— Ты забрал вещь, которая очень дорога мне, — сказал он мягким, аристократичным тоном. — Верни её.

— Люк! — крикнул Виктор. — Чего ты ждёшь?

Люк посмотрел на врага, чувствуя странную смесь страха и непокорности.

— У меня её нет, — сказал он. — А если бы и была, не отдал бы.

— Значит, так? — ответил человек в капюшоне. — В таком случае…

Он внезапно выбросил руку вперёд.

Что-то ударило Люка в грудь.

Он пошатнулся и взглянул вниз.

Кинжал, точно такой же, как тот, что убил Джона, погрузился ему в грудь по самую рукоять.

На рукояти выгравированы иероглифы, понял он, и какой-то маленькой части его разума даже стало интересно, что же они значат. Он ничего не ощущал, кроме странного холода. Но когда он попытался вдохнуть, воздух словно застрял где-то на полпути.

— Люк! — снова закричал его отец. Голос звучал где-то далеко.

Мир покачнулся, и Люк упал назад. На долю секунды он стал невесом. Затем — сильнейший удар, вспышка белого света, и всё остановилось. Он не чувствовал боли, хоть и понимал, что упал на спину со второго этажа. Потом он услышал отчаянный крик Эвелин.

Следующее ощущение — тёплая жидкость на груди. «Моя кровь», — понял он.

Постепенно его взгляд снова сфокусировался. Он лежал неподвижно, и над ним появились лица. Эвелин и Джонатан Харкер, свирепый взгляд Авроры и мрачное, каменное лицо Разиэля. Последним подошёл отец, на его глазах блестели слёзы.

— О боже, мальчик мой, — проговорил он.

— Надо уходить, доктор, — сказал Джонатан Харкер. — Они скоро придут в себя.

— Помогите мне поднять его, — ответил Виктор.

Тело Люка показалось чужим, когда его несли до кареты и положили внутри. Его ум тоже казался отвязанным, словно по-прежнему парил возле крыши и смотрел сверху на всё происходящее. Его спина сломана, в этом он совершенно уверен, и ноги тоже. «Я умираю», — подумал он.

Отец прижал своё пальто к груди Люка, а Джонатан Харкер крепко сжал в объятиях Эвелин. Она ещё держала в руках бьющееся сердце.

Перед глазами всё поплыло, и Люк внезапно ощутил холод и страх.

— Папа? — позвал он.

— Я здесь, сынок. С тобой всё будет хорошо.

Виктор Франкенштейн совершенно не умел лгать.

А затем стало совсем темно, и он слышал только звуки. Копыта лошадей, грохот колёс и голос отца, раз за разом повторявшего, словно молитву, одну и ту же фразу:

— Это не конец, Люк. Обещаю тебе. Это не конец.

Глава третья

Его сердце взорвалось.

Он вдохнул. Чувство было такое, словно нежную кожу горла царапают острыми гвоздями. Даже скорее не больно, а жёстко.

А потом — свет. Всё залило светом, и он крепко зажмурил глаза.

Люк попытался сесть, но его руки не двигались. И ноги тоже.

Парализован?

Его охватила паника, и он с усилием заставил себя открыть саднящие глаза и сосредоточить взгляд.

Белая комната. Справа от него блестели металлические столы, за ними — ящики с мигающими лампами, прикреплённые к стене. В мозгу материализовались слова: «Экраны… мониторы…»

Что вообще они означают?

Он осторожно двинул головой и увидел своё туловище, бледное и голое. Ремень прочно прикреплял его руку к металлической стойке кровати, на которой он лежал. Такие же ремни удерживали другую руку и обе лодыжки. «Не парализован». Ужас завладел его мышцами. «В ловушке».

— Он жив! — сказал чей-то голос.

Люк повернул голову налево, и сердце подпрыгнуло у него в груди. Две фигуры — одна высокая, одна пониже — стояли у кровати, одетые в маски и синие халаты с капюшонами. Одна из них держала пару металлических лопаток — несомненно, орудие пытки — так, словно готовилась размозжить Люку голову.

«Люди Санахте. Они меня поймали!»

Он попытался откатиться в сторону и услышал треск разрывающегося ремня. Освободив и вторую руку, Люк набросился на более высокого из двоих; от сильного толчка в грудь тот отлетел назад и ударился о тумбочку на колёсах. Во все стороны полетели ножи и другие стальные инструменты, а сам он распростёрся на полу.

Люк освободил ноги и спрыгнул с кровати — так, чтобы она оказалась между ним и оставшимся противником. Он быстро оглядел комнату в поисках выхода, но увидел только мониторы, какие-то коробки с кнопками и нечто похожее на ванну, наполненную жёлтой слизью.

— Останови его, — пробормотала высокая фигура, поднимаясь с пола. Другой враг, выполняя приказ, бросился на него, и Люк отскочил в сторону. Ноги подбросили его на десять футов в воздух, и голова врезалась в лампу на потолке. Во внезапно наступившей темноте он свалился на пол, и на него посыпались осколки стекла. Больно ему не было, но он потряс головой, чтобы прояснить ум. Как у него это получилось? Потолок был на высоте десяти футов! Но задавать вопросы нет времени. Нужно бежать. Он бросился мимо фигур в халатах в сторону двойной двери.

