Заткнув кувшин кукурузным початком, Лутц сунул «вино» в мешок и, выскочив во двор, побежал к забору.

— Пожалте ваш заказ, господа! Всего за пять крейцеров!

— Ты бы еще талер потребовал! — ответил ему Клаус. — Вот два крейцера, бери, или мы в «Черепаху» пойдем.

— Давайте, — покорно согласился Лутц. Он и так не оставался внакладе.

— Лихо ты его одернул! — сказал Ригард, когда они отошли за угол, где стояли Эдгар и Дирк.

— Ну и чего он дал, есть хоть можно? — спросил Эдгар.

Ригард сунулся в мешок, потом посмотрел на приятелей и кивнул:

— Огурцы воняют, а так ничего, мясо вроде какое-то и кувшин большой.

— Пошли на затон, — предложил Клаус.

— Зачем на затон, там постоянно кто-то шляется, — возразил Дирк. — Давай в Королевскую рощу. Немного подальше, зато все условия и тишина.

С ним все согласились, и предложение было принято.

7

В сопровождении полусотни телохранителей и десятка загонщиков его сиятельство граф Виндорф, лорд Ортзейский и земли Ганускай, въехал через поднятые ворота во двор замка Виндорф. Кинувшийся навстречу конюшенный подхватил повод, а его помощник придержал лорду стремя, пока тот спешивался.

Его сиятельство вернулся с первой, после окончания войны, охоты, и, хотя время было неподходящее и загнать ничего не удалось, выездом он остался доволен.

Вот только полусотня охраны мешала ему полностью отдаться любимому занятию, но что поделаешь — войны не прекращаются мгновенно, в лесах могли скрываться отряды наемников лорда Брейгеля, от которого графу Виндорфу удалось откупиться.

Услугами наемников лорды пользовались крайне неохотно, поскольку их верность временным хозяевам была сомнительна, а по окончании войны они частенько продолжали войну собственную и не спешили уходить с чужих территорий, грабя и разоряя деревни.

Появились такие проблемы и у графа Виндорфа, который нанимал к своему десятитысячному войску полторы тысячи легкой кавалерии полковника Лефлера.

К установленному жалованью граф обещал Лефлеру всю добычу замка Брейгель, но, когда дела пошли скверно, стало не до дележки чужого замка. Поняв, что войско лорда Брейгеля лучше подготовлено и более многочисленно, граф Виндорф предложил противнику заключить мир за выкуп, чем вызвал недовольство своих наемников.

Выданное жалованье они давно истратили и надеялись только на трофеи, но тут лорды вдруг замирились, так что наемным солдатам ничего не оставалось, как искать пропитание в другом месте.

Теперь бывшие наемники графа Виндорфа стояли тремя лагерями вдоль реки Усы, якобы для того, чтобы починить амуницию, однако граф им не верил и на всякий случай напротив каждого лагеря держал по тысяче кавалеристов.

Поднявшись в покои, граф сбросил перчатки и с помощью слуги снял охотничий костюм. Затем оделся в домашнее платье и прошел в кабинет, где его ждали личный секретарь и командовавший гарнизоном замка капитан-полковник.

На красном ковре возле холодного камина разлеглась собака, секретарь и капитан-полковник Форнлет стояли у рабочего стола, а на стене все еще висела карта земель, на которой граф планировал военные действия.

Уже за две недели он намеревался справиться с несносным соседом, но не тут-то было — тот оказался крепче. В результате Виндорф лишился тридцати пяти тысяч золотых талеров, теперь предстояло приложить немало усилий, чтобы за два-три года вернуть эти затраты.

Но как вернуть? Брать с крестьян больше нельзя, ободранный до липки мужик платит куда хуже, чем сытый.

Оставалось развитие ремесел и торговли, но ткачи, кузнецы, краснодеревщики и каменщики в городе и пригородах уже вовсю работали. Граф намеренно не давил их налогами, чтобы в его земли стекалось как можно больше ремесленного народа.

Можно было, правда, развить шире торговое дело, тут у лорда Ортзейского и земли Ганускай имелся резерв. Через его земли проходила неширокая, но глубокая река Варбица. Она была судоходна, а два года назад, в зимнее полноводье, смыла песчаную отмель, которая отделяла ее от Большого канала на юго-западе, а канал этот тянулся на триста миль почти до самой королевской столицы — Буржона.

