14

Полетав вокруг места происшествия, вертолёт приземлился у подножия холма, где раньше была зелёная травка. Теперь там простиралась безжизненная красная пустыня, где очень уместно смотрелись бы лунные кратеры.

Взметнув и без того ещё не улёгшуюся пыль, вертолёт с буквами «МЧС» на борту высадил десант и снова поднялся в небо.

— Опасаются… — прокомментировал Леха и двинулся навстречу людям в блестящих, как у космонавтов, костюмах.

Заметив шевеление, «космонавты» замерли, однако поняв, что это не диковинный зверь, а всего лишь Леха Окуркин, помахали ему руками.

Следом за другом навстречу десанту с Большой земли вышел Сергей Тютюнин. Он видел, как люди в блестящих костюмах измеряли Леху какими-то приборами и все кивали, кивали головами.

Когда Тютюнин подошёл ближе, его проверили таким же образом, и он ничуть не испугался.

Неожиданно «космонавты» все разом вздрогнули и подались назад. Сергей резко обернулся и понял, в чем дело. Это была Олимпиада Петровна, причёска которой встала Дыбом от глиняной пыли, а улыбка только придавала ей сходство с обгоревшим Терминатором.

— Не бойтесь, это евонная тёща, — пояснил Леха, указав на Сергея.

Когда Олимпиада Петровна подошла ближе, главный «космонавт» шагнул ей навстречу и спросил:

— Бабка, немцы в деревне есть?

— Чего? — не поняла Олимпиада.

— Шутка! — сказал главный и глухо засмеялся под своим шлемом. — Стой ровно, — добавил он и поводил вокруг Олимпиады специальным прибором. Затем так же проверил Любу и, облегчённо вздохнув, снял шлем.

Его товарищи последовали примеру главного и открыли свои покрасневшие, распаренные лица.

— Михалыч, покурим? — предложил один из «космонавтов».

— Покурим, — согласился главный и, получив сигаретку, прикурил её от поднесённой зажигалки.

Затянувшись и выпустив дым, он ещё раз внимательно посмотрел на погорельцев:

— Что здесь произошло?

— Мы сами не поняли, — честно признался Окуркин.

— Но взрыв-то был.

— Взрыв? — Серёга пожал плечами. — Мы вообще-то хотели землю взрыхлить, чтобы гумус и все такое…

— Червячки чтобы водились, — хрипло добавила Люба. «Космонавты» переглянулись.

— Какие червячки? — уточнил главный, в его голосе слышалось сочувствие.

— Земляные…

— Земляные, — повторил главный.

В этот момент заработала его рация.

— «Второй», что удалось узнать? «Второй», ответьте!

— Докладываю: радиации нет. Провожу дознание.

— Как проводите?

— Методом опроса пострадавших…

— А живые среди них есть?

— Живые? — Главный ещё раз посмотрел на погорельцев. -Живые есть.

— Хорошо, значит, я могу докладывать наверх?

— Да, докладывайте.

Убрав рацию, главный спасатель вернулся к прерванному дознанию:

— Так чего там у нас насчёт червячков?

— Земля была твёрдая, вот мы и решили её взрыхлить, — снова принялся объяснять Серёга. — Лопатой никак не получалось, и мы поехали к метростроевцам…

Тютюнин взглянул на Леху, и тот, вздохнув, продолжил:

— Это Бухалов виноват, товарищ главный. Это он виноват, сволочь, все дни напролёт пьяный, и собака у него закладывает, а её уволить не могут, потому как она ветеран пограничных войск и не раз прыгала с парашютом… — Выпалив все это без запинки, Окуркин развёл руками и добавил:

— Вот.

— Ну что же, картина ясная, — произнёс главный, понимая, что свидетели сильно повреждены. — Давайте совершим восхождение. Вы не против?

— Вообще-то у нас там «красный уголок» остался, — сказал Сергей, махнув в сторону развороченной вершины холма.

— Так-так. И чего вы там делали, в уголке?

— Мы? Мы там отдыхали-и…

— Укрывались от ветра и дождя, — добавил Окуркин.

— И ещё мы с мамой там переодевались, чтобы в чистом не работать, — вставила своё слово Люба.

— А чего же вы там работали?

— Грядочки организовывали.

— Так у вас там огород, что ли, на холме?

