Полковник сделал вид, что не расслышал, но за него ответил сержант Короб:
— На какую дорогу, дурак? Лорд сразу поймет, что это наших ножей дело. Пересидим несколько дней, а потом двинем, по-бедняцки, на воде с сухарями, чтобы соглядатаи лордовы ничего не пронюхали.
Полковник улыбнулся, сержант Короб все разъяснил верно.
— Пахотные лошадки-то, — спустя какое-то время сказал Густав, поглаживая гриву низкорослой кобылы. — Такие по полдня плуг таскать могут и не устанут.
— Ты-то откуда знаешь? — усмехнулся сержант, недовольный посторонними разговорами перед важным делом. — Ты же с нами лет семь уже таскаешься?
— Я с девяти лет за плугом ходил, отцу помогал, — со вздохом произнес Густав. — А как в шестнадцать лет из дому сбежал, так и прибился, поначалу к ворам дорожным, а потом уже к вам.
Сержант покачал головой. Такие разговоры ему не нравились.
Послышался топот лошадей, среди них Лефлер сразу узнал легкую поступь строевых аргинцев — у пятерых из отряда были свои лошади.
Вскоре показался Арно, потное лицо его раскраснелось, но довольная улыбка говорила о том, что он принес хорошие вести.
— Идут, ваше благородие! Двадцать возов, двенадцать человек легкой кавалерии в охране. Возчиков четверо — возы цугом тащат. Купцов тоже четверо — одежки богатые, да и возы прямо пучатся от товара! Если весь товар взять да пока в яму бросить…
— Никакого добра не брать! — оборвал его полковник, и перепуганная лошадка под ним снова затанцевала. — Если с тряпками свяжемся, пропадем, кирасиры Виндорфа нас в капусту изрубят! Брать только золото, товар даже не вспарывать! Налетели, взяли золото и исчезли. Все поняли?
— Поняли, — кивнул Арно. Теперь он выглядел серьезным.
— Короб, иди в строй и скажи, чтобы никакой самодеятельности.
— Слушаюсь, ваше благородие! — ответил сержант и, развернув лошадь, отправился в заросли акации, где ждали в засаде двадцать наемников-кавалеристов.
Вскоре появился и второй разведчик — Куклицкий.
— Где они? — спросил полковник.
— Совсем рядом, ваше благородие! За поворотом!
— Не ори… Всё, заряжаем арбалеты.
Какое-то время был слышен только звон упряжи да лязг арбалетных замков. Налетевший ветер раскачал верхушки деревьев, затем снова стало тихо, и в этой тишине послышался стук железных ободьев на неровной дороге.
Прошло еще несколько минут томительного ожидания, пока полковник не дал отмашку. Наемники выскочили из засады и стали в упор расстреливать охранников, а те, не ожидая нападения всего в нескольких милях от города, падали с лошадей, даже не успев достать оружие.
Когда с охраной было покончено, наемники стали носиться вдоль обоза, избивая возчиков и купцов и требуя, чтобы те немедленно отдали казну.
В конце концов один избитый в кровь купец не выдержал и отдал тугой кошель с парой сотен тяжелых полновесных монет.
Тотчас после этого участь пленников была решена, и они попадали на пыльную дорогу, истекая кровью.
— Уходим! — скомандовал Лефлер, и весь отряд понесся к узкой просеке, чтобы исчезнуть до появления солдат лорда или случайных свидетелей.
Уже сворачивая на просеку, Лефлер напоследок оглянулся и увидел какого-то мальчишку, выглядывавшего из кустов по ту сторону дороги. Полковник выругался, вскинул арбалет и выстрелил, но проверять — попал или нет — было некогда, и он помчался за остальными.
11
Арбалетный болт прошил листву и с треском вошел в тонкое деревце, расщепив его надвое.
— Ух ты! — воскликнул Эдгар и от неожиданности сел на землю.
— Бежать надо! — воскликнул Ригард, которого разом покинул весь хмель. Он упал в траву, опасаясь, что в них снова будут стрелять, однако наемники были уже далеко, и Клаус смело вышел на дорогу.
— Эй, ты куда? — спросил его Дирк.
— Давай посмотрим, чего осталось…
— А чего там смотреть — люди там убитые. Давай двигать отсюда, а то понаедут солдаты лорда, тогда доказывай, что не виноват!