Это событие разом изменило положение земель графа Виндорфа, поскольку теперь его прежде бесполезное владение маленькой гористой землей Ганускай обращалось явной выгодой, ведь по ней, как по дороге, к нему могли двигаться богатые караваны из Габинчи, свободной территории, находившейся в долинах горного края.

В Габинчи властвовали маги-рудознатцы, воевать с которыми теперь не решались ни лорды, ни даже сам король. После нескольких странных войн, которые закончились ни победой и ни поражением, владыки Буржона решили жить с Габинчи как соседи и выгодно торговать. Те поставляли тончайшие яркие ткани, которые, по слухам, им ткали хитрые машины, приводимые в движение силой воды, а также оружие удивительной прочности.

За габинчийские клинки платили полновесными талерами, а их стеклянная посуда поставлялась в замки богатых лордов и самого короля.

Прежде, до смыва песчаной отмели, габинчийцы редко появлялись на Варбице, предпочитая путешествовать посуху через границы трех лордов, однако немалые пошлины, которые те брали за проезд, значительно повышали стоимость товара и сильно уменьшали прибыль. Теперь же, миновав горные перевалы, габинчийцы могли двигаться по территории всего одного лорда — графа Виндорфа, затем грузиться на суда, которые он был готов сдавать им в аренду, и плыть по реке и Большому каналу до самого Буржона.

Одним словом, перед Виндорфом открывались хорошие перспективы, самый первый, пробный караван к городу Денверу, для налаживания связей с городским самоуправлением, габинчийские купцы уже отправили. По сообщениям графских солдат, что сопровождали купцов, караван должен был прибыть в город уже сегодня — вскоре после обеда.

— Где они остановились, капитан-полковник? — спросил граф, садясь в кресло и кладя ноги на обшитую синим бархатом скамеечку.

— В двенадцати милях, ваша светлость, недалеко от деревни Пексакола.

— Пексакола… — повторил граф. — Сколько возле них наших людей?

— Двенадцать человек, ваша светлость. Остальные здесь.

— Я знаю, видел, в каком они состоянии. Возьмите мою роту охраны и скачите в эту Пексаколу. Я не могу позволить, чтобы с ними что-то случилось. Пока волки этого Лефлера остаются на нашей земле, мы возле каждого приличного человека должны поставить по солдату. Понятно?

— Так точно, ваше сиятельство, понятно. Но согласно договору мы караулим ихних лошадей, и больше пяти лошадок за раз они брать не имеют права. Только если совсем съехать соберутся.

— Все равно, капитан-полковник, не верю я им, так что отправляйтесь прямо сейчас. Если торговое посольство обидят, мне потом очень трудно будет заставить габинчийцев ехать по моим землям.

— Слушаюсь, ваше сиятельство! Разрешите отправляться немедленно?

— Отправляйтесь, капитан-полковник.

Форнлет коротко кивнул и, развернувшись, вышел из кабинета. Было слышно, как в коридоре звенят его шпоры.

— Ну а что у тебя, Картоз? — спросил граф секретаря.

— Королевские удержания, ваша светлость. Мы должны заплатить две с половиной тысячи золотых талеров…

— А сколько в казне?

— Семь тысяч двести тридцать четыре золотых талера и три тысячи двести тридцать девять серебряных, — отрапортовал секретарь, вскидывая голову, отчего вздрагивали его длинные локоны.

Картоз был гантаринцем, а в тех краях было принято носить такие прически.

«И зачем это? Ему же каждый день мыться нужно…» — подумал граф и вздохнул.

— Когда выдается жалованье солдатам?

— Через неделю, ваша светлость.

— Сколько мы должны отдать?

— Девятьсот двадцать талеров золотом.

— А на сколько лорд Брейгель у нас имущества пожег?

— Четыре деревни, восемнадцать хуторов, а еще порушил четыре мельницы и угнал стадо гроверских коров. Приблизительно на пять тысяч четыреста золотых талеров.

— М-да, невеселая арифметика получается, Картоз. Что ты об этом думаешь?