— Дачка.

— Дачка, баксов пачка, — задумчиво произнёс главный и, бросив окурок на лунный грунт, раздавил его космонавтским ботинком. — Ладно, пошли посмотрим на вашу Дачку… -

15

Подниматься на холм по осыпающемуся склону пришлось цепочкой.

Чем выше восходил Серёга Тютюнин, тем яснее представлял себе масштабы постигшего их с Лехой разочарования.

Красно-коричневая местность простиралась на километр вокруг, и все это пространство выглядело безжизненным.

Вскоре команда оказалась на вершине, все повернулись и заглянули в кратер.

— Значит, для червячков старались? — снова спросил главный, оценивая на глаз глубину воронки. — Глубоковато получилось — метров пятнадцать.

Помимо покрытых гарью склонов, в кратере, словно лепестки гигантской чёрной ромашки, обозначались остатки железнодорожной цистерны.

— Откуда это там? — поразился Окуркин.

— То есть это не вы её туда закопали? — спросил спасатель.

— Нет, это до нас кто-то. Здесь раньше нефтебаза была, а только потом моя дача.

— Ты что, придурок, дачу на нефтебазе организовывал? — искренне изумился спасатель.

— Это не я придурок, товарищ командир. Это моя тёща придурок! — Серёга радостно указал на Олимпиаду Петровну.

Развить свою мысль дальше ему помешал шум гусеничной машины, которая подкатила к холму и стала быстро взбираться по сыпучему склону.

— О, сам министр! — воскликнул главный спасатель и сейчас же нахлобучил свой шлем. Его бойцы тоже побросали окурки и оделись по форме.

Вездеход с эмблемой «МЧС» остановился в нескольких метрах от кратера, из кабины выскочил невысокий подвижный человек. Тютюнин сразу узнал его, однако фамилия тела из головы, должно быть, от удара взрывной волны.

«Шмидт, Щорс, Шеварднадзе…» — перебирал Серёга, а министр между тем соскочил на лунную осыпь и, заглянув в кратер, негромко выругался.

Спрыгнувший следом за ним заместитель в генеральском мундире едва не съехал в огромную воронку.

«Шварц, Шикльгрубер, Шлагбаум…» — крутилось в голове Тютюнина.

— Здравствуйте, товарищ Березовский! — неожиданно проревела Олимпиада Петровна. — Мы вас так ждали!

От её неожиданного крика все сотрудники МЧС едва не попадали в кратер.

Придя в себя от такого потрясения, министр одёрнул пиджак и сурово сказал:

— Я вижу, без пострадавших тут не обошлось?

— Да, малость повредились, — подтвердил командир группы спасателей.

— Да вы шлемы-то снимите. Чего людей пугать? Они и так вон кошмары наяву видят.

Спасатели с облегчением сняли шлемы.

— Что удалось выяснить? — поглядывая на развороченную цистерну, спросил министр.

«Шолом-Алейхем, Ширак, Шри-Ланка…» торопился Серёга, однако с такой нагрузкой его голова не справлялась.

— Они несут какой-то бред, товарищ министр, — пожал плечами спасатель.

— Какой именно бред?

— Ну-ка ты, контуженный, расскажи, — обратился спасатель к Лехе.

— Ага, сейчас… Значит, чтобы червячки, мы разрыхлить решили, а Бухалов, сволочь, собака у него пьёт, на парашюте прыгает и бутерброд с килькой… Э-э… Где-то в среднем Уровне…

— Ну что тут непонятно? — Министр строго посмотрел на командира спасателей. — Человек рассказал, что они от-

Правились на участок строительства станции метро «Наглово» и у своего знакомого прораба Бухалова взяли набор для взрывных работ. Насверлили перфоратором дырок, сунули в них взрывные устройства ВУ и с расстояния сто метров произвели подрыв.

— Точно! — кивнул Леха.

— А ещё собаку зовут Алмаз, — заметил заместитель с генеральскими погонами.

— Ты-то откуда знаешь? — удивился министр.

— Мы с Алмазом вместе служить начинали. Я лейтенантом, а он маленьким щенком.

— Ну ладно. С этим разобрались, — подвёл итог министр. — Пострадавшие, садитесь в вездеход, я отвезу вас в медпункт.