— И то верно, уходить надо, — поддержал напарника Эдгар, поглядывая на увязший в дереве болт.
Ригард же, напротив, неожиданно осмелел, поднялся из травы и, отряхнув с колен цветочную пыльцу, вышел следом за Клаусом, когда тот уже крался к разоренному обозу.
Пересиливая страх, он нагнал товарища, и тогда они пошли быстрее — вдвоем было не так страшно.
Картина разорения выглядела ужасно. Осиротевшие лошади кавалеристов стояли возле убитых хозяев, нагибая шеи и позвякивая удилами. Извозные же лошади лишь подергивали ушами и отмахивались хвостами от надоедливых мух. Казалось, им было все равно, кто погонит их дальше.
— Вон там купец лежит… — свистящим шепотом произнес Клаус, указывая на тело в богатых одеждах, из-под которых к тележному колесу натекала кровь.
— А чего брать-то будем? — деловито спросил Ригард, поеживаясь от вида мертвых тел.
— Уж конечно, не тряпки, с ними мороки много, да и попасться можно. Золото будем брать! Золото и серебряные деньги!
Трясущимися руками они перевернули тело купца и стали его обыскивать, но ничего не нашли.
— До нас успели… — обронил Клаус. Они перебежали к следующему купцу, и тут их ждала удача. У этой жертвы, помимо срезанного грабителями, был и другой кошелек, который те не заметили.
Клаус торопливо сорвал его, и они с Ригардом бросились в кусты, поскольку со стороны города послышался топот скачущих лошадей.
Едва Клаус с Ригардом выскочили на опушку, к месту побоища прибыл большой отряд кавалеристов графа Виндорфа. Для четверки приятелей это послужило сигналом к бегству, и они понеслись через лес — к реке, чтобы не попасться под руку разгоряченным солдатам.
Пока с дороги доносились негодующие крики, это прибавляло беглецам сил, но, пробежав в таком темпе с милю и вконец обессилев, они попадали в траву у берега реки.
Минут пять никто не мог говорить, все лишь хрипло дышали и откашливались.
— Больше… я ни на какие гулянки с вами… ходить не буду… — сказал Эдгар и сплюнул.
— Да уж… — согласился с ним Дирк и вытер рукавом раскрасневшееся лицо. — Надо было сразу домой идти… как из «Елки» погнали… Во, смотрите чего! Мне ее маманя второго дня с базара принесла!
И он продемонстрировал дыру на рукаве новой рубахи.
— Не нойте, батраки! — с долей превосходства произнес Клаус и стал развязывать добытый кошелек, в котором позвякивали монетки и чувствовалась приятная тяжесть золота.
Когда шнурок был развязан, на ладонь Клауса скользнули двенадцать золотых незнакомой чеканки.
— Ух ты! — воскликнул Ригард, пододвигаясь ближе. — Маленькие какие! Наверно, по полталера!
— Откуда ты знаешь? Ты что, золотой талер видел? — усмехнулся Клаус.
— Нет. Но видно же, что они небольшие.
— Ну и пусть небольшие, пусть по полталера. Значит, на каждого по полтора золотых талера приходится… Держи, Дирк, вот тебе на новую рубаху, еще и на лошадь останется.
— Нет-нет, не надо! — замахал руками Дирк. — Я это не возьму.
— Почему? — удивился Клаус.
— Потому, что деньги эти ворованы у убитого человека.
— Дурак, что ли? Мы, что ли, этот обоз пограбили? Мы лишь подобрали то, что осталось, а это золото все равно бы пропало!
— Тогда — на троих, — подсказал Ригард.
— Значит, на троих, — согласился Клаус и, добавив еще одну монетку, протянул их Эдгару: — Бери.
Но тот яростно замотал головой и спрятал руки за спину, как будто ему предлагали выпить яду.
— Ах так?! — разозлился до слез Клаус. — Ну, тогда мы с Румяным все делим на двоих! Ты как, не откажешься?
— Нет, я не откажусь, — сказал Ригард и, получив свои шесть монеток, стал с интересом их разглядывать. — Чеканка-то не королевская, — заметил он.