— Думаю, ваше сиятельство, что деньги вам еще пригодятся, может, следует избавиться от ценных вещей, которые вам без надобности…

— Фамильное не продам! — сразу предупредил граф, но без особой уверенности.

— Я не о фамильном, ваше сиятельство. Помните, пять лет назад герцог Мажино был у вас проездом и заинтересовался пятью золотыми кирасами?

— Герцог Мажино, конечно, имеет при дворе известное влияние, но он выпивоха и потаскун. Все его имущество по три раза у ростовщиков заложено. Не купит он эти кирасы.

На сухом лице Картоза появилась самодовольная улыбка. Он был осведомлен гораздо лучше своего хозяина.

— Пока вы воевали, ваше сиятельство, герцог Мажино выдал свою дочь за бенецианского ростовщика Бартелли, а сам устроил свадьбу с дочерью банкира Анхима Лифшица. Так что теперь он ничего никому не должен, а также располагает немалыми средствами — купил в Буржоне два больших дома и обновил лошадей.

— Ты думаешь, он вернется к этой своей затее с галереей искусств?

— Ну, раз лошадей поменял, то и до искусств рукой подать. По-другому, ваше сиятельство, и быть не может. Продайте ему эти золоченые доспехи и на вырученное расплатитесь с королевской казной, а солдатам заплатите из собственной.

— М-да, ты прав. Но давай прервемся хотя бы до вечера, а то меня от этих финансовых дел уже подташнивать начинает.

— Слушаюсь, ваше сиятельство, — ответил Картоз, кланяясь, и попятился к двери.

— Скажи там слугам, чтобы принесли дров в камин, а то тут сыро…

— Обязательно скажу, ваше сиятельство, только у меня еще один вопрос…

— Ну?

— Графиня Регина, ваше сиятельство, прислала письмо в ответ на ваше послание о прекращении войны. Я прочитал его, как вы мне и приказывали…

— Ну и что она пишет? — без энтузиазма поинтересовался граф.

— Она интересуется, когда ей с детьми можно будет вернуться.

— Зачем она спешит? Ну зачем она спешит? — Граф с досадой хлопнул себя по коленям и выпрямился в кресле. — В Гранбилле сейчас тепло, и морской воздух полезен детям, а здесь… Здесь возможны еще какие нибудь вылазки. Я прав?

— Совершенно правы, ваше сиятельство, — с поклоном подтвердил секретарь.

— Вот так и отпиши, пусть побудет у папеньки еще пару недель, пока ситуация успокоится. Старый граф наверняка рад пообщаться с внуками.

— Ее сиятельство пишет, что они, напротив, часто с ним ссорятся.

— Ну… — граф сделал нетерпеливый жест. — Напиши что-нибудь убедительное, ты же смышленый, Картоз! Фу, меня опять тошнит…

8

Когда полковник Лефлер с двумя сопровождавшими его наемниками вошел в «Пьяную елку», стол, который заняла передовая группа, уже ломился от закусок и выпивки. Хозяин, с подбитым глазом, носился с развевающимся на руке полотенцем, принося закуски и утаскивая пустую посуду.

— Его благородию ур-ра! — закричал сержант Короб, вскакивая со стула при виде командира. Его примеру последовали остальные. С криками «ура» они освободили Лефлеру место во главе стола.

Тот сел, бросил на ближайший стол шляпу, затем отломил крылышко курицы и с минуту молча жевал его, погруженный в собственные мысли.

— Может быть, вина, ваше благородие? — предложил сержант и, не дожидаясь ответа, крикнул: — Вина его благородию!

— Нет! — ответил полковник и вытер губы краешком скатерти. — Больше никакой выпивки, ни мне, ни вам.

— А что случилось?

Сержант Короб и его товарищи склонились перед полковником, боясь пропустить хоть слово.

— Сегодня купцы поедут в город…

— Так вроде завтра собирались, — напомнил сержант.

— Вроде. Но теперь поедут сегодня.

— А как же… — Сержант беспомощно огляделся, потрясая рукой с растопыренными пальцами. — Как же мы без лошадей, ведь с ворами-то не договорились?