— Меня не нужно, — замотал головой Леха. — Мне ещё машину откапывать. У вас случайно лопаты не найдётся?

— А я ему помогу, можно? — поднял руку Серёга. — А вы лучше заберите с собой женщин.

— А здесь что, женщины есть? — удивился министр.

— Да, это мы! — радостно объявила Олимпиада Петровна и шагнула к министру, едва не свалив его своим бюстом.

16

Министр любезно выделил Лехе с Сергеем две сапёрные лопатки, после чего вся спасательная команда вместе с Олимпиадой Петровной и Любой уехала.

Супруга Тютюнина напоследок крикнула, чтобы Сергей не задерживался долго, и тот ответил: «Ладно».

— Ну и что теперь делать? — вздохнул Тютюнин, когда вездеход скрылся из виду, оставив лишь шлейф красноватой пыли.

— Откапывать пойдём, чего же ещё.

— Да я не об этом. Оборудование-то пропало.

— Да и хрен с ним. Ты думаешь, Бухалов чего-нибудь помнит?

— А что, нет?

— Ну ты же не помнишь, как на Восьмое марта милиционера облевал.

— Что?

— Вот то-то и оно. Иногда память нам изменяет. Друзья спустились к месту, где под слоем глины скрывался окуркинской «запорожец», и приступили к работе.

Глина была рыхлая и копалась легко, а толстая шкура «лупатого» помогла ему перенести испытание без потерь.

Даже двигатель завёлся почти что сразу, и друзья с комфортом совершили спуск на днище машины, поскольку колёса до твёрдой земли не доставали.

Чтобы привести себя и автомобиль в порядок, было решено ехать на уже знакомую речку Каменку.

Там друзья искупались, прополоскали вещи, а затем, набрав в ведёрко воды, поднялись к «запорожцу», чтобы его помыть.

Не успели они намочить бока «лупатого» скакуна, как услышали рёв десятков глоток и увидели ту самую орду пионеров, о которой рассказывал Окуркин.

— Чего-то они сегодня поздно, — заметил он. Человек пятьдесят детей разного возраста ещё издали стали метать в реку заряды. Каменка содрогнулась от взрывов.

— Интересно, их мамочки знают об этом? — подумал вслух Тютюнин.

Они с Лехой постояли за кустами ещё немного, однако взрывов больше не последовало, и друзья вышли на открытое место, чтобы посмотреть, за чем же охотятся малолетние преступники.

Оказалось, что дети собирали вовсе не оглушённую рыбу. Они собирали лягушек!

Зелёных и коричневых лягушек с вытянутыми ногами и посиневшими животами. Мальчишки словно грибы забрасывали их в лукошки, и Окуркин неожиданно для себя крикнул:

— Эй, почём улов, парни?!

Сбор лягушек сейчас же прекратился, десятки подозрительных глаз уставились на двух невесть откуда взявшихся дачников.

В руках у одного «пионера» Тютюнин заметил неиспользованный заряд.

«Дурак Леха, — подумал Сергей. — Ой дурак…»

— А ты чего, купить хочешь? — с ехидной улыбочкой поинтересовался самый крупный хулиган. Он как две капли воды был похож на Мишку Квакина из книжки «Тимур и его команда», которую злые языки называли «Чубайс и его Семья».

— Куплю, если товар хороший, — с расстановкой произнёс Леха, косясь на пионера с неизрасходованным зарядом.

— Ты чего, Мишка, Лохматый запретил нам с другими торговаться! — одёрнул главного хулигана кто-то из пацанов.

— Да плевал я на Лохматого, — огрызнулся тот. — С кем хочу, с тем и торгую.

— А вы откуда будете, парни? Может, я к вам в гости наведаюсь? Там и поговорим, — продолжал сходить с ума Окуркин, сам дивясь своей смелости.

— Из Горелкова мы, — ответил Мишка. — А вы-то кто такие? Гости столичные?

— Мы-то? — Окуркин задумался, что бы такое соврать, но тут его неожиданно опередил разволновавшийся Сергей.

— Сапёры мы, — сказал он. — Из МЧС.

— Эй, так это вы нефтебазу-то взорвали?! — догадался тот пацан, что предупреждал о Лохматом.

— Пришлось, парень, пришлось. Чуть сами там не остались.