— Значит, лорда нашего, — буркнул Клаус, ссыпая свое золото в карман. Затем размахнулся и зашвырнул пустой кошелек в воду.
— А вот и не лорда. По-нашему написано… «чин-та-ро»… Так, кажется. А остальное какими-то крючками…
— Чинтаро — это столица Габинчи, — сказал Дирк.
— Ты-то откуда знаешь? — удивился Клаус.
— Тесть нашего хозяина, еще когда мальчишкой был, несколько лет у тамошнего пекаря прислуживал, а когда подрос до тринадцати лет, его и вытурили.
— Проворовался? — уточнил Ригард, продолжая перебирать монеты.
— Нет, у них там так положено — взрослых чужаков не держать.
— А как же он туда попал?
— Об этом мне неизвестно.
Они еще помолчали, все четверо испытывая неловкость. Наконец Клаус поднялся:
— Ну ладно, давайте расходиться, а то мне еще дома воду и дрова таскать.
И они разошлись, не подозревая, что их ожидает.
12
Получив известие о нападении на обоз, граф Виндорф лично примчался к месту трагедии и, соскочив с коня, в сопровождении капитана-полковника Форнлета стал осматривать брошенные возы и тела погибших, оставленные до приезда графа в том же положении, в каком их бросили грабители.
Граф шел от воза к возу, от тела к телу, и его лицо становилось все мрачнее. Еще недавно, во время войны с соседом, он видел много убитых и раненых, но то была война, а на этот караван он возлагал большие надежды.
— Значит, так, тела увезти и схоронить, а товары свезти в замок.
— Слушаюсь, ваше сиятельство! — козырнул капитан-полковник.
— Лефлера проверили?
— Все его лошади на месте, ваше сиятельство, кроме тех пяти, что им выдавать положено.
— Но здесь-то было куда больше пяти, правильно?
— Так точно, ваше сиятельство. Выходит, это не они.
Граф нагнулся и выдернул из тела убитого кавалериста арбалетный болт.
Болт был плохой, с заточенным, а не закаленным жалом. Пробив легкий панцирь, он заметно согнулся.
— Не наша работа и не соседская, — заметил капитан-полковник.
— А чья?
— Такую дрянь, ваше сиятельство, любой деревенский кузнец за малую цену сделает.
Граф вздохнул и бросил болт на дорогу.
— Обочины, кусты, лес проверили?
— Проверяем, ваше сиятельство, а еще…
Договорить капитан не успел: на дорогу выскочил сержант и, подбежав к графу, вскинул руку для приветствия.
— Докладывай командиру! — сухо сказал тот.
Сержант повернулся к капитан-полковнику:
— Ваше благородие, найдено место пьянства злоумышленников! А также беспокойство травы и ветки поломаны!
— А чем беспокойство? — спросил граф.
— Лошадьми, ваше сиятельство!
— Пойдем посмотрим, — сказал граф, но прежде им пришлось посторониться, пропуская по обочине полдюжины крестьянских телег с грузом дров и воловьих кож, увязанных в высокие стопки.
Погонявшие лошадок мужики в ужасе пучили глаза на переносивших тела солдат и оставшиеся на дороге кровавые потеки. Перепуганные, они не заметили графа и, едва миновав страшное место, принялись нахлестывать лошадей, чтобы скорее уехать подальше.
«К вечеру об этом узнает весь город», — подумал Виндорф и вздохнул.
Следуя за сержантом, они с капитан-полковником пришли на то место, где прятались разбойники, перед тем как напасть на обоз. Повсюду была примята трава, попадались лошадиный навоз и сломанные ветки акации. А еще, в сотне шагов от дороги, на опушке леса, обнаружились следы чьей-то трапезы с вином.
Пустой кувшин, объедки, мешок из лыка.
Граф покачал головой. Вряд ли тут ели и пили разбойники, скорее это были посторонние люди.
— Едем в замок, — сказал он и быстро пошел к дороге.
Мысли у него в голове путались, хотелось посоветоваться со своим секретарем.
13
Предвидя, в каком настроении вернется его господин, Картоз ожидал его, прохаживаясь вдоль закрытых ворот и поглядывая на гвардейца, стоявшего на сторожевой башне. По его реакции можно было понять, едет ли кто по дороге к замку.