Врезавшись в дверь плечом, Люк оказался в холодном, отделанном камнями зале, освещённом лампами на стенах. По краям стояли саркофаги, некоторые из них прятались под каменными арками. Надписи на табличках, вделанных в стены. «Склеп!» Но ещё на стенах были экраны, которые показывали движущиеся картинки. Люди, здания, безлошадные экипажи, и всё очень маленькое. «Я ничего не понимаю». Мгновение назад он лежал в экипаже, а теперь оказался здесь. Он вообще ещё в Лондоне? Где Виктор и Бессмертные? «Нужно вернуться к ним — отец же умрёт от беспокойства».

Враги в синих халатах показались в дверях позади него, и Люк бросился вперёд. Ноги несли его с невероятной скоростью к металлической лестнице, вделанной прямо в каменную стену склепа. В два прыжка он добрался до верхней ступеньки и остановился перед дверью с тяжёлым засовом. Его пальцы тряслись, когда он отодвигал этот засов. Он толкнул дверь и бросился вперёд, затем резко затормозил и упал на спину. Во рту у него пересохло.

Над ним возвышалось гигантское насекомое, присевшее посреди огромного зала. Его чёрный панцирь поблёскивал, но оно не двигалось. Четыре узких, похожих на клинки крыла оставались неподвижны. «Это не живое существо», — понял Люк. Его поверхность блестела, как полированный металл.

«Вертолёт».

Мозг Люка снова опередил сознание, подсунув незнакомое слово. «Что, во имя бога, здесь происходит?» Казалось, словно его мозг и тело были чужими, а он находился в них словно пассажир.

Он с ужасом и восторгом рассматривал это хитроумное устройство, и что-то пошевелилось в памяти. Он видел рисунки похожей машины. Отец однажды показал их ему.

— Люк! — послышался девичий голос.

Он вскочил, оторвал взгляд от вертолёта и перевёл его на фигуру в синем халате, первой добравшуюся до двери. Страх лишил его всяких сил, он не мог даже пошевелиться… но нет, он знает этот голос. И эти глаза тоже — тёмные, почти чёрные.

— Эвелин? — проговорил он.

Она сняла маску, и он увидел её приоткрытый рот — она пыталась отдышаться после погони. Затем она сбросила капюшон. Её волосы были длиннее и собраны в хвост. Как это может быть?

Рядом с ней встал и другой человек в синем халате, тоже сняв маску. Джонатан Харкер.

Люк покачал головой, не веря своим глазам.

— Где я?

Эвелин и её отец переглянулись, словно не зная, что сказать.

— Ты в полётной комнате секретной лаборатории твоего отца, — наконец ответил Харкер. — Примерно в тридцати футах под нефом Саутваркского собора.

Люк кивнул, хотя ответ показался ему совершенно непонятным. «Какая секретная лаборатория? Саутварк?» Это же к югу от Темзы. Дом Франкенштейнов располагался в Челси, на северном берегу.

— Что происходит? — спросил он. — Я помню музей, людей в плащах… а потом я лежал в карете. Я… нож… — Слова давались ему с трудом. — Я умирал.

Отец с дочерью снова странно переглянулись. Что они от него скрывают?

— Ты умирал, — медленно сказал Харкер. — И умер.

На лице Эвелин появилась легчайшая тень улыбки.

— Мы воскресили тебя, Люк.

Он изумлённо уставился на неё.

— Что?

— Мы… вернули тебя к жизни, — сказала Эвелин. Улыбка исчезла с её губ.

— Я знаю, что значит «воскресили», — ответил Люк. — Так же, как Джона.

Джон. Он вспомнил тело, распростёртое на полу: ужасная рана на шее и свет, потухший в его глазах. На мгновение он почувствовал слабость, но потом слова Эвелин наконец-то по-настоящему дошли до него. Он воскрес из мёртвых.

— Я хочу поговорить с отцом.

Эвелин опустила голову, но Харкер посмотрел прямо в глаза Люку.

— Прошло очень много времени, — тихо сказал он.

— Сколько? — нахмурился Люк.

— Больше ста пятидесяти лет.

— Очень смешно, — сказал Люк, изобразив подобие смешка.

На лице Харкера не дрогнул ни один мускул; он по-прежнему не сводил с Люка взгляда тёмных глаз.

Люк отступил на шаг. У него скрутило живот, и он задрожал всем телом.

— То есть вы хотите сказать, что отец… он…

Он не хотел произносить это слово, но Харкер с сочувствием посмотрел на него и кивнул.

— Он был смертен, Люк.

Люк сделал глубокий вдох. Был.

Известие окатило его, как волна. Виктор Франкенштейн мёртв. Вот так вот — его отца больше нет, и он даже не смог с ним попрощаться. В уголках глаз Люка появились слёзы, а в голове беспорядочно сменяли друг друга воспоминания о Викторе. Он едва слышал голос Харкера.