Алекс Вуд

Проделки Рози

Пролог

Сегодня я хочу рассказать вам одну замечательную историю…

Нет-нет, так не пойдет. Это неудачное начало, я запутаюсь. Прежде всего, позвольте ввести вас в курс дела. Если у вас нет желания слушать болтовню глупой влюбленной девушки, то начало смело можете пропустить. Приступайте сразу к основной части, и я уверяю вас, что вы не разочаруетесь. Но для тех, кто предпочитает знать все и кого не страшат глубины душевных страданий, я расскажу о том, как я впервые встретилась с Уолтером.

Еще полгода назад я думала, что любви с первого взгляда не существует. Может быть, раньше, когда девушкам нечего было делать, кроме как мечтать о прекрасных принцах, им достаточно было только посмотреть на мужчину, чтобы влюбиться. Они вздыхали при луне, прикалывали засохшие цветы к корсетам и роняли слезинки над проникновенными стишками.

Но сейчас таким глупостям не место, считала я. Есть дела поважнее и посерьезнее. Корсеты и проникновенные стишки благополучно канули в Лету. Мы живем во времена великих перемен и должны соответствовать их духу. Суфражистки, не щадя себя, сражаются за права и свободы женщин, и мы вот-вот получим право голосовать на выборах. До нежной ли любви, когда появилась возможность поучаствовать в политических играх?

Уберите стихи и дайте мне парламентскую колонку «Таймс» – вот как я смотрела на жизнь в то время.

Когда я вспоминаю, какой наивной глупышкой я была, мне становится смешно. Конечно, это смех сквозь слезы. Прошло совсем мало времени, и я осознала свою неправоту… Но какой ценой…

Ценой разбитого сердца.

Я встретила Уолтера Алистера и влюбилась в него. С первого взгляда и на всю жизнь.

Случилось это несчастье со мной на приеме у леди Сэппингтон, куда мама почти насильно затащила меня. Светская жизнь, которую, по ее мнению, должна вести девушка моего положения и внешности, совершенно меня не прельщала. Но леди Сэппингтон – старинная мамина подруга, и я была просто обязана показаться на ее приеме. Хоть это и не доставило мне ни малейшей радости.

Как неприкаянная бродила я от стены к стене и мечтала о том, чтобы стать невидимой или хотя бы глухой. Все эти сплетни, перешептывания, недомолвки действовали мне на нервы.

– А вы слышали, что старший сын лорда Топпингхолла сбежал с кухаркой?

– А вы знаете, что Патрик Сильверстоун устроил снова дебош в клубе «Дубы»?

– А вы в курсе, что Элизабет Алистер подыскивает невест для своего сына?

И так без конца. Несколько раз меня пытались вовлечь в обсуждение чужих проблем и пороков, но я была непреклонна. На такие темы я не разговариваю. Они не просто не интересуют меня. Они вызывают во мне отвращение.

С молодыми людьми дело обстояло чуть получше. Они хотя бы не сплетничали. По крайней мере, при мне. Но зато пытались за мной ухаживать, что было лишь чуть менее неприятно.

– Не хотите ли выпить бокал шампанского?

– А вы видели новую пьесу Корбетта?

– Где вы собираетесь провести лето?

И все в таком духе. Через пять минут подобных разговоров моя голова обычно трещит, и я начинаю истово мечтать о своей уютной комнате и свежем номере «Таймс».

Пожалуй, здесь мне следует остановиться и расставить все точки над «i». Я ничего не имею против молодых людей и любви в целом. Но когда на меня начинают смотреть томными глазами, при мне начинают вздыхать и бессмысленно улыбаться, я прихожу в ярость. Почему мужчина становится таким непроходимым болваном при виде хорошенькой девушки (а меня с детства считают хорошенькой)? Вот что терзает меня с тех пор, как я стала выезжать в свет.

Но в тот вечер у леди Сэппингтон мои взгляды потерпели сокрушительное поражение. Не успела я отделаться от болтливого Чарльза Тотенхэма и рыжего Оливера Маккуинги, как прибыли новые гости. Леди Элизабет Алистер и ее сын Уолтер.