Время обеда было еще далеко, но Картоз чувствовал голод. Он уже подумывал о том, чтобы сходить на кухню и перекусить, как вдруг часовой на башне встрепенулся и закричал:
— Его сиятельство едут!
— А точно его сиятельство-то?! — переспросили снизу часовые у ворот.
— Точно!
Лишь после этого в воротной башне застрекотал подъемный механизм и удерживаемые цепями ворота стали ложиться мостом через глубокий крепостной ров.
Увидев скакавшего к воротам графа, секретарь направился к крыльцу, чтобы там, как и положено, встретить своего господина.
Вскоре вся кавалькада влетела во двор, Виндорф бросил поводья конюху и, соскочив на мостовую, стал быстро подниматься по ступеням.
— Иди за мной, — бросил он секретарю, и тот последовал за графом.
Они шли молча, преодолев таким образом два лестничных пролета. Войдя в кабинет, граф тяжело опустился в кресло, глядя перед собой и, казалось, не замечая Картоза.
Наконец, спустя минуту или две, его сиятельство очнулся от дум, снял перчатки, шляпу и бросил их на стол.
— Садись, — коротко сказал он. Секретарь опустился на краешек стула. — Случилось самое неприятное, чего я и опасался. Обоз остановили в Королевской роще, а охрану, торговое посольство и возниц перебили. Товар, правда, не тронули, но забрали всю казну.
— И много было злодеев?
— Не меньше двух десятков на лошадях. Форнлет уверяет, что лошадей никому не давали, и я ему верю, хотя, конечно, проверить нужно.
— А ходят они свободно, ваше сиятельство? Я имею в виду людей Лефлера.
— Да, в этом им никто не мешает. Думаешь, добыли лошадей в другом месте?
— В любом случае это тоже нужно проверить, ваше сиятельство. Ну и, конечно, строго приказать всем торговцам в городе и на дорогах, чтобы немедля сообщили лордскому шерифу, если кто предъявит монеты габинчийской чеканки.
— Ты прав! — воскликнул граф и хлопнул ладонью по столу. — Ты прав, Картоз, они ведь не удержатся, чтобы не покутить — грабители по-другому не умеют! Немедленно напиши приказ, и пусть его сейчас же везут по всем дорогам и в город!
— И вы, ваше сиятельство, должны гарантировать обмен габинчийских денег на равновесные ваши или королевские.
— Зачем это?
— Чтобы торговцы не прятали габинчийское золото, ваше сиятельство. Если они решат, что габинчийское золото шерифы у них отнимут, могут и не принести. Собьют молотком чеканку и продадут металл ювелирам.
— Это ты прав. Это ты очень прав, — согласился граф. — Впиши обещание в приказ, чтобы не боялись. Что еще?
— Нужно отправить в Габинчи собственное посольство, ваше сиятельство. С извинениями и описанием обстоятельств трагедии. С перечислением наших потерь, чтобы понимали, что мы тоже старались.
— Согласен. — Граф вздохнул. — Только не пустят они наше посольство к себе в долину.
— Скорее всего, не пустят. Но нам, ваше сиятельство, главное показать, что мы все понимаем и ждем понимания от них. Возместить их казну не составит труда, вряд ли они везли более сотни-другой золотых талеров. А если их намерения были серьезными, то они, ваше сиятельство, от них не откажутся. А что до грабежа, то их на дороге не в первый раз обижают, торговля — дело рисковое.
— Верно говоришь, Картоз. Вот только мало наших уверений, нужно как-то охрану, что ли, пообещать крепкую, чтобы сотни две кирасир, да с разведкой…
— Полагаю, ваша светлость, что, если удастся повесить хотя бы парочку злодеев и привести этот случай в письменном извинении, в наших обстоятельствах это будет самое наилучшее.
— Правильно, нужно кого-то повесить. А повесим мы тех, кто пустит в оборот габинчийские деньги. Прямо сейчас пиши приказ, я поставлю подпись, и отрядим пятерых курьеров на доклад для населения. Хотя, что там пятерых! Пошлем двадцать человек, чтобы уже сегодня все торговцы знали!
— Но докладывать торговцам нужно тайно, ваше сиятельство, чтобы дело раньше слухов развивалось.
