он пришел на второй или на третий день. Все поверить не мог, что я печь научилась. Помнишь, какие жуткие торты у меня получались на дни рождения? Он был в шоке. Видела бы ты его лицо! — мама задумчиво улыбнулась. — Купил немного канноли — сама знаешь, как он любил бабушкин рецепт — и ушел. Больше я о нем не слышала.

Я не знала, что на это ответить.

— Так, чистоту навели. Закрываемся, котик.

Я взяла швабру и тряпку и убрала их в шкафчик. Мы забрали куртки и вышли на улицу, а потом мама заперла двери и мы побрели домой.

Больше я не задавала вопросов. А она не отвечала.

* * *

Наутро вся кухня снова была в капкейках. Выходит, маму не очень расстроила наша вчерашняя беседа. А я все никак не могла отделаться от ощущения, что мне только почудилось, будто она говорит об отце. Всю ночь в моих ушах звучал воображаемый звон колокольчика над дверью пекарни, и я представляла, как папа заходит в нее, и что в этот момент чувствует мама. Больно ли ей было? Или она обрадовалась, увидев его? Спросил ли он обо мне? Что еще они обсудили кроме выпечки? Голова шла кругом. А хуже всего было понимать, что ответов я не получу никогда. Даже мамин рассказ о встрече с ним был из разряда чудес. Чудес, которые случаются только раз.

Даже в школе я все никак не могла отвлечься от своих переживаний, и поэтому не заметила пакет, лежащий на нижней полке шкафчика, пока он не упал мне на ноги. Я быстро подняла его и огляделась. Никто за мной не следил. В пакете обнаружилась синяя форменная футболка с фамилией «УЭЛЛС», вышитой на спине золотистыми нитями. На футболке лежала записка: «Надень это сегодня, любимая». Я закатила глаза. До чего же нелепо: впервые за все время учебы в старшей школе заявиться на матч, и то по надуманному поводу. Но футболка оказалась мягкой наощупь, да и пахла приятно — как и сам Бретт (хотя откуда мне знать, как он пахнет?), поэтому я ее надела.

В обеденный перерыв я позвонила Касси. Сегодня была первая игра сезона, поэтому вся футбольная команда в это время встречалась с тренером, чтобы обсудить стратегию матча. А я наконец осталась наедине с собой. Я рассказала Касси про футболку и предложила сходить со мной на матч. Касси сказала, что она не против, но у нее сегодня смена в пекарне. Я предложила попросить мою маму подменить ее кем-нибудь, но не вышло. Придется идти одной. Может, под широкой футболкой получится спрятать книгу. Если я сяду на дальний ряд, никто меня и не заметит. Верно?