— Ух ты! — Подозрительность в глазах горелковских мальчишек сменилась восхищением. — А чего было-то, бонба ?

— А то, — кивнул Леха. — С дав них времён. С самого монголо-татарского ига пролежала… Проржавела вся…

— Ладно, — складывая к лукошко последних лягушек, согласился Мишка. — Будете в Горелкове, спросите товарища Ежова.

— Так ты, стало быть, Ежов? — догадался Леха.

— Нет, я его товарищ.

17

Было время, когда дунтосвинты делили планету Квак с мотофибами, однако вследствие долгих войн мотофибы были почти полностью уничтожены, и лишь часть их сумела укрыться на отдалённых ледяных астероидах.

Оставшись без конкурентов, дунтосвинты стали быстро размножаться, и вскоре первые из них вышли на сушу, иначе все прибрежные океанические воды походили бы на густую похлёбку из морской воды и дунтосвинтов.

Прошли тысячелетия, сухопутные дунтосвинты вынужденно приспособились к тяжёлым условиям, быстро развиваясь, строя себе жилища и отводя от рек и озёр каналы, в которых они разводили лягушек.

Что же до водоплавающих дунтосвинтов, то те подчинялись воле океанских течений и мигрировали вслед за морскими лягушками фугу, которыми они питались. Когда поголовье фугу в океане увеличивалось, жизнь водоплавающих дунтосвинтов становилась беззаботнее, но такое случалось не часто, и однажды из-за неурожая фугу произошёл первый поход водоплавающих дунтосвинтов на сушу.

Благодаря своей многочисленности водоплавающие после долгих кровопролитных войн завоевали земли своих сухопутных собратьев и были немало удивлены тем, как далеко в своём развитии те ушли от морских сородичей.

Вожди морских дунтосвинтов поражались специальным сооружениям, где даже в жаркий день можно было полежать в прохладной трясине.

Они с удовольствием ели озёрных и речных лягушек, наслаждаясь их нежным мясом. И вскоре им окончательно стало ясно, что жить на суше правильнее и полезнее для дунтосвинтской нации.

Разрозненные вожди организовали совет и избрали Редиректора, который объявил водоплавающих и сухопутных дунтосвинтов равными в правах и основал первый дунтосвинтский город — Квакбург.

Когда-то это было небольшое поселение из полусотни насыпных глиняных холмов, изрытых ходами и соединённых друг с другом заполненными илом каналами. Однако со временем город так разросся, что занял целую половину острова, дрейфовавшего в Саргассовом океане.

Дунтосвинтское государство развивалось. Появились торговый флот и новые города. Остававшиеся в океане разрозненные дунтосвинтские племена время от времени пытались разрушить Редиректорат, однако это им не удавалось.

В истории дунтосвинтов было ещё много войн, пока они не создали наконец могучую цивилизацию.

Просвещённые дунтосвинты стали носить одежду, окрашивать кожистые гребни в яркие цвета и завозить на Квак уцелевших мотофибов, поскольку стало модным иметь мотофибскую прислугу.

Столичные дунтосвинты гордились тем, что в море давно уже «ни ногой», а тех, кто ещё жил в океане, они презрительно называли деревней.

На Кваке оставалось ещё достаточно свободных территорий, однако дунтосвинты начали строить военный флот и захватили одну за другой несколько населённых планет.

Одной из них была Ибабуту, где жили и процветали разумные и миролюбивые тушканчики.

Они с готовностью признали главенство дунтосвинтов и вернулись к своим повседневным заботам. Тушканчики были мастеровитыми существами и обожали чеканить по меди, по жести и вообще по чему попало.

Оставив на Ибабуту небольшой гарнизон, основная часть дунтосвинтов улетела, поскольку на планете тушканчиков не было воды, а местные аборигены довольствовались той жидкостью, что получали вместе с суховатой травкой.

По другим данным, они с удовольствием пили кислоту из вулканических кратеров.

На Шабоклее захватчикам повезло больше, поскольку там не было собственной разумной расы, а вот болота имелись в изобилии. Дунтосвинтским селекционерам удалось вывести сорт лягушек, которые не умирали от серных испарений, и Шабоклей стал понемногу колонизироваться.

Когда пришло время очередного расширения имперских владений, разведывательные корабли прилетели в Солнечную систему.