Мне было достаточно один раз взглянуть на него, чтобы потерять сердце, разум, покой и все прочее, что полагается терять от любви с первого взгляда. О «Таймс» и суфражистках было навсегда забыто.

За несколько минут я успела разглядеть его во всех подробностях, так что его образ навсегда запечатлелся в моей памяти. Конечно, я бы предпочла иметь его фотографию, но, увы, Уолтер не кинозвезда и его снимки не печатают в еженедельных журналах. Поэтому каждый раз перед сном я обращаюсь к своей памяти и вызываю воспоминание о нашей первой встрече.

Уолтер Алистер показался мне самым красивым мужчиной из всех, что я встречала до сих пор. У него изумительные глаза: светло-карие, строгие, внимательные. От его взгляда хочется спрятаться и в то же время хочется, чтобы он смотрел на тебя вечно…

Ресницы Уолтера… Ах, любая девушка отдала бы мизинец за то, чтобы иметь его ресницы. Пушистые, длинные, черные. Похожи на мои, между прочим. Брови темные, ровные, не толстые и не тонкие, а как раз такие, какие нужно, нос прямой, с небольшой горбинкой, волосы светлые, густые… Нет, не хватает у меня способностей, чтобы описать его. Слова меркнут в сравнении с чувствами, которые охватили меня в тот момент, когда я увидела Уолтера.

Любовь с первого взгляда от души стукнула меня по макушке. И надо же было такому случиться, что я влюбилась в мужчину, чьи взгляды на любовь практически полностью совпадали с моими.

Разумеется, с моими прежними взглядами.

Потому что после встречи с Уолтером я перестала быть собой.

Вернувшись домой, я с пристрастием расспросила мамочку об Уолтере Алистере. Бедняжка так обрадовалась моему интересу, что выложила все, как на духу. Уолтер был образцом для подражания и столпом общества. Идеальный сын и жених: умен, богат, красив, образован, безупречен. Он был дружен с Патриком Сильверстоуном, известным смутьяном и нарушителем приличий, но ни разу не был замешан ни в одной из затей Патрика.

Единственное, что ставили Уолтеру в упрек, это излишнюю замкнутость. Он предпочитал проводить время дома наедине с книгами, а не с друзьями в шумном клубе. Однако большинство сходилось на том, что в наш развращенный век это характеризует Уолтера с наилучшей стороны.

Я ничего не имела против его замкнутости. Пока на себе не ощутила ее ледяную руку.

На приеме у леди Сэппингтон я упустила возможность познакомиться с Уолтером, потому что вместо того, чтобы попросить маму представить его мне, я спряталась за колонны и пожирала Уолтера глазами. Глупо, конечно, но вполне естественно для меня.

Но на дневном спектакле, что устраивала Гортензия Фалстроуп через неделю, я намеренно попалась Гортензии на глаза, когда она беседовала с Уолтером. Нас представили друг другу. Это было непередаваемо… Мое сердце колотилось так быстро, что я была уверена – его слышат все вокруг. Должно было произойти что-то невероятное…

Пусть Уолтера поразит гром любви, как это произошло со мной, взмолилась я. Господи, пожалуйста.

Но мои жаркие молитвы не помогли. Глаза Уолтера равнодушно скользнули по моему лицу. Он поклонился, пробормотал что-то вроде «приятно познакомиться» и тут же забыл о моем существовании.

Не в моих правилах навязываться мужчинам, но ради Уолтера я была готова на все. Увы, он не дал мне возможности даже поговорить с ним – ушел, не дождавшись конца представления. А я к своему ужасу выяснила, что Уолтер очень редкий гость на светских вечеринках и приемах, что он сторонится женщин и вообще редкостный нелюдим. И что если он когда-нибудь женится, то исключительно по указке своей властной матери, леди Алистер.

Что мне было делать? Здравый смысл подсказывал единственный выход. Забыть Уолтера и сделать наконец выбор между Чарльзом Тотенхэмом и Оливером Маккуинги.

Так я и собиралась сделать, пока однажды ко мне не нагрянул нежданный посетитель…

1

Уолтер играет в бильярд

Уолтер стоял в прихожей и рассеянно перебирал визитные карточки вчерашних посетителей. Друзья и знакомые леди Алистер, которым не лень было наносить светские визиты и непременно оставлять карточки. Уолтер как раз дошел до леди Гвендолин Чезвик, когда раздалась заливистая трель дверного звонка.

