В голове у студента Малышкина («Фамилия-то какая дурацкая!» — говорили обычно его знакомые) вертелись строчки письма, отправленого вечером по хорошо известному ему адресу. По адресу, дойти до которого он мог бы с закрытыми глазами, где проводил все свои вечера, простаивая под окнами и изредка удостаиваясь чести быть приглашенным в дом! Там проживало семейство чиновника Н. с четырьмя дочерьми, одна другой краше. Но сердце бедного Васи Малышкина похитила самая младшая и самая хорошенькая из всех. Именно ей он писал сегодня, после того как увидел ее «в объятиях другого».

«Я презираю ее, — всхлипывая, думал несчастный влюбленный, — докажу ей. она еще пожалеет». И прочая ерунда в том же духе крутилась в его голове. Но, как бы ни забавен был этот юношеский бред, намерения у студента были самые серьезные, и, дойдя до середины моста, он, не раздумывая, перекрестился и кинулся в ледяную воду вниз головой. Малышкин успел в последний раз испугаться, когда чернота поглотила его.

Странные мысли крутились в этой черноте и странные запахи начали проникать в ноздри студента. Когда они стали невыносимы, он чихнул и пришел в себя. Он лежал на кушетке в полутемной комнате, наполненной предметами с явно восточным колоритом. Пахло благовониями. Он был укрыт огромным пуховым одеялом, под которым ему было страшно жарко. Жарко было и потому, что в комнате полыхал огонь в огромном камине, где можно было зажарить слона. «Хотя зачем жарить слона? — думал неудавшийся самоубийца. — Слоны у нас такая редкость». Такие и подобные им мысли бродили в голове, пока тепло и покой возвращали его к жизни. О своем поступке он думал как о чем-то далеком и не имеющем ни малейшего значения. Неожиданно из одного из кресел с высокой спинкой, стоявших возле камина, послышался слегка надтреснутый голос:

— Я вижу, вы пришли в себя. Очень рад.

Кресло резко развернулось, и глазам студента предстал благообразный старичок в роскошном, вышитом шелком халате. Он был обладателем небольшой седенькой бородки и седенького же пушка, окружавшего блестящую плешку. В глазу у старичка сверкал монокль на золотой цепочке.

— Очень-очень рад, — повторил старичок, потирая маленькие ладошки. Послышался странный звук, который показался Малышкину на редкость неприятным.

— Гм, — сказал он, звук застрял в горле, но, прокашлявшись, студент смог продолжить. — Где я?

Он сам удивился, как слабо у него это получилось. Но, собравшись с силами, он сказал:

— Что со мной случилось? Кто вы?

Старичок встал со своего величественного кресла и подошел к кушетке.

— Вы, видите ли, пытались совершить непоправимое. Но, к счастью, я был неподалеку и — вуаля! — вы здесь. Это было очень и очень глупо с вашей стороны! Никогда так больше не делайте!

С видом заботливой няни он поправил подушки под головой лежащего.

— Но вы бы не смогли, — слабо удивился студент, — вы такой…

— Старый? — хихикнул хозяин дома. — Не беспокойся, мой милый, я еще очень даже ничего.

Малышкину показалось, что голос говорящего изменился и сам он стал выше ростом, но тот произнес успокаивающе:

— А теперь спите, вам нужно хорошо выспаться…

Веки у студента отяжелели, голова стала пустой, и он погрузился в крепкий, здоровый сон.

Проснулся Малышкин рано утром с легкой головой и легким сердцем. Сев на кушетке, он осмотрелся, и при свете серого утра комната показалась ему ничуть не менее таинственной, чем в неверных отблесках огня. Предметы обрели неясные очертания и, казалось, зажили своей собственной, особенной жизнью. От холодной золы в камине тянуло отчаянием, но ароматный пар, поднимавшийся над чашкой кофе, стоявшей на столе рядом с легким, изящно сервированным завтраком, гнал уныние прочь.

Улыбнувшись своим мыслям, студент с удовольствием уселся за стол и отдал должное трапезе. Насытившись, он остался за столом, ожидая появления гостеприимного хозяина. Он очень хотел узнать, как все-таки тщедушный старикан умудрился выловить его из ледяной реки. Но время шло, и никто не появлялся. Малышкин прошелся по комнате, бесцеремонно ощупывая и осматривая многочисленные, заполнившие ее предметы, и только тут заметил записку, написанную витиеватым почерком, которая все это время преспокойно лежала около подноса с завтраком.