Поначалу дунтосвинтам понравился Марс, и они планировали разводить там лягушек.

Были выделены средства для рытья системы каналов, однако вскоре появились более важные направления, вследствие чего почти готовые марсианские каналы были заброшены, а вся Солнечная система предана забвению.

Одним лишь боссам Имперской разведки не давали покоя быстро развивающиеся племена землян.

Климат на планете Земля все время менялся, но в конце концов он как-то организовался и там появились первые лягушки.

С этого момента за планетой стали следить более внимательно.

В штате Имперской разведки появился специальный отдел, который готовил разведчиков-нелегалов для работы в среде людей.

Это были специалисты, в совершенстве владевшие методами экранного гипноза.

Именно этим объяснялся тот факт, что внешность дун-тосвинтских шпионов не казалась людям вызывающей и ни одна собака не могла унюхать исходивший от них запах тины.

Иногда, чтобы чуть-чуть расслабиться, дунтосвинтские агенты собирались вместе и, ослабив гипнотическое воздействие на людей, приоткрывали свою тайну. Если же кто-то вдруг удивлялся их необычному виду, дунтосвинтские шпионы принимались уверять, что они просто молодёжное течение, и даже придумали этому течению название — панки.

В человеческом обществе к панкам постепенно привыкли, и когда порой у кого-то из них зеленело лицо или вырастали слишком острые зубы, к этому относились с пониманием — чего с них взять, панки.

Одним словом, дунтосвинты на планете прижились и продолжали разведывательную деятельность.

18

Прямо с борта крейсера адмирал Пинкван отправился в Государственное Собрание, которое располагалось в центре Квакбурга, в большом пятиугольном здании, чаще называемом Пентакваном.

От порта до города адмирал добирался на персональном квамузине. Аппарат стремительно нёсся над покрытыми дымкой низинами, вся площадь которых была нарезана правильными квадратиками лягушачьих ферм.

Адмирал помнил времена, когда здесь были тихие болота, где росли квалотосы и кваромашки.

Но это осталось в далёком прошлом.

Качнувшись на воздушном потоке, квамузин изменил курс. Через несколько минут за стеной молочно-серого тумана стали проступать величественные здание Квакбурга — Города Городов и Столицы всех Столиц.

* * *

Пробиваясь сквозь низкую облачность, солнечные лучи выхватывали то один, то другой район города, и это великолепное зрелище так взволновало адмирала, что он невольно стал напевать песню из популярного фильма «Квакбург в сердце моем».

— Квак-бу-у-ург, о-о-о, Квак-бу-у-ург! — гундосил адмирал, а сидевший за ним адъютант кривил губы и тряс от омерзения кожистым гребнем. Пение адмирала ему не нравилось.

Когда Пинкван заголосил: «…я помню твои ночи, Квакбург…», лейтенант наконец не выдержал и, вскочив со своего места, закричал, перекрывая вой адмирала:

— Не желаете ли лягушечку, мой адмирал?!

— Лягушечку? — переспросил адмирал, внезапно почувствовав голод. — Да, пожалуй, я съем лягушечку… м-м… э-э… Двенадцатый номер, пожалуй.

Приняв холодную лягушку, Пинкван успокоился. Ква-музин пошёл на снижение, осторожно маневрируя между высотными зданиями и избегая столкновения с другими квамузинами. Он на мгновение завис над пятиугольной крышей Пентаквана, затем стал медленно опускаться, пока не коснулся посадочного квадрата, обозначенного цепочкой мигающих огней.

Распахнулась дверь, разложился трап, адмирал, опираясь на лапы встречавших его служащих, сошёл на бетон.

— Ты нас просто спас, дружище, спасибо… — поблагодарил пилот квамузина, когда адъютант адмирала проходил мимо него. — Когда старик заголосил про ночи Квакбурга, я был готов штурвал бросить…

— Не стоит благодарности, — усмехнулся лейтенант. — Это моя работа.

Спускаться на нужный этаж пришлось довольно долго — помещение, где заседало Государственное Собрание, ндхо-дилось глубоко под землёй. Это диктовалось не только требованиями безопасности, но и неспособностью многих престарелых дунтосвинтских сенаторов выдерживать сухой воздух верхних этажей. Чем старше становились дунтосвинты, тем сильнее они чувствовали свою принадлежность к водоплавающему народу.