— Непременно тайно, — согласился граф. — И это тоже впиши в мой приказ.
14
Остановившись напротив лавки купца Битнера, Клаус позвенел в кармане монетами и, ухмыльнувшись, двинулся дальше — в сторону центра города, где лавки были побогаче, а товар — подороже. Теперь он мог себе это позволить.
По случаю начала новой, богатой жизни Клаус с утра натаскал воды побольше и часть использовал, чтобы помыться. Сегодня он собирался основательно потратиться на одежду, и ему хотелось, чтобы от него пахло не потом, а только мятным щелоком.
Мимо проходили простые горожане: истопники, зеленщики, трубочисты и горничные, но Клаус чувствовал себя важнее их и даже выше ростом.
Вот лавка купца Циммермана, в ней есть большое стекло, через которое видно разложенные на полке товары. Такое стекло в городе пока в новинку, и многие останавливаются посмотреть. А чтобы не лапали, к стеклу приставлен приказчик с суковатой палкой.
Клаус останавливаться не стал и двинулся дальше, ловя запахи из двух расположенных на этой улице харчевен. В одной баранину варили, в другой жарили бараньи ребрышки. Прежде Клаус старался побыстрее миновать такие заведения, чтобы не было соблазна, а теперь он, напротив, пошел медленнее, потягивая носом и нагуливая аппетит.
После покупки обновок он собирался отобедать по высшему разряду.
Насладившись наконец своим тайным преимуществом перед простыми горожанами, Клаус вошел в лавку, которая ему понравилась и показалась достойной для покупки новой одежды.
— Здравствуйте, молодой человек, — приветствовал его седой торговец, оценив посетителя наметанным глазом. С виду тот выглядел небогатым, однако торговец был немолод и опытен.
Человека с деньгами он определял сразу.
Взяв палку с медным крючком, хозяин сдвинул в сторону тяжелую занавеску, и перед Клаусом открылась другая часть помещения, с высокими зеркалами в старых бронзовых рамах и карусельными вешалками, на которых висели одежды из бархата и шелка, тонкой шерсти и вышитого альпазона. От мысли, что все это он может купить, у Клауса перехватило дыхание, однако он нашел в себе силы отказаться от такой роскоши.
— Нет, благодарю вас, я хочу купить то, в чем можно ходить по улице, а это… Это для королей.
Торговец улыбнулся и задвинул тяжелые шторы.
— Что ж, молодой человек, давайте подберем для вас не столь броские, но столь же достойные вещи.
И Клаус стал внимательно выбирать, выслушивая советы торговца, соглашаясь с ним или возражая. Он и не подозревал, что всего через две улицы в такой же лавке выбирал обновки его приятель Ригард, который тоже едва дотерпел до утра, чтобы разодеться, как купеческий сынок.
Наконец Клаус выбрал все, что хотел, пришла пора платить. С чувством гордости он вынул из кармана золотую монету и положил на прилавок перед торговцем.
— О, золото! — произнес тот и приветливо глянул на расплывшегося в улыбке Клауса. — Одну минутку, я соберу сдачу, что вам причитается, и сейчас же вернусь.
С этими словами торговец вышел в узкую дверь и, едва прикрыв ее, сразу переменился в лице. Оказавшись в конторке, он подошел к окну и внимательнее рассмотрел монету редкой чеканки.
Сомнений не оставалось, это было габинчийское золото.
— Лиггит! Ты должен немедленно бежать к городскому шерифу! — обратился торговец к молодому человеку, составлявшему расчетные бумаги.
— А что случилось, папаша?
— Это те самые монеты, понимаешь?!
— Да ну?
Лиггит поднялся и бросил перо, не заметив даже, что поставил на пергамент кляксу.
— И каков он из себя, этот вор? — Лиггит испуганно покосился на дверь конторки.
— Мальчишка совсем, чуть помоложе тебя! Вот что, Лиггит, отдашь полуталер шерифу и сейчас же попроси составить на него вексель, а если он откажет… — торговец на мгновение замешкался. — Нет, сделаем так! Я сам побегу к шерифу, а ты пойдешь к мальчишке, отдашь ему сдачу — один талер серебром и пять крейцеров, а потом вызовешься проводить до дома — закроешь лавку и пойдешь.