Записка гласила:

«Мой юный друг! Боюсь, что неотложные дела требуют моего присутствия в другом месте. Надеюсь, вам понравился завтрак и вы успели удовлетворить свое любопытство, осматривая обстановку моей комнаты. (Тут Малышкин покраснел.) Все ваши неприятности и переживания, я думаю, остались позади. Теперь вы можете спокойно возвращаться домой и продолжать дальше жить счастливо и довольно. Я знаю, что вас мучает множество вопросов, но, к сожалению, они пока останутся без ответа. Не расстраивайтесь, мы скоро встретимся, и эта встреча будет иметь самое серьезное влияние на вашу дальнейшую судьбу. Искренне ваш…»

Дальше следовала неразборчивая подпись. Малышкин так и не узнал, кем был его спаситель. Да и сама записка оставила какое-то странное впечатление. Но после всего пережитого студент был настроен самым радужным образом и решил ни на что не обращать внимания. Поэтому он оделся и, весело насвистывая, отправился домой, удивляясь про себя, как ему могло прийти в голову кончать с собой из-за какой-то девицы. Вернувшись на свою квартиру, кстати, очень неплохую, поскольку состоятельные родители не отказывали ему ни в чем, в том числе и в глупом желании получить образование, Малышкин, не раздеваясь, развалился на кровати и впал в приятную дрему. Вышел он из нее только под вечер, когда желудок настойчиво напомнил о своей космической пустоте.

Через несколько дней праздной и сытой жизни (Малышкин решил некоторое время не ходить в университет, сказавшись больным) студент совсем забыл о младшей Н., своей попытке суицида и неожиданном спасителе. Как выяснилось, очень зря. Однажды теплым весенним днем, шатаясь без дела по городу, он заглянул в неожиданное для себя место — лавку букиниста. Лениво листая пыльные старые журналы, он внезапно услышал голос, который показался ему знакомым.

— Да, друг мой, да, — надтреснуто вещал голос, — теперь уже так не печатают. Вы только посмотрите на эти гравюры! Какая точность, какая тонкость линии, какой штрих!

Студент выглянул из-за заставленной книгами полки и увидел своего недавнего благодетеля.

— Боже мой! Спаситель! — бросился он к тощему старичку в чиновничьем мундире, пожимая ему руки и весь светясь от переполнявшей его подлинной или притворной благодарности. Ведь на самом деле мало кто испытывает настоящую благодарность к человеку, который спас вас в ситуации, какую не хотелось бы вспоминать и хранить в сердце. Но студент считал своим долгом поблагодарить своего спасителя, поэтому не раздумывая собирался заключить того в объятья. Старичок, казалось, хоть и узнал Малышкина, но отнюдь не стремился к столь близким отношениям, поэтому с неожиданной силой пресек его порыв в зародыше. Держа на расстоянии вытянутой руки тянувшегося к нему с нежностями студента, он довольно-таки резко произнес, увлекая того к выходу:

— Ну, что вы, что вы! Какие мелочи! А к вам, милейший, я загляну попозже, — обратился он к хозяину магазина. — Пойдемте, пойдемте!

Оказавшись на улице, он легко оттолкнул Малышкина и обратился к нему шипящим шепотом:

— Что вы себе позволяете! Кто вам дал право узнавать меня на улице и лезть со своими нелепыми благодарностями?!

Студент опешил от подобного приема. Заметив это, его собеседник несколько смягчился.

— Поймите, я не желаю огласки того несчастного случая, — беря Малышкина за пуговицу и переходя на доверительный тон, продолжил старик. — Да и ваша репутация не нуждается в таких «исторических» фактах. А вы в публичном месте, при посторонних… Нельзя же так, голубчик, — еще более оттаивая, говорил он, увлекая студента по улице. — Ведь вы же помните, где я живу? Могли бы зайти, почаевничали бы…

— Да, я собирался, — промямлил студент, ошарашенный переходом от явной агрессии к «почаевничаем».

Старичок остановил извозчика, и вскоре они уже входили в парадное, памятное Малышкину после злосчастного вечера. Старичок позвонил, и вскоре после того как они разделись и расположили около камина, полная горничная принесла им чай. Некоторое время оба молчали, а потом хозяин дома, как бы спохватившись, сказал:

— Вот голова дырявая, я же не представился! Позвольте: Марк Антонович Нилов. Действительный статский советник. Может быть.

Малышкин с удивлением взглянул на советника, но тот с таким невозмутимым видом прихлебывал свой чай, что студент решил, что «может быть» ему послышалось. Тем более что сказано это было очень тихо.

— Малышкин, Василий Андреевич, — в свою очередь представился он, вставая с кресла. Но Нилов махнул сухонькой ручкой, мол, «сидите-сидите», и он опять опустился на мягкие подушки. Опять помолчали.

Неожиданно дверь приоткрылась, и в комнату вошел огромный, пушистый серый кот. Он с величавой важностью вышел на середину помещения и царственно огляделся. Но как только взгляд круглых и светящихся, как фонари, желтых глаз упал на хозяина дома, кот зашипел, выгнул спину и завершил шипение утробным рыком. К удивлению студента, советник не остался в долгу, он моментально подобрал ноги и, ощерившись совсем по-звериному, зашипел в ответ. Это было так жутко, что кот, вздыбя шерсть, опрометью бросился вон из комнаты. Пораженный до глубины души Малышкин вскочил, опрокинув чашку горячего чая себе на брюки. В следующую секунду Марк Антонович расслабился, вытянул ноги и опять был похож на доброго, старого дядюшку. Но студент уже не мог доверять этому обманчивому спокойствию, он ждал от Нилова чего угодно, вплоть до буйного припадка. Пятясь к дверям, он что-то бормотал в свое оправдание за неожиданный уход, вяло благодарил, нащупывая ручку двери у себя за спиной.