В доме Алистеров дверь обычно открывал дворецкий, но ему еще нужно было спуститься вниз, а Уолтеру было достаточно протянуть руку, чтобы снять тяжелую дверную цепочку.

Что он и сделал, гадая, кому вздумалось заявиться к ним в гости в это время.

Днем в воскресенье обычно находилось мало желающих наносить визиты. Все отсыпались после бурной субботы и готовились к воскресным вечеринкам. Даже самые стойкие и непогрешимые люди из числа близких знакомых леди Алистер предпочитали оставаться воскресным днем дома, чтобы почитать или повязать.

Но человеку, который стоял на пороге дома Алистеров, было не до сна или вечеринок и уж тем более не до вязания. Ярко-желтая жилетка и высокая шапка безошибочно указывали на то, что нежданный посетитель состоит в рядах тех, кто неусыпно бережет покой граждан.

– Добрый день, сэр, – вежливо сказал полицейский, – Я констебль Бернс. Простите, что потревожил.

– Здравствуйте, констебль, – сухо произнес Уолтер.

У него были свои причины, чтобы не любить представителей закона.

– Чем могу быть полезен?

Полицейский замялся.

– Понимаете, мы преследуем воровку… И мне показалось, что она забежала в ваш дом.

– Каким образом, хотел бы я знать? – холодно осведомился Уолтер. – Как вы понимаете, мы вряд ли бы впустили в дом воровку.

Но его изящный сарказм пропал втуне. Констебль Бернс был из разряда «непрошибаемых».

– Перемахнула через забор и спряталась в саду.

Уолтер пожал плечами.

– Весь сад прекрасно просматривается с улицы. Вы можете спокойно убедиться, что никакой воровки там нет. Доброго дня, констебль.

Уолтер стал закрывать дверь, но полицейский остановил его.

– Да, сэр, простите, но я бы хотел осмотреть дом. С вашего позволения, конечно. Сад пуст, я знаю. Скорее всего, она внутри. В доме наверняка имеется черный ход… или открытое окно на первом этаже…

Уолтер нахмурился. Дожили. Теперь полиция не гнушается уже врываться в частные дома.

– У вас есть ордер?

– Нет, но я рассчитывал, что вы войдете в положение и позволите…

– Тогда нам не о чем разговаривать. Сейчас в доме идет ремонт, и черный ход закрыт. Окна на первом этаже мы никогда не открываем. Так что можете быть уверены, что вашей воровки здесь нет.

– Но, сэр, ей некуда было деваться. Я лично видел, как она перепрыгнула через ваш забор.

– Может быть, она улетела? – предположил Уолтер с усмешкой. – Поищите ее в другом месте.

Он закрыл дверь, возмущенный до глубины души наглостью «бобби». Видите ли, он хочет осмотреть дом! Без ордера. Его, Уолтера Алистера, не проведешь. Он знает свои права. И к тому же не питает особого почтения к лондонской полиции. Однажды… впрочем, нет. Воскресный день слишком прекрасен, чтобы омрачать его грустными воспоминаниями. Лучше побыстрее забыть о назойливой полиции и развлечься игрой в бильярд.

Уолтер снял твидовый пиджак, тщательно разгладил невидимые морщинки и повесил его на спинку стула. Затем включил круглую зеленую лампу над бильярдным столом и натер мелком кончик кия. Все его движения были неспешны и размеренны, как у человека, который изо дня в день совершает один и тот же непонятный для непосвященных ритуал.

Уолтер больше всего на свете любил эти воскресные предобеденные часы, когда он запирался в бильярдной и в одиночестве играл. Его повседневная жизнь была переполнена людьми, и Уолтер особенно ценил эти моменты спокойствия. Он отличался замкнутым характером, и общение с окружающими порой причиняло ему массу неудобств.

Уолтер нередко мечтал о безмятежной жизни в каком-нибудь глухом деревенском уголке Англии, где гости бы появлялись не чаще двух раз в год, а все остальное время он бы счастливо делил между своими книгами, сигарами и бильярдом. Мечты Уолтера не были секретом ни для кого из его знакомых, и в обществе над ним частенько подшучивали и за глаза называли чудаком. Подумать только – обладать такой внешностью и состоянием, иметь за спиной всю мощь и влияние семьи Алистер и стремиться к жизни в сельской глуши, вдали от модных клубов и театральных премьер.

Малыш Уолли (как его по-прежнему называли в определенных кругах, несмотря на то что на днях ему стукнуло двадцать семь) просто рисуется, считали одни.

Нет, он потихоньку сходит с ума, говорили другие.

Но ни первые, ни вторые не удивлялись. Они полагали, что отпрыску богатой и благородной семьи полагается иметь причуды и странности. Чем больше, тем лучше. Таким образом, каждое воскресенье Уолтер с чистой совестью уединялся в любимой бильярдной и фантазировал, что находится не в самом сердце Белгравии, а в какой-нибудь цветущей деревушке Хэмпшира или Глостершира.

Уолтер достал бильярдные шары и выложил их в аккуратный треугольник. Прекрасная игра бильярд. Как ничто другое способствует сосредоточению и концентрации внимания при полном отключении сознания от внешних факторов. Уолтер даже подумывал написать брошюру о благотворном влиянии бильярда на психику издерганного современного человека. Издал бы ее на личные средства и распространил бы бесплатно среди друзей и знакомых, которые все как один относились как раз к тому самому издерганному типу людей.

Но только Уолтер взял кий в руки и склонился над столом, чтобы сделать первый удар, как за его спиной возникла тень. Ее появление сопровождалось деликатным покашливанием. Молодому человеку не нужно было поворачиваться, чтобы узнать, кто осмелился потревожить его в священные часы бильярда.

Реджинальд Брукфилд, личный камердинер.

Он был для Уолтера тем, кем Скапен был для Леандра, а Дживс – для Вустера, то есть преданным до мозга костей слугой, который знает своего хозяина лучше, чем он сам знает себя, и обладает потрясающей способностью улаживать самые неразрешимые проблемы. Уолтер ценил Брукфилда и в какой-то степени даже благоговел перед его необыкновенной сообразительностью.

Но сейчас он имел полное право быть недовольным. Часы, посвященные бильярду, были святы.

– В чем дело, Брукфилд?

– Простите, сэр, что потревожил вас сейчас.

Камердинер тактично потупился. Уолтер забеспокоился. Брукфилд был не из тех наглых камердинеров, которые врываются к господам в любое время дня и ночи безо всякой причины.

– Что-то случилось?

– Боюсь, сэр, у нас возникла проблема.

Брукфилд шагнул в сторону. Проблема стояла сразу за его спиной. Она имела вид растрепанного мальчишки лет пятнадцати. Темные волосы, испуганные глаза на бледном перемазанном личике, невероятной величины вязаная кофта и продранные на коленях джинсы – все это Уолтер ухватил одним взглядом.

– Откуда это, Брукфилд?

По вполне понятным причинам голос молодого человека чуть дрогнул. Не каждый день джентльмен сталкивается в своем доме со столь чумазым существом.

– Из чуланчика, сэр.

Чуланчиком в доме Алистеров было принято называть примыкающую к бильярдной маленькую комнату. Там хранились клюшки и мячики для гольфа, запас бильярдных киев, первые боксерские перчатки Уолтера и прочие милые его сердцу пустячки. Маленькое окно под потолком выходило на задний двор, а единственная дверь вела в бильярдную.

Упреждая естественный вопрос Уолтера, Брукфилд пояснил:

– Окно было открыто.

– Да какая мне разница! – раздраженно воскликнул Уолтер. – Выстави его на улицу, и дело с концом!

– Не могу, сэр.

Уолтер поднял одну бровь. Раньше бывало, что Брукфилд отказывался выполнять его приказания. Но случалось это обычно тогда, когда Уолтер настаивал на чем-либо ошибочном. Как в случае с приемом леди Сэппингтон, когда лишь усилия Брукфилда заставили Уолтера осознать, что если он не поедет с матерью на прием, то наживет смертельного врага в лице вышеупомянутой леди.

Сейчас же правота хозяина была неоспорима. Выкинуть из дома грязного мальчишку, который нагло пробрался в святая святых Уолтера Алистера, обязанность каждого уважающего себя камердинера!