— Тихо, — обрезал полковник и, схватив сержанта за трясущуюся руку, оглянулся на дверь кухни. — Не нужно шума. Я сам договорился, и не с ворами, а с коннозаводчиками. Нам дали трех лошадей, и дадут еще двадцать семь, в залог я оставлю свое золото. Так что придется потом и золотишко вернуть, и лошадей себе оставить. Нам и нестроевые сгодятся. Понимаешь меня, Короб?

— Как не понять, ваше благородие? Небось ученый.

— Тогда быстро доканчивайте жратву, а выпивку забирайте с собой — и вперед, к дороге. Феттель и Глаубиц уже в засаде сидят.

Все разом накинулись на закуску, разрывая кур, рассекая кинжалами круги сыра и караваи хлеба, а полковник поднялся и, надев шляпу, пошел к кухне.

Его беспокоило, не подслушал ли чего хозяин харчевни.

— Привет, — сказал Лефлер, появляясь перед стряпухой, которая вытягивала из печи поднос с кусками жареной баранины.

— Уже, ваше превосходительство! Уже несем! — закричала она испуганно, с грохотом ставя поднос на плиту. — Не извольте беспокоиться!

— А хозяин где?

— Во дворе хозяин, за дровами вышел и курочек принести. Курочки у нас закончились, а вашей милости…

— Ладно, не нужно ничего, мы уходим, — сказал полковник, сдвигая кинжал на сторону. Выходит, кабатчик ничего не слышал, так что пусть живет.

Через минуту семеро всадников унеслись по улице, распугивая прохожих и поднимая пыль.

9

Дирк оказался прав: в Королевской роще оказалось куда лучше, чем в третьесортной городской таверне. Вокруг пели птицы, на опушках цвели травы, а над ними вились пчелы и порхали бабочки. Даже то, что приятелям пришлось отмахать полторы мили, не смогло испортить праздничность окружающей обстановки.

— Вот здесь, под кусточком, мы и расположимся, — предложил Клаус, и компания стала устраиваться, пригибая траву и разгоняя муравьев.

— Ох! А мне-то на земле сидеть трудно будет! — пожаловался Ригард.

— Корягу возьми, вон там валяется, — посоветовал Эдгар, доставая из мешка подарки трактирщика.

— А что это там? — удивленно спросил Дирк, поворачиваясь в ту сторону, откуда донеслись топот и звон упряжи.

— Дорога рядом, — пояснил Клаус, вынимая початок из кувшинного горлышка.

Он понюхал содержимое и кивнул:

— Неплохо пахнет, вот только чашек у нас нет…

— Из кувшина похлебаем, не маленькие, — сказал Дирк и стал разрывать хлеб руками.

— Стой! Стой, тебе говорят! — одернул его Эдгар. — Чего свинячишь, когда у меня ножик имеется?

— Ну, — Дирк пожал плечами. — Я же не знал. Режь ножиком.

Клаус сорвал несколько лопухов и разложил их вместо тарелок, а Эдгар начал резать хлеб и соленые огурцы, раскладывая их на лопухи и добавляя к ним жареное мясо.

— Ишь ты, не пожадничал трактирщик, — заметил Дирк.

Из леса вышел Ригард, волоча упавшее дерево. Дирк рассмеялся.

— Я на другое бревно показывал, Румяный!

— Неважно, мне и это сойдет, — ответил тот, бросая на траву свою «скамейку», с которой посыпались труха и прятавшиеся под корой жуки.

Хоть и с трудом, Ригарду удалось все же усесться на бревно так, чтобы не беспокоить распухшую после недавнего укуса ягодицу.

— А ты-то как, Клаус? — поинтересовался Эдгар, тщательно вытирая о лопух свой нож.

— Левая рука едва двигается, и шея немного распухла, но ходить это не мешает.

— Дорого достались вам эти крейцеры, — заметил Дирк, подцепляя кусок огурца.

— Куда? Куда понес? — одернул его Эдгар. — Не жри перед выпивкой, а то хмель не проймет!

Он подал кувшин Ригарду, как самому пострадавшему.

— Начнем с тебя, Румяный. Приступай.

Ригард принял кувшин и, собравшись с духом, сделал три больших глотка, а затем передал кувшин Клаусу.

— Ну как червивка? — спросил его Эдгар.

— Ничего, сладкая даже, — сказал тот и потянулся за хлебом.

— Эй, слышите? Опять стук да топот! — заметил Дирк. — Эдак они нам покоя не дадут!

Клаус сделал свои три глотка и передал ему кувшин.

— Выпей лучше. Червивка забористая, горлом чувствую. Через два круга тебе будет все равно, кто там по дороге ездит.

— Да я разве против? Пусть ездят, — сказал Дирк. — Ну, Эдгар, выпью, чтобы Хелена со мной на сеновал пошла…

— Как же, разбежалась она! — зло возразил ему товарищ.

— А что за Хелена, батраки? — спросил уже опьяневший Ригард.

— Сейчас выпью и расскажу, — пообещал Дирк и запрокинул кувшин.

— Соседка нашего хозяина, — сказал Эдгар и сломал попавшуюся под руки толстую палку. — Дочь Айнера-Свистуна. Только Дирка она знать не знает, это я с ней знаком близко…

— Как… же… близко! — возмутился Дирк, передавая Эдгару кувшин. — Выпей лучше и не мели, как старый жернов!

— Так что это за Хелена, дочь Айнера? Ну-ка расскажите! — потребовал Ригард. Он был непривычным к выпивке, и его быстро развезло.

Неожиданно из леса выскочил всадник на пегой лошади. Не замечая компании, он промчался мимо и исчез в лесу на другой стороне опушки.

— Вот так праздник, туда его… — пробурчал Клаус, пережевывая мясо.

— Как будто из этих, из солдат, — сказал Дирк и, получив назад кувшин, отпил и передал Клаусу.

Тот тоже сделал три глотка и, передавая кувшин Ригарду, крикнул:

— Держи крепче, пьянчуга!

Все засмеялись, но тут же замолчали, прислушиваясь к постукиванию железных ободьев. По невидимой дороге за кустами двигался обоз.

10

Полковник Лефлер был зол, вспоминая унижения, которым подвергся, добывая лошадей. Он выдержал игру в переглядки с коннозаводчиком, который сверлил наемника взглядом, желая проникнуть в его замыслы, однако Лефлеру удалось-таки внушить ему, что он надежный плательщик, тем более что за тридцать нестроевых лошадок он отдал в залог пятьдесят золотых талеров и свой трехкаменный перстень, который был его талисманом на удачу в бою.

Снимать его Лефлер не хотел, но коннозаводчик сказал «дай», и пришлось расстаться с ним, пусть и ненадолго.

Что ж, за такое унижение полковник был готов расплатиться сполна.

— Кто поехал вперед? — спросил он Густава, рослого наемника, плохого стрелка, но хорошего фехтовальщика и игрока в кости.

— Арно и Куклицкий, ваше благородие. Эти не подведут.

— Да, — кивнул полковник. Лошадь под ним заволновалась, но он быстро успокоил ее, ударив стеком. Насколько все было бы проще, имей они возможность взять собственных лошадей, однако хитрый лорд спеленал их лошадей охраной, понимая, что пешими наемники много не награбят.

А грабить следовало быстро, ведь терпение лорда быстро истощалось. Еще несколько дней — и жди предупреждения, а потом и войны. Да, солдаты лорда еще не оправились после недавней кампании, но наемники Лефлера выглядели еще хуже.

Подъехал сержант Короб. Его ремень был связан веревкой, сапоги требовали ремонта, а застежка на шлеме отвалилась. И в таком состоянии находилось все войско полковника.

Ему, конечно, надо было сдерживать своих людей, чтобы экономили полученное жалованье, но тогда все надеялись на победу и богатые трофеи из замка лорда Брейгеля, ведь поначалу дела шли хорошо и малые победы сплетались в удачную военную кампанию.

— Ваше благородие, двадцать всадников построены там, за акацией, — сказал сержант, махнув рукой в сторону зарослей. — Выйдем сразу в голову и в хвост, охраны с ними всего двенадцать человек, перебьем из арбалетов, не затевая сечи…

— Главное — не оставлять свидетелей.

— Все сделаем как надо, ваше благородие. Не в первый раз.

— А потом сразу на дорогу, ваше благородие? — поспешил со своим вопросом Густав.