– Не прогоняйте меня, сэр, – пробормотал «мальчишка» высоким женским голосом.

Бровь Уолтера поползла еще выше.

– Да, сэр, – наклонил голову Брукфилд. Он как всегда верно истолковал выражение лица хозяина. – Это девушка.

Уолтер пригляделся к незваной гостье. Ее было очень легко спутать с мальчиком, если бы не голос. Худенькое личико и огромные умоляющие глаза. Уолтер ощутил, как жалость против воли прокрадывается в его сердце.

– Как ты оказалась в моем доме, дитя мое? – спросил он ласковее, чем полагалось бы.

– Простите, сэр.

«Дитя» шмыгнуло носом и провело нечистым рукавом по лицу. Уолтера передернуло.

– Я случайно забежала. Нигде нет житья от этих паршивцев…

Понимать девушку было сложно. Во-первых, она бубнила себе под нос и проглатывала окончания, а во-вторых, неистребимый акцент кокни терзал уши Уолтера.

– Боюсь, что юную мисс преследуют полицейские, – корректно пояснил Брукфилд.

– Ага, – без энтузиазма подтвердила девушка. – Совсем загоняли, гады…

Лицо Уолтера вытянулось. Похоже, что сегодняшний полицейский был прав. Неуловимая воровка все-таки проникла в дом.

– Они это… думают, что я свистнула побрякушки старой миссис Хиггинс…

Девушка опять провела по лицу рукавом сомнительной чистоты. Уолтер поморщился.

– А это не я, честно, сэр… я близко там не была. Да и ни к чему они мне. Может, это кривой Томми, а может, Дик. Они что-то говорили о старухиных камешках. Ну не знаю я, кто еще там рядышком крутился… А все на меня решили спихнуть. Проще простого, кто бы сомневался…

Уолтер положил кий на стол и тщательно прокашлялся. Юная мисс, по всей видимости, наивно полагает, что в доме Алистеров ей позволят укрыться от справедливого возмездия. Ему придется открыть ей глаза. Пусть он лично относится к полиции без уважения, но покрывать воровку не будет.

– Прости меня, но твои проблемы с полицией меня не касаются, – вежливо, но решительно сказал Уолтер. – Сегодня я уже имел честь побеседовать с одним… гм… представителем закона и, к сожалению, ввел его в заблуждение и не разрешил обыскать дом. Хотя сейчас я понимаю, что нужно было согласиться.

В широко распахнутых глазищах заблестели слезы. Уолтер страдальчески поморщился. Вид женских слез, пусть даже существо в кофте с трудом можно было назвать «женщиной», был для него невыносим.

– Если я правильно понял тебя, дитя мое, то полицейские считают тебя виновной в краже?

– Ага.

– К которой ты не имеешь никакого отношения?

– Да меня и рядом там не было! Я ж говорю, что это скорее Томми или Дик или, может, Пегги…

Девушка задумчиво потерла подбородок. Уолтер настороженно следил за каждым ее движением.

– Да, черт возьми, Пегги сейчас очень нужны деньжата. Она бы могла…

– Тогда в чем дело? – улыбнулся Уолтер. – Ты все расскажешь в полицейском участке, и тебя никто не будет обвинять.

– Черта с два! – выпалила девушка. – Бобби только и ждут, чтобы меня сцапать. Давно на меня зуб имеют и просто так не выпустят. А все из-за моей мамаши, которая краденым торговала, а потом в кутузку угодила. Теперь меня решили к ней, я ж все понимаю. Я сама видела, возле дома толкутся и ждут, сволочи…

Уолтер встревоженно взглянул на Брукфилда. Ему не нравился ни облик юной нарушительницы границ, ни ее жаргон. Конечно, законы человеколюбия никто не отменял, но разве джентльмену не позволено охранять границы своего дома? При иных обстоятельствах он бы с удовольствием помог несчастной малышке… Подал бы ей пенни, к примеру. Но что сейчас от него требуется?

– Милая моя, а я что для тебя могу сделать? – осведомился Уолтер.

Ответ девушки заставил Уолтера вытаращить глаза.

– Можно я побуду у вас немного, а